Архивная публикация 2006 года: "Сексуальный двигатель в подвале души"
Зигмунд Фрейд вошел в историю благодаря психоанализу и толкованию сновидений. Еще большую славу ему принесла созданная им теория сексуальности. Однако именно идеи обэдиповом комплексе и проявлениях полового инстинкта в раннем детстве долгое время считались устаревшими — пока с них не «стряхнули пыль» современные нейропсихологи. «Всемогущество любви, быть может, ни в чем не проявляется так сильно, как в ее извращениях»..Зигмунд Фрейд.
«Первичная сцена»
Удручающе тесная квартира. Ночью ребенок семи или восьми лет слышит какие-то звуки из комнаты родителей. Как будто отец бьет мать. В темноте мальчик на ощупь пробирается в спальню и видит родителей in actu. От ужаса и смятения с ним происходит то, что в 43 года он опишет в книге «Толкование сновидений» как событие, наложившее отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: мамочкин «золотой Зиги» мочится на пол. Отец вскакивает с постели и предрекает: из этого мальчишки ничего путного не выйдет.
«Первичная сцена» в детстве (так Фрейд называет ситуацию, когда ребенок видит родителей во время полового акта) — это травматическое впечатление на пути человека к взрослой сексуальности, а иногда и на пути к неврозу, как в случае знаменитого пациента Фрейда, «Человека-волка». Русский помещик обратился к нему с жалобами на самоуничижительные эротические фантазии и серьезные нарушения пищеварения. Он рассказал исследователю про увиденный сон, в котором на ветвях орешника сидели волки и заглядывали к нему в спальню. Фрейд полагал, что разгадал в этом психотравмирующий фактор, ставший причиной недуга: «Человек-волк» маленьким ребенком видел, как совокуплялись отец и мать.
«Первичная сцена» самого Фрейда оказалась эмбрионом, из которого развились все его последующие эпохальные триумфы и поражения в качестве одержимого исследователя того, что связано с сексуальностью. В нем есть все: загадочно-притягательные тайны спальной комнаты с их запретными, вытесненными фантазиями; инстинктивные сексуальные желания ребенка, сопровождаемые стыдом и чувством вины; влечение к собственной матери, подобное тому, что однажды проснулось в мифическом сыне царя Эдипе, который, сам того не зная, убил своего отца и взял в жены мать.
«Как ни странно, все происходит на нижнем этаже, — отмечает Фрейд в 1899 году. — Возможно, после книги о сновидениях следующей будет теория сексуальности». В это время ему за 40, и он довольно изолирован от официальной научной жизни. Невропатолог с нетрадиционными взглядами, стремящийся, прибегая к спорным методам лечения, проникнуть в глубины человеческой психики, живет по адресу: Вена, Берггассе, 19. После появления на свет шестерых детей в браке с Мартой Берне страсть почти полностью угасла, Эрос влачит жалкое существование, лишь нарушая покой ученого, — у себя в кабинете Фрейд на собственном опыте познает сублимацию влечения.
Фрейд лечит истериков, которые страдают параличом, нарушениями речи, галлюцинациями. Он предполагает, что глубинная причина всех этих симптомов кроется в сексуальном опыте — стыдливо вытесненных конфликтах, часто родом еще из раннего детства, которые нужно по методу свободных ассоциаций вытащить из глубин подсознания на поверхность, чтобы разрушить их власть.
Фрейд считает себя врачевателем всего общества, он рекомендует «свободные сексуальные контакты» между молодыми, неженатыми людьми. По его мнению, держать «молодых дам в изоляции от реальной жизни» значит обрекать их на болезни, а «планомерная культивация страха» наносит только вред. Психоанализ обретает славу освободительного движения.
Опубликованные в 1905 году «Три очерка по теории сексуальности» становятся социальным динамитом. Фрейд препарирующим взглядом натуралиста осматривает «запретную зону» и заявляет, что человек является сексуальным существом с самого рождения. Маленького ребенка он изображает аутоэротичным, склонным к инцесту, «полиморфно извращенным» комком похоти и садомазохистских желаний. По словам Фрейда, все его тело состоит из эрогенных зон: рот, анус, гениталии и вся поверхность кожи.
В пубертатный период это маленькое чудовище благодаря воспитанию и естественной предрасположенности в идеальном случае превращается в способного и стремящегося к размножению взрослого человека, однако границы, за которыми сексуальное развитие становится патологическим, размыты. Онанизм, эксгибиционизм, садомазохизм — все это Фрейд расценивает как пережитки детской сексуальности, а значит, как всеобщую изначальную составляющую полового инстинкта человека.
Таким образом, в каждом добропорядочном гражданине таится склонность к извращению — Фрейд, избегая оценок, определяет его как любое сексуальное поведение, целью которого не является размножение. Пациенты в изобилии предоставляют ему наглядный материал, ничего не скрывая в своих рассказах на кушетке — ни из области реального, ни из области своих фантазий, будь то трансвестизм, копрофагия или некрофилия.
В своих отдельных частях теория сексуальности Фрейда даже не была оригинальной, но поистине новаторской она была в их синтезе: согласно этой теории, личность и поведение каждого человека основываются на его психосексуальном развитии. В то время как взрослое «Я» тешит себя иллюзией, что самостоятельно управляет своими поступками, в действительности человеком правит инфантильное, бессознательное «Оно» с присущими ему подсознательными сексуальными желаниями, рожденными в подвале психики.
В общем и целом, это был скандал, суть которого кратко сформулировал поэт Готфрид Бенн, сказавший, что теперь человек не «венец творения», а свинья.
Гений столетия
Оглядываясь назад, Фрейд рассматривал свою «ночную сцену» как импульс, положивший начало его научной карьере, которой было суждено стать одной из самых ярких в столетии. «Должно быть, случившееся ужасно задело мое самолюбие, — говорил он о том случае, когда потерял контроль над собой в родительской спальне, — ведь намеки на эту сцену вновь и вновь появляются в моих снах, и они всегда сопровождаются перечислением моих заслуг и успехов».
Он хочет и сможет с лихвой компенсировать ту обиду. Сигизмунд Шломо, старший из восьми детей в семье, родился 6 мая 1856 года в моравском Фрейберге. Его отец, бедный еврейский торговец шерстью, был на 20 лет старше матери. Сигизмунд проглатывает одно за другим произведения Шекспира и античных писателей, становится лучшим учеником в классе и представляет себя Ганнибалом, перешедшим через Альпы.
