К литературе прибегают, когда все остальное подводит: она позволяет уйти от ответственности и попутно представить себя в более выгодном свете. Русская литература все-гда служила для русской же политики чем-то вроде последнего прибежища. Писателями, в общем, становятся не от хорошей жизни, а лишь тогда, когда надо спасать имидж, причем чаще всего в глазах интеллигенции. Ее можно сколько угодно ругать, но суждения, остающиеся в истории, выносит здесь она. И потому власть, желая ей нравиться, ударяется в литературу: пишет мемуары и публицистику, как Брежнев и Ельцин, а то и художественные сочинения, как некоторые из российских олигархов.
За последнее время в литературу ударились сразу три весьма заметных представителя отечественной власти: Владимир Путин написал колонку для журнала "Русский пионер" (во второй раз). Владислав Сурков на публичных чтениях продекламировал верлибр Аллена Гинзберга "Сутра подсолнуха" (наизусть!). А Юрий Михайлович Лужков опубликовал очередной рассказ - про то, как гадкий мальчишка во дворе задирал беспомощного инвалида и цинично из-девался над ним, а добрый и храбрый Юра Лужков, еще не мэр, вступался за больного и колотил несносного обидчика слабых.
Но тут встает любопытный вопрос: украшает ли наших ли-деров столь тесное знакомство с литературой? В плюс ли им эти занятия? Один известный московский публицист уже от-метил в своем блоге, что все-таки "Сурков самый интересный из них" - тех, что за кремлевской стеной. Другиев том же блоге справедливо недоумевают: что же тут инте-ресного? Да то, поясняет публицист с невинным видом, что он… наизусть… английские стихи, да еще нерифмованные…
Не станем спорить о вкусах - лирический герой "Околоноля", часто приписываемого тому же госдеятелю, известен экстравагантными вкусами и сам признавался в том, что любит только Григория Нисского да "Поднятую целину". Ну, нравится Суркову довольно обыкновенное и раннее (1955) стихотворение Гинзберга - ну и ради бо-га. Но стоит ли ста-вить в заслугу главному идеологу России то, что он так свободно читает наизусть американские стихи? Само по себе это прекрасно, нет слов; но если он так умеет ценить свободу слова в исполнении Гинзберга, что мешает ему распространить принципы этой свободы на Россию? Мне вот в моих старших классах часто приходится объяснять детям, почему любовь Долохова ("Война и мир") к матери не положительная, а, скорей, отрицательная чер-та. Вообще любить мать пра-вильно, но вот любить мать и быть при этом циничным мерзавцем - некоторый сти-листический диссонанс. Бан-тик украшает котика, но силь-но портит тигрика или вампирчика. Если ты так любишь поэзию, которая и есть высшее проявление свободы и нравственности, почему в твоей повседневной деятельности нет ни того, ни другого? Получается, что ты любишь не "Сутру подсолнуха", а себя, читающего "Сутру подсолну-ха", вдобавок в оригинале. По-лучается, что "Сутра подсолнуха" помогает тебе и всем твоим художествам легитимизироваться в глазах интеллектуалов. И движение "Наши", архитектором и патроном ко-торого является именно главный идеолог Кремля, как бы уже украшено тем самым гряз-ным, но непобедимым подсолнухом, о котором так трогательно беседовали в депо молодые Гинзберг и Керуак. Об этом ли они мечтали? Можно себе представить, как вертятся эти писатели в гро-бах от такого соседства.
Юрий Михайлович написал хороший, трогательный рассказ об инвалиде. Получается, что он как бы подперся этим инвалидом в борьбе с так называемой несиловой башней Кремля. Владимир Владимирович написал трогательную колонку о том, как сильно он любит животных и ученых, которые занимаются этими животными. Тем самым животные и ученые послужи-лидополнительной рекламой Владимиру Владимировичу, а русская литература, для привлечения которой к государственному пиару и существует журнал "Русский пионер", выполнила свою заветную миссию: восстановила пошатнувшуюся популярность власти. Плохо не то, что политики любят Гинзберга, инвалидов и животных, пишут рассказы и колонки. Плохо то, что они пишут и читают одно, а делают... то, что делают. Плох бантик, навешенный на монстра. Получается стилистически не-последовательно.
Что же, спросите вы, лучше было бы, если бы они и в своем кругу любили Шилова, Гла-зунова или Якеменко?
Да, отвечу я с тоской. Для Гинзберга, Керуака и животных - точно лучше.