Поднявшийся из низов житель венского района Леопольдштадт и правда покорил грандиозную вершину. Под влиянием дарвиновского эволюционного учения Зигмунд, как он вскоре стал себя называть, решил «заглянуть в тысячелетние документы природы, быть может, даже проследить за ее вечным развитием и разделить свой выигрыш с кем-нибудь, кто хочет учиться», — о чем он сообщает в 1873 году своему другу Эмилю Флюссу.
В честь его 150-летнего юбилея Фрейда превозносят как создателя психоанализа и толкования сновидений, «писателя души» и теоретика культуры XX века. Значение его открытий для самопонимания людей и повседневной жизни в современном мире неоспоримо. Едва ли что-то настолько же глубоко переменило взгляд на бытие человека, как учение Фрейда о власти бессознательного. Ни одна другая антропологическая метафора — за исключением библейских — не получила в западной культуре большего влияния, чем предложенная Фрейдом интерпретация мифа об Эдипе.
Взрывная сила мысли принесла Фрейду как пламенных почитателей, так и врагов. Как и Маркс и Эйнштейн, два других еврейских гения мирового масштаба, Фрейд становится объектом ненависти национал-социалистов. Арийцы не могли предложить миру ничего сопоставимого. «Против разлагающей душу завышенной оценки роли половой жизни, за благородство души человека!
Философ Карл Ясперс критиковал психоанализ за его «тоталитарный характер», поскольку он пытается «объяснить всю сущность человека посредством теории сексуального влечения, основанной на нескольких предположениях». Его коллега Теодор Адорно считал эту теорию единственной критической наукой, «которая всерьез исследует субъективные предпосылки объективной иррациональности». Коммунары внепарламентской оппозиции конца 60-х годов в Германии зачитывались Фрейдом — и превозносили его как революционера души.
Художники и литераторы спорили о ранге Фрейда — блестящего стилиста, который в 1936 году даже дошел до последнего этапа отбора лауреатов Нобелевской премии по литературе. Томас Манн провозгласил его «рыцарем с металлом во взгляде», чей труд вносит вклад в «фундамент будущего, фундамент дома для более свободного и просвещенного человечества». Владимир Набоков, создатель нимфетки Лолиты, напротив, заявлял, что полностью отрицает «вульгарный, убогий, насквозь средневековый мир Фрейда с его безумным поиском сексуальных символов и его испорченными эмбрионами».
Но сейчас нейропсихологи начали заново изучать этот «мир Фрейда» при помощи ядерно-спиновых томографов, причем многое неожиданно оказывается актуальным. Сегодня ни один ученый не станет отрицать ключевую роль детства или наличие подсознания. Специалисты по вопросам памяти используют понятие вытеснения, и даже теория Фрейда о том, что желания — это движущая сила сновидений, которая долгое время считалась опровергнутой, получила новые подтверждения. «Взгляды Фрейда на природу сознания совпадают с подходом самых передовых современных нейронаук», — заявляет нейропсихолог Антонио Дамазио.
Наиболее провокационная и спорная часть его труда — теория сексуальности — также может быть открыта заново. Долгое время фиксация Фрейда на половой жизни считалась странной. Однако теперь возникает подозрение, что и в этом отношении он во многом был на удивление прав. «С точки зрения нейробиологии нет ни малейшего сомнения в том, что сексуальные факторы играют центральную роль в наших отношениях с другими людьми и объектами», — утверждает Марк Солмс, нейропсихолог и психоаналитик из ЮАР.
Несколько лет назад он организовал Международное нейропсихоаналитическое общество и тем самым вызвал настоящий ренессанс фрейдизма. Солмс намерен вновь объединить исследования мозга и психоанализ, которые на протяжении целого столетия, словно рассорившиеся братья, шли разными путями. Его последний проект — возродить и обновить идеи Фрейда о либидо и инстинктах. С этой целью в августе на конгрессе в Лос-Анджелесе нейрологи, биологи, психологи и психоаналитики будут совместно изучать нейронные следы, которые оставляют любовь, близость и желание.
Борьба вокруг теории сексуальности
Фрейд сетовал, что больше всего возражений вызвала та часть его учения, которая «непосредственно граничит с биологией». При этом, по его мнению, научность всего учения о психоанализе целиком и полностью связана с его теорией сексуальности. По его мысли, наряду с любовью между мужчиной и женщиной, либидо включает в себя, с одной стороны, любовь к самому себе, с другой — любовь между родителями и детьми, дружбу и вообще любовь к людям, а также увлеченность конкретными предметами и абстрактными идеями. Иными словами: в глубинной основе любой эмоциональной связи лежит сексуальность.
«Мой дорогой Юнг, пообещайте мне, что никогда не откажетесь от теории сексуальности, — заклинает он своего «наследного принца». — Мы должны сделать ее догмой, непоколебимым бастионом».
Однако Карлу Густаву Юнгу близок идеал арийского сверхчеловека, он не верит, что сексуальность является господствующей движущей силой. Он критикует еврея Фрейда за то, что тот низводил всю духовную жизнь до «помойного ведра, в котором смешались нереализованные в детстве желания и неосознанные семейные обиды». Другие соратники также «впадают в ересь»: не половая жизнь определяет образ жизни в целом и характер человека, а наоборот. Фрейд отлучает их от своей церкви.
Несомненно, его теория сексуальности имеет массу слабых сторон. Фрейд делает бессмысленный с точки зрения биологии и эволюционного учения вывод о том, что половина живущих на Земле людей — неполноценные существа. Так как у девочки нет пениса, она не боится кастрации и вследствие этого развивает слабое «Сверх-Я». Отсюда — инфантильность, ревность, пассивность, лживость и мазохизм. Уже в 20-е годы женщины-аналитики, как, например, Карен Хорни, критиковали эту крайнюю форму патриархальных пережитков. Практически все, что он сказал о женской психологии и сексуальности, очень скоро устарело. Это понимал даже сам Фрейд: в 1931 году он признал в одной из своих лекций, что все, что он может сообщить по поводу женской психологии, «неполно и фрагментарно».
«Модель грудного ребенка, созданная психоанализом, довольно сильно отличается от живого младенца, изученного эмпирическим путем», — заключил Даниэль Стерн, американский ученый, исследующий поведение маленьких детей. Когда в 1999 году Стерн получил в Вене премию имени Зигмунда Фрейда, то после вручения награды заявил, что считает представления Фрейда об оральной, анальной и генитальной стадиях психосексуального развития ребенка «попросту ошибочными». «Мы верили им, пока не появился Боулби», — сказал он.
В 50-е годы британский врач и психоаналитик Джон Боулби выдвинул положение о том, что не оральное удовлетворение во время грудного вскармливания, то есть не половой инстинкт ребенка, а его потребность в защите объясняет ту связь, которая возникает между матерью и ребенком. От того, насколько прочной или непрочной будет эта привязанность, зависит будущая способность человека ладить с окружающими.
Эксперименты американского психолога Гарри Харлоу, исследовавшего поведение приматов, подтверждают «теорию привязанности» Боулби. Он наблюдал за взрослением детенышей макак-резусов, которых вскармливали «суррогатные матери» — манекены. Обезьянки, для которых «суррогатной матерью» стал голый проволочный каркас с бутылочкой молока, погибали. Другие детеныши получили в качестве матерей каркасы, обтянутые мягким плюшем, в который можно было вцепиться, и эти малыши выживали. Однако, повзрослев, они оказывались неспособными к общению с другими особями и не находили себе пары. Когда самок искусственно оплодотворяли, они становились жестокими матерями.
«Фрейд со своей теорией сексуальных влечений не облегчил нам жизнь, — говорит профессор психологии и аналитик из Мюнхена Вольфганг Мертенс. — Часто упускают из виду, что его интересовало психосексуальное развитие, то есть вопрос о том, как мы становимся людьми, способными любить, а не только спариваться». Но вот отказываясь от теории сексуальности Фрейда, мы рискуем, как говорится, «выплеснуть ребенка вместе с водой», не разглядев ее конструктивного зерна, и это именно сейчас, когда нейронауки все ярче показывают, что наши душевные переживания с самого первого дня жизни разыгрываются «на сцене» нашего тела. В точности так, как сказал Фрейд: «Я» в первую очередь имеет телесное измерение».
Очередная попытка
Нейропсихолог Марк Солмс утверждает, что в соответствии с учением Дарвина вполне разумно было бы поставить на первое место сексуальность. «Желание передать собственные гены потомкам движет всеми живыми существами. Сексуальность — единственная созидательная сила эволюции, если угодно, эквивалент Бога в биологии. Фрейд понял это и был прав. Но он сделал неверный вывод. Он считал, что сексуальность — это высшая, все организующая сила нашего духа».
Кроме того, его понимание сексуальности до сих пор вызывает массу недоразумений. В отличие от нашей сегодняшней трактовки, он вкладывал в это понятие не только активность половых органов, но и вообще все, что способно доставлять удовольствие, — насыщение, удовлетворение жажды, чувство тепла и т.д.
«На интуитивном уровне Фрейд понимал, что у всех этих процессов есть некая объединяющая черта», — утверждает Солмс. И действительно. Несколько лет назад выяснилось, что все они сосредоточены в так называемой поисковой системе мозга. Американский этолог Яак Панксепп сравнивает этот «пульт управления» нейротрансмиттерами с фрейдовским либидо. Вырабатывающийся в организме дофамин заставляет нас быть активными, искать в окружающем мире объекты, при помощи которых мы удовлетворяем свои потребности, — питание, воду, партнеров. Без этого источника энергии организм погрузился бы в состояние инертности.
Фрейд был настолько одержим тем, что он называл либидо, что ошибочно видел в нем отправную точку всех совершающихся в душе процессов. Например, он заметил, что у его пациентов — истериков, страдавших различными фобиями, были проблемы и в сексуальной жизни. Следовательно, невротические страхи — как, например, у его пациентки Эмми фон Н., которой снились кошмары о змеях и крысах, — должны быть результатом вытесненных сексуальных желаний.
Но сегодня известно, что фобиями управляют совершенно иные нейромедиаторы в соответствующей системе мозга — системе «боязнь—страх». В настоящее время известно еще несколько таких систем: «ярость—гнев», «игровая система», «паника брошенного человека». Последняя активируется у грудного ребенка, когда мать оставляет его одного, и у взрослого, когда он расстается с любимым. Нейронное взаимодействие этих «моторов» гарантирует наше выживание.
«То есть это «Оно», управляющее нашим «Я», существует, но в значительно более сложной форме, чем считал Фрейд, — говорит Солмс. — Проблема лишь в том, что мы не идентифицируем себя со своими инстинктами. Человек, который предается высоким раздумьям об идеологии концлагерей или о сонатах Бетховена, не ощущает себя животным в дарвиновском понимании. Это слабое место в структуре нашего разума».
Самое интересное начнется, когда в Лос-Анджелесе Солмс и его коллеги попытаются изучить воздействия этого «слабого места» на нашу повседневную жизнь. Они будут обсуждать следующие вопросы: почему мы можем любить одного человека, но при этом вожделеть другого? Для чего, кроме размножения, нужна сексуальность? Почему наша страсть утихает по мере того, как растет душевная близость к партнеру?
И почему практически у всех людей однажды возникают проблемы с половой жизнью?
«Чужой» внутри нас
В тихом квартале Лондона Хемпстед двое известных психологов, исследующих привязанности человека, — Мери Таргет и Питер Фонаджи — возглавляют Центр имени Анны Фрейд. Неподалеку, в доме по адресу Maresfield Gardens 20, стоит самая знаменитая в мире кушетка. Здесь, находясь в эмиграции, последний год своей жизни провел уже тяжело больной Фрейд, окруженный заботой дочери Анны. Вместе со своей подругой и соратницей Дороти Берлингам она основала приют для людей, ставших сиротами в результате войны. Сегодня здесь лечат младенцев, детей, подростков и взрослых.
Опираясь на последние достижения нейронаук, Фонаджи и Таргет ввели понятие Theory of Mind. Оно обозначает способность входить в душевное состояние других людей. Недавно эти ученые написали книгу «Психоанализ и психопатология развития». В ней раскрывается разнообразие аналитических теорий и то, как после Фрейда социальная составляющая постепенно заняла в них центральное место, которое основатель психоанализа отводил сексуальности.
Фонаджи считался до сих пор ярким представителем этого направления, которое рассматривает сексуальность лишь как следствие чего-то другого, например, как защитную стратегию по принципу «У меня много случайных связей, потому что я не готов(а) к тесным, близким отношениям». Или: «Я занимаюсь экстремальными видами секса, потому что хочу таким образом повысить низкую самооценку».
«Честно говоря, я никогда до конца в это не верила, — говорит Таргет. — Бывают ключевые ситуации, изначально связанные с сексуальностью, которые могут негативно повлиять на людей. Не учитывать этого при анализе неправильно, так как с самого начала это является частью личности пациента».
Это ей наглядно демонстрируют и двое собственных сыновей. Когда им было четыре и два с половиной года, она часто ходила с ними купаться, и их трудно было увести из женской раздевалки, с таким восхищением они смотрели на женщин. «Как-то одна девушка делала массаж своей подруге, которая обнаженной лежала на полотенце. У моего младшего была эрекция. Он тогда только начал говорить. Малыш подошел к той девушке и спросил: «Когда я стану мужчиной, ты погладишь меня так же, как ее?» Молодая женщина засмеялась, а Мери Таргет сделала вид, что ничего не произошло: «Мальчики, скорее купаться!»
Впоследствии она не могла вспомнить, чтобы какие-либо другие поступки ее детей вызывали у нее столь же уклончивую реакцию. С тех пор она и Фонаджи стали в массовом порядке опрашивать матерей — что те предпринимали, заметив сексуальные эмоции своих детей? Ответ был почти всегда один и тот же — «отвернулась, проигнорировала».
Годами Фонаджи и Таргет исследовали вопрос, как развивается личность ребенка. Они утверждают, что внутреннее представление обо всех наших чувствах может у нас возникнуть лишь в ходе коммуникации с другим человеком. Мать, глядя на своего ребенка, непроизвольно приобретает выражение лица, которое словно говорит: «Я понимаю то чувство, которое ты испытываешь. С тобой все в порядке». Благодаря этому взаимодействию ребенок учится регулировать свои чувства.
Схема не работает, когда речь идет о проявлениях сексуальности. «Представьте себе, что у вашего малыша эрекция, — продолжает Таргет. — Попробуйте-ка придать лицу подходящее выражение!»
Это едва ли у кого-нибудь получится, что удивительно — ведь сексуальное возбуждение изначально присуще человеку, как и любое другое чувство. Во время ультразвукового исследования видно, что даже у плода в утробе матери бывает эрекция. Дети играют со своими гениталиями, когда им меняют пеленки, а к девяти месяцам и мальчики, и девочки начинают мастурбировать. Сексологи, правда, предполагают, что эти «игры» нельзя сравнивать с чувствами взрослых людей. «Но не приходится спорить, что эти прикосновения доставляют им удовольствие, — говорит Таргет. — А мы непроизвольно истолковываем это как нечто сексуальное и приходим в замешательство».
Здесь есть система. «Матери бессознательно отражают на лице все эмоции своих детей, за исключением сексуального возбуждения, — говорит Фонаджи. — Поскольку в нашем мимическом арсенале не заложена соответствующая непроизвольная реакция, ребенок не получает никакого внутреннего представления о нем. Это волнующее Нечто не становится частью нашего «Я» подобно всем остальным чувствам».
Такой пробел эволюция оставила не случайно: «Мы должны научиться управлять своими чувствами, иначе жизнь в обществе немыслима. Потому у представителей вида homo sapiens такое длинное детство. Но если бы мы научились так же контролировать свою сексуальность, как и агрессию, ревность или печаль, до наступления половой зрелости у нас не осталось бы достаточного количества инстинктов для передачи своих генов. Поэтому сексуальность должна оставаться своего рода «Чужим» внутри нас. Она принадлежит, но не подчиняется нам».
Лишь позднее, занимаясь сексом с другим человеком, видя отражение своего возбуждения в возбуждении партнера, индивид постепенно интегрирует сексуальность в свое «Я». Параллельно с этим снижается власть инстинктов.
Однако некомфортное ощущение чего-то чужеродного внутри нас никогда не проходит до конца, утверждает Фонаджи. Оно заставляет нас оттеснять собственную сексуальность, объединяя ее подсознательно с психотравмирующими воспоминаниями, от которых мы хотим избавиться. Так, страхи, агрессии и другие отрицательные эмоции могут «прикрепиться» к сексуальности, загнанной в «чулан души». И потом уже не определишь, что было сначала: импотенция, из-за которой человек и на работе чувствует себя неудачником, или пережитый в детстве страх оказаться неудачником, из-за которого человек стал импотентом. Все это означает, что во время лечения не обойтись без обсуждения сексуальности.
Миф о непорочном ангеле
С помощью своей новейшей теории Фонаджи и Таргет удалось перекинуть мост от первых сексуальных побуждений к взрослой сексуальности. Однако самое большое табу, которого коснулся Фрейд, до сих пор окутано туманом: сексуальные чувства между детьми и родителями.
«Общение ребенка с женщиной, которая за ним ухаживает, является для него неиссякаемым источником сексуального влечения и удовлетворения через эрогенные зоны, — писал он, — тем более что эта женщина — как правило, мать — сама одаривает ребенка чувствами, происходящими из ее сексуальной жизни, она ласкает, целует и укачивает его, явно относясь к нему как к эрзацу полноценного сексуального объекта». Например, кормление грудью может быть достаточно сексуальным, и некоторых женщин оно возбуждает даже больше, чем занятие любовью со своим партнером. Об этом довольно часто слышит от пациенток Мери Таргет.
Тот факт, что и отец может испытывать легкое возбуждение, когда ребенок ползает у него на коленях и тем самым доставляет себе удовольствие, является «запретной темой». Что особенно смущает родителей в этой взаимности и иногда вызывает чувство вины, так это их собственные ощущения. При этом мы проецируем на ребенка нашу взрослую сексуальность. Видимо, это делал и Фрейд.
Генеральное наступление Фрейда на сентиментальный, закрепленный в Библии образ ребенка как непорочного ангела до сих пор воспринимается как провокация. В особенности это относится к чопорному «моральному большинству» в Америке. Согласно недавнему опросу, проведенному журналом Newsweek, 76% американцев отвергают представление о существовании ранней детской сексуальности.
При этом смущающая эротическая окраска первой привязанности человека, очевидно, предусмотрена природой. Наш мозг заботится о возникновении добрых чувств у матери и ребенка, в меньшей степени у отца. Например, нейромедиатор окситоцин, с одной стороны, вызывает чувство привязанности; если ввести его в мозжечок овцы, она будет пестовать чужих ягнят. Однако окситоцин участвует и в конкретных сексуальных ощущениях. «При оргазме этот медиатор обеспечивает глубокое удовлетворение, невероятно расслабляющее чувство насыщения», — говорит Инга Нойман, специалист в области нейронаук из Регенсбургского университета.
На сцену выходит Эдип
Фрейду 41 год, он потихоньку занимается частной практикой. Некоторые пациенты-невротики рассказывают об изнасиловании в раннем детстве. Другие невропатологи считали подобные истории истерическими выдумками, но не Фрейд. Он полагал, что эти пациенты, в большинстве своем женщины, стали невротиками из-за того, что в детстве с ними сделали что-то ужасное. Какое-то время Фрейд высказывал мнение, что все неврозы являются свидетельством совращения или изнасилования в детстве. Но неужели это могло произойти в таком большом числе случаев?
Вскоре гораздо более существенным Фрейду показался другой недостаток его «теории совращения», а именно то, что «в подсознании нет свидетельств реальности, поэтому невозможно различить правду и выдумку, созданную состоянием аффекта». Этот феномен, который исследователи памяти называют сегодня false memory, порой приводит к роковым судебным ошибкам на процессах по обвинению в изнасиловании.
Из сумерек воспоминаний Фрейда о его детских годах проступает сцена, подпитывавшая его подозрения в том, что рассказ его пациентки о совращении был лишь плодом фантазии. Зиги было почти четыре года, когда он ехал со своей мамой в спальном вагоне поезда и увидел ее обнаженной. «Я испытал чувство влюбленности в свою мать и ревность по отношению к отцу и сегодня считаю, что эти эмоции присущи всем в раннем детстве»,— писал Фрейд в 1897 году. Маленький мальчик, теперь он в этом убежден, как и Эдип, желает свою мать и хочет убить своего соперника — отца. Однако страх быть кастрированным отцом вынуждает мальчика направить свое вожделение на других женщин и в конце концов приравнять себя к отцу. «Перед каждым пришедшим в этот мир поставлена задача побороть эдипов комплекс. Кто не в состоянии этого сделать, становится жертвой невроза», — считал Фрейд.
Специалисты по поведенческой психологии, пытавшиеся в своих исследованиях доказать соответствующее предпочтение отца или матери, не нашли для этого никаких оснований. Специалисты по биологии указывали Фрейду на то, что существует биологическое препятствование инцесту, вследствие чего дети не могут желать своих родителей.
Cherchez la mere
Мартин Шотт вот уже 25 лет возглавляет судебно-медицинскую клинику в городе Моринген, где сейчас 360 пациентов. Половина из них обвиняется в сексуальных преступлениях. Шотт рассматривает своих пациентов в первую очередь не как преступников. Он часто думает о том, что каждый из них, лежа в колыбели, был невинным младенцем. Им всем на раннем этапе пути во взрослую жизнь неправильно поставили ориентиры.
Но как и кто?
«Cherchez la mere, — говорит Шотт, — ищите маму». Многие не хотят этого слушать, но вот Шотт не может припомнить ни одного осужденного за сексуальное преступление, у кого не было очень проблематичных отношений с матерью — властной, равнодушной, грубой и холодной или, наоборот, не отпускающей ребенка ни на шаг. «Насколько жизненно важным и прекрасным для ребенка является отношение матери, настолько обременяющим и разрушающим оно может быть. Часто присутствует и фактор слабости, жестокости со стороны отца или вообще его отсутствие».
Шотт рассматривает историю Эдипа как сценарий семейной катастрофы. В этой притче щекотливая констелляция «мама—папа—сын» приводит не к долгим, полным любви отношениям, а к роковому сбою. Вначале ребенок отвергается, потом используется в качестве альтернативы партнеру. Мать после скандала с отцом, рыдая, бежит в комнату сына и бросается на его постель, прижимается к нему и позволяет себя утешить — это классический пример поведения.
Психологи и социальные работники клиники в Морингене, прежде чем выписать пациентов, посещают их дом, чтобы посмотреть, куда они вернутся. «Иногда с первого взгляда делается понятно, почему он стал таким, — говорит психолог. — Туалет и ванна отделены от кухни лишь занавеской, дети спят в одной комнате с родителями или в родительской спальне вообще нет двери».
По словам руководителя клиники Шотта, многие из его пациентов одержимы первобытными представлениями. «В эти потемки души можно попасть лишь с помощью психоанализа». Он вспоминает одного пациента, мечтавшего о том, чтобы вспороть живот коровы или лошади и залезть в ее теплое мягкое нутро. «Он представляет себя там как в матке, — говорит Шотт. — Впрочем, для этого не обязательно быть преступником. У некоторых из нас есть подобные фантазии». Разве не шептал принц Чарлз Камилле во время тайно подслушанного телефонного разговора, что он хотел бы быть тампоном и проскользнуть в нее?
Подкупленное желание
В рабочей комнате Вольфганга Бернера громоздятся книги об изнасиловании, назойливом преследовании, садомазохизме, а также годовые отчеты полиции, содержащие статистику преступности. На протяжении 9 лет Бернер возглавлял психоаналитическое общество в Вене в качестве, так сказать, преемника Фрейда. Сегодня он директор Института сексуальных исследований и судебной психиатрии при Гамбургском университете.
Он наблюдает за отпущенными на свободу половыми преступниками, а также лечит тех, кто боится, что может стать таким. Другие обращаются к нему за помощью, поскольку страдают одной из современных форм болезненной зависимости: после работы они бросаются к своему компьютеру и до поздней ночи смотрят один порнофильм за другим. Эти люди заводят свой будильник пораньше, чтобы успеть залезть в Интернет еще до того, как надо будет убегать на работу.
Специализация Бернера — половые извращения. По его мнению, психоанализ нигде так не доказывает свое право на существование, как в вопросах объяснения ненормального сексуального поведения: «Как иначе понять, почему кто-то может получить сексуальное удовлетворение, лишь надев корсет или облачившись в водолазный костюм, сидя в ванне и дыша через соломинку?»
У Вольфганга Бернера есть теория, объясняющая, как «зависимость» от нестандартных сексуальных практик заявляет о себе в мозге. Эта теория напоминает осовремененный вариант «Трех очерков по теории сексуальности» Фрейда. Со времени открытия дофаминергической системы в среднем мозге удается достаточно хорошо описать феномены, которые 100 лет назад можно было лишь абстрактно объединить в понятие «принцип удовольствия», считает Бернер.
«Мы знаем, что у людей, которым в раннем возрасте была нанесена психологическая травма, определенный участок мозга вырабатывает меньшее число дофаминергических рецепторов», — говорит он. Например, мышатам мужского пола наносится психологическая травма, если мама их не облизывает. Они издают высокочастотные звуки, похожие на плач ребенка. Пока мышата страдают, у них образуется меньше синапсов в мозгу.
Обычно, объясняет Бернер, для дофаминергической системы у людей характерна многообразная активизация, и поэтому «конечного удовольствия» можно достигнуть различными способами. Влюбленные проводят прекрасный вечер, смотрят фильм, едят при свечах — все эти радости предварительного удовольствия приводят к тому, что в кровь выбрасывается стимулятор — дофамин, и «поисковая система» сигнализирует о все более сильном желании интимной близости. Если дело доходит до самого секса, то в мозгу благодаря выбросу эндорфина, окситоцина и других веществ активизируется «система удовольствия», которая удовлетворяет желание. «Поисковая система» отключается.
Если люди в раннем возрасте получили психологическую травму, например, в результате отсутствия любви со стороны родителей, насилия или даже тяжелой болезни, их организм вырабатывает меньше дофаминергических рецепторов, и поэтому их «система удовольствия» восприимчива только к сильным раздражителям.
Ее можно «подкупить», например, героином, алкоголем, азартной игрой — или сексом: ребенок, который не может выплакаться на родительском плече, открывает для себя гедоническую игру с клитором или пенисом, которая оказывается для него механизмом самоутешения. «Но «подкуп» дофаминергической системы приводит к тому, что желаемое единство секса и эмоциональной привязанности распадается, — констатирует Бернер. — Это заметил еще Фрейд».
Половое влечение, писал Фрейд, представляет собой «нечто, состоящее из многих факторов, и это нечто при половых извращениях распадается на составляющие его компоненты». Еще за полвека до открытия сексуальных гормонов он высказывал предположение, что существуют «какие-то особые химические вещества, благодаря которым в центральной нервной системе возникает сексуальное возбуждение». Он также предполагал, что в каждом человеке заложены предпосылки обоих полов — эндокринология и психология развития за прошедшие годы доказали эту гипотезу. Биологическая составляющая в человеке является скалой, на которой покоится психическая составляющая, считал Фрейд. Он только не мог этого доказать. «Мы еще недостаточно знаем о биологических процессах, в которых заключается суть сексуальности, чтобы... сформулировать теорию, позволяющую понимать, что является нормальным, а что — патологическим», — с сожалением отмечал он.
Фрейд предупреждал, что нельзя считать возведенный им каркас законченным зданием. В один прекрасный день, утверждал он, при более глубоком проникновении в тему удастся наконец найти продолжение дороги, ведущей к «органическому обоснованию того, что происходит в душе». Его наследники сегодня готовы к этому. Психоанализу и естественным наукам снова есть что друг другу сказать. Юбиляр был бы счастлив. Он предвидел, что ученым «хватит работы на следующее столетие, в ходе которого наша цивилизация должна будет научиться уживаться с теми требованиями, которые предъявляет нам наша сексуальность»..
Зигмунд Фрейд вошел в историю благодаря психоанализу и толкованию сновидений. Еще большую славу ему принесла созданная им теория сексуальности. Однако именно идеи обэдиповом комплексе и проявлениях полового инстинкта в раннем детстве долгое время считались устаревшими — пока с них не «стряхнули пыль» современные нейропсихологи. «Всемогущество любви, быть может, ни в чем не проявляется так сильно, как в ее извращениях»..Зигмунд Фрейд.
«Первичная сцена»
Удручающе тесная квартира. Ночью ребенок семи или восьми лет слышит какие-то звуки из комнаты родителей. Как будто отец бьет мать. В темноте мальчик на ощупь пробирается в спальню и видит родителей in actu. От ужаса и смятения с ним происходит то, что в 43 года он опишет в книге «Толкование сновидений» как событие, наложившее отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: мамочкин «золотой Зиги» мочится на пол. Отец вскакивает с постели и предрекает: из этого мальчишки ничего путного не выйдет.
«Первичная сцена» в детстве (так Фрейд называет ситуацию, когда ребенок видит родителей во время полового акта) — это травматическое впечатление на пути человека к взрослой сексуальности, а иногда и на пути к неврозу, как в случае знаменитого пациента Фрейда, «Человека-волка». Русский помещик обратился к нему с жалобами на самоуничижительные эротические фантазии и серьезные нарушения пищеварения. Он рассказал исследователю про увиденный сон, в котором на ветвях орешника сидели волки и заглядывали к нему в спальню. Фрейд полагал, что разгадал в этом психотравмирующий фактор, ставший причиной недуга: «Человек-волк» маленьким ребенком видел, как совокуплялись отец и мать.
«Первичная сцена» самого Фрейда оказалась эмбрионом, из которого развились все его последующие эпохальные триумфы и поражения в качестве одержимого исследователя того, что связано с сексуальностью. В нем есть все: загадочно-притягательные тайны спальной комнаты с их запретными, вытесненными фантазиями; инстинктивные сексуальные желания ребенка, сопровождаемые стыдом и чувством вины; влечение к собственной матери, подобное тому, что однажды проснулось в мифическом сыне царя Эдипе, который, сам того не зная, убил своего отца и взял в жены мать.
«Как ни странно, все происходит на нижнем этаже, — отмечает Фрейд в 1899 году. — Возможно, после книги о сновидениях следующей будет теория сексуальности». В это время ему за 40, и он довольно изолирован от официальной научной жизни. Невропатолог с нетрадиционными взглядами, стремящийся, прибегая к спорным методам лечения, проникнуть в глубины человеческой психики, живет по адресу: Вена, Берггассе, 19. После появления на свет шестерых детей в браке с Мартой Берне страсть почти полностью угасла, Эрос влачит жалкое существование, лишь нарушая покой ученого, — у себя в кабинете Фрейд на собственном опыте познает сублимацию влечения.
Фрейд лечит истериков, которые страдают параличом, нарушениями речи, галлюцинациями. Он предполагает, что глубинная причина всех этих симптомов кроется в сексуальном опыте — стыдливо вытесненных конфликтах, часто родом еще из раннего детства, которые нужно по методу свободных ассоциаций вытащить из глубин подсознания на поверхность, чтобы разрушить их власть.
Фрейд считает себя врачевателем всего общества, он рекомендует «свободные сексуальные контакты» между молодыми, неженатыми людьми. По его мнению, держать «молодых дам в изоляции от реальной жизни» значит обрекать их на болезни, а «планомерная культивация страха» наносит только вред. Психоанализ обретает славу освободительного движения.
Опубликованные в 1905 году «Три очерка по теории сексуальности» становятся социальным динамитом. Фрейд препарирующим взглядом натуралиста осматривает «запретную зону» и заявляет, что человек является сексуальным существом с самого рождения. Маленького ребенка он изображает аутоэротичным, склонным к инцесту, «полиморфно извращенным» комком похоти и садомазохистских желаний. По словам Фрейда, все его тело состоит из эрогенных зон: рот, анус, гениталии и вся поверхность кожи.
В пубертатный период это маленькое чудовище благодаря воспитанию и естественной предрасположенности в идеальном случае превращается в способного и стремящегося к размножению взрослого человека, однако границы, за которыми сексуальное развитие становится патологическим, размыты. Онанизм, эксгибиционизм, садомазохизм — все это Фрейд расценивает как пережитки детской сексуальности, а значит, как всеобщую изначальную составляющую полового инстинкта человека.
Таким образом, в каждом добропорядочном гражданине таится склонность к извращению — Фрейд, избегая оценок, определяет его как любое сексуальное поведение, целью которого не является размножение. Пациенты в изобилии предоставляют ему наглядный материал, ничего не скрывая в своих рассказах на кушетке — ни из области реального, ни из области своих фантазий, будь то трансвестизм, копрофагия или некрофилия.
В своих отдельных частях теория сексуальности Фрейда даже не была оригинальной, но поистине новаторской она была в их синтезе: согласно этой теории, личность и поведение каждого человека основываются на его психосексуальном развитии. В то время как взрослое «Я» тешит себя иллюзией, что самостоятельно управляет своими поступками, в действительности человеком правит инфантильное, бессознательное «Оно» с присущими ему подсознательными сексуальными желаниями, рожденными в подвале психики.
В общем и целом, это был скандал, суть которого кратко сформулировал поэт Готфрид Бенн, сказавший, что теперь человек не «венец творения», а свинья.
Гений столетия
Оглядываясь назад, Фрейд рассматривал свою «ночную сцену» как импульс, положивший начало его научной карьере, которой было суждено стать одной из самых ярких в столетии. «Должно быть, случившееся ужасно задело мое самолюбие, — говорил он о том случае, когда потерял контроль над собой в родительской спальне, — ведь намеки на эту сцену вновь и вновь появляются в моих снах, и они всегда сопровождаются перечислением моих заслуг и успехов».
Он хочет и сможет с лихвой компенсировать ту обиду. Сигизмунд Шломо, старший из восьми детей в семье, родился 6 мая 1856 года в моравском Фрейберге. Его отец, бедный еврейский торговец шерстью, был на 20 лет старше матери. Сигизмунд проглатывает одно за другим произведения Шекспира и античных писателей, становится лучшим учеником в классе и представляет себя Ганнибалом, перешедшим через Альпы.
Поднявшийся из низов житель венского района Леопольдштадт и правда покорил грандиозную вершину. Под влиянием дарвиновского эволюционного учения Зигмунд, как он вскоре стал себя называть, решил «заглянуть в тысячелетние документы природы, быть может, даже проследить за ее вечным развитием и разделить свой выигрыш с кем-нибудь, кто хочет учиться», — о чем он сообщает в 1873 году своему другу Эмилю Флюссу.
В честь его 150-летнего юбилея Фрейда превозносят как создателя психоанализа и толкования сновидений, «писателя души» и теоретика культуры XX века. Значение его открытий для самопонимания людей и повседневной жизни в современном мире неоспоримо. Едва ли что-то настолько же глубоко переменило взгляд на бытие человека, как учение Фрейда о власти бессознательного. Ни одна другая антропологическая метафора — за исключением библейских — не получила в западной культуре большего влияния, чем предложенная Фрейдом интерпретация мифа об Эдипе.
Взрывная сила мысли принесла Фрейду как пламенных почитателей, так и врагов. Как и Маркс и Эйнштейн, два других еврейских гения мирового масштаба, Фрейд становится объектом ненависти национал-социалистов. Арийцы не могли предложить миру ничего сопоставимого. «Против разлагающей душу завышенной оценки роли половой жизни, за благородство души человека!
Философ Карл Ясперс критиковал психоанализ за его «тоталитарный характер», поскольку он пытается «объяснить всю сущность человека посредством теории сексуального влечения, основанной на нескольких предположениях». Его коллега Теодор Адорно считал эту теорию единственной критической наукой, «которая всерьез исследует субъективные предпосылки объективной иррациональности». Коммунары внепарламентской оппозиции конца 60-х годов в Германии зачитывались Фрейдом — и превозносили его как революционера души.
Художники и литераторы спорили о ранге Фрейда — блестящего стилиста, который в 1936 году даже дошел до последнего этапа отбора лауреатов Нобелевской премии по литературе. Томас Манн провозгласил его «рыцарем с металлом во взгляде», чей труд вносит вклад в «фундамент будущего, фундамент дома для более свободного и просвещенного человечества». Владимир Набоков, создатель нимфетки Лолиты, напротив, заявлял, что полностью отрицает «вульгарный, убогий, насквозь средневековый мир Фрейда с его безумным поиском сексуальных символов и его испорченными эмбрионами».
Но сейчас нейропсихологи начали заново изучать этот «мир Фрейда» при помощи ядерно-спиновых томографов, причем многое неожиданно оказывается актуальным. Сегодня ни один ученый не станет отрицать ключевую роль детства или наличие подсознания. Специалисты по вопросам памяти используют понятие вытеснения, и даже теория Фрейда о том, что желания — это движущая сила сновидений, которая долгое время считалась опровергнутой, получила новые подтверждения. «Взгляды Фрейда на природу сознания совпадают с подходом самых передовых современных нейронаук», — заявляет нейропсихолог Антонио Дамазио.
Наиболее провокационная и спорная часть его труда — теория сексуальности — также может быть открыта заново. Долгое время фиксация Фрейда на половой жизни считалась странной. Однако теперь возникает подозрение, что и в этом отношении он во многом был на удивление прав. «С точки зрения нейробиологии нет ни малейшего сомнения в том, что сексуальные факторы играют центральную роль в наших отношениях с другими людьми и объектами», — утверждает Марк Солмс, нейропсихолог и психоаналитик из ЮАР.
Несколько лет назад он организовал Международное нейропсихоаналитическое общество и тем самым вызвал настоящий ренессанс фрейдизма. Солмс намерен вновь объединить исследования мозга и психоанализ, которые на протяжении целого столетия, словно рассорившиеся братья, шли разными путями. Его последний проект — возродить и обновить идеи Фрейда о либидо и инстинктах. С этой целью в августе на конгрессе в Лос-Анджелесе нейрологи, биологи, психологи и психоаналитики будут совместно изучать нейронные следы, которые оставляют любовь, близость и желание.
Борьба вокруг теории сексуальности
Фрейд сетовал, что больше всего возражений вызвала та часть его учения, которая «непосредственно граничит с биологией». При этом, по его мнению, научность всего учения о психоанализе целиком и полностью связана с его теорией сексуальности. По его мысли, наряду с любовью между мужчиной и женщиной, либидо включает в себя, с одной стороны, любовь к самому себе, с другой — любовь между родителями и детьми, дружбу и вообще любовь к людям, а также увлеченность конкретными предметами и абстрактными идеями. Иными словами: в глубинной основе любой эмоциональной связи лежит сексуальность.
«Мой дорогой Юнг, пообещайте мне, что никогда не откажетесь от теории сексуальности, — заклинает он своего «наследного принца». — Мы должны сделать ее догмой, непоколебимым бастионом».
Однако Карлу Густаву Юнгу близок идеал арийского сверхчеловека, он не верит, что сексуальность является господствующей движущей силой. Он критикует еврея Фрейда за то, что тот низводил всю духовную жизнь до «помойного ведра, в котором смешались нереализованные в детстве желания и неосознанные семейные обиды». Другие соратники также «впадают в ересь»: не половая жизнь определяет образ жизни в целом и характер человека, а наоборот. Фрейд отлучает их от своей церкви.
Несомненно, его теория сексуальности имеет массу слабых сторон. Фрейд делает бессмысленный с точки зрения биологии и эволюционного учения вывод о том, что половина живущих на Земле людей — неполноценные существа. Так как у девочки нет пениса, она не боится кастрации и вследствие этого развивает слабое «Сверх-Я». Отсюда — инфантильность, ревность, пассивность, лживость и мазохизм. Уже в 20-е годы женщины-аналитики, как, например, Карен Хорни, критиковали эту крайнюю форму патриархальных пережитков. Практически все, что он сказал о женской психологии и сексуальности, очень скоро устарело. Это понимал даже сам Фрейд: в 1931 году он признал в одной из своих лекций, что все, что он может сообщить по поводу женской психологии, «неполно и фрагментарно».
«Модель грудного ребенка, созданная психоанализом, довольно сильно отличается от живого младенца, изученного эмпирическим путем», — заключил Даниэль Стерн, американский ученый, исследующий поведение маленьких детей. Когда в 1999 году Стерн получил в Вене премию имени Зигмунда Фрейда, то после вручения награды заявил, что считает представления Фрейда об оральной, анальной и генитальной стадиях психосексуального развития ребенка «попросту ошибочными». «Мы верили им, пока не появился Боулби», — сказал он.
В 50-е годы британский врач и психоаналитик Джон Боулби выдвинул положение о том, что не оральное удовлетворение во время грудного вскармливания, то есть не половой инстинкт ребенка, а его потребность в защите объясняет ту связь, которая возникает между матерью и ребенком. От того, насколько прочной или непрочной будет эта привязанность, зависит будущая способность человека ладить с окружающими.
Эксперименты американского психолога Гарри Харлоу, исследовавшего поведение приматов, подтверждают «теорию привязанности» Боулби. Он наблюдал за взрослением детенышей макак-резусов, которых вскармливали «суррогатные матери» — манекены. Обезьянки, для которых «суррогатной матерью» стал голый проволочный каркас с бутылочкой молока, погибали. Другие детеныши получили в качестве матерей каркасы, обтянутые мягким плюшем, в который можно было вцепиться, и эти малыши выживали. Однако, повзрослев, они оказывались неспособными к общению с другими особями и не находили себе пары. Когда самок искусственно оплодотворяли, они становились жестокими матерями.
«Фрейд со своей теорией сексуальных влечений не облегчил нам жизнь, — говорит профессор психологии и аналитик из Мюнхена Вольфганг Мертенс. — Часто упускают из виду, что его интересовало психосексуальное развитие, то есть вопрос о том, как мы становимся людьми, способными любить, а не только спариваться». Но вот отказываясь от теории сексуальности Фрейда, мы рискуем, как говорится, «выплеснуть ребенка вместе с водой», не разглядев ее конструктивного зерна, и это именно сейчас, когда нейронауки все ярче показывают, что наши душевные переживания с самого первого дня жизни разыгрываются «на сцене» нашего тела. В точности так, как сказал Фрейд: «Я» в первую очередь имеет телесное измерение».
Очередная попытка
Нейропсихолог Марк Солмс утверждает, что в соответствии с учением Дарвина вполне разумно было бы поставить на первое место сексуальность. «Желание передать собственные гены потомкам движет всеми живыми существами. Сексуальность — единственная созидательная сила эволюции, если угодно, эквивалент Бога в биологии. Фрейд понял это и был прав. Но он сделал неверный вывод. Он считал, что сексуальность — это высшая, все организующая сила нашего духа».
Кроме того, его понимание сексуальности до сих пор вызывает массу недоразумений. В отличие от нашей сегодняшней трактовки, он вкладывал в это понятие не только активность половых органов, но и вообще все, что способно доставлять удовольствие, — насыщение, удовлетворение жажды, чувство тепла и т.д.
«На интуитивном уровне Фрейд понимал, что у всех этих процессов есть некая объединяющая черта», — утверждает Солмс. И действительно. Несколько лет назад выяснилось, что все они сосредоточены в так называемой поисковой системе мозга. Американский этолог Яак Панксепп сравнивает этот «пульт управления» нейротрансмиттерами с фрейдовским либидо. Вырабатывающийся в организме дофамин заставляет нас быть активными, искать в окружающем мире объекты, при помощи которых мы удовлетворяем свои потребности, — питание, воду, партнеров. Без этого источника энергии организм погрузился бы в состояние инертности.
Фрейд был настолько одержим тем, что он называл либидо, что ошибочно видел в нем отправную точку всех совершающихся в душе процессов. Например, он заметил, что у его пациентов — истериков, страдавших различными фобиями, были проблемы и в сексуальной жизни. Следовательно, невротические страхи — как, например, у его пациентки Эмми фон Н., которой снились кошмары о змеях и крысах, — должны быть результатом вытесненных сексуальных желаний.
Но сегодня известно, что фобиями управляют совершенно иные нейромедиаторы в соответствующей системе мозга — системе «боязнь—страх». В настоящее время известно еще несколько таких систем: «ярость—гнев», «игровая система», «паника брошенного человека». Последняя активируется у грудного ребенка, когда мать оставляет его одного, и у взрослого, когда он расстается с любимым. Нейронное взаимодействие этих «моторов» гарантирует наше выживание.
«То есть это «Оно», управляющее нашим «Я», существует, но в значительно более сложной форме, чем считал Фрейд, — говорит Солмс. — Проблема лишь в том, что мы не идентифицируем себя со своими инстинктами. Человек, который предается высоким раздумьям об идеологии концлагерей или о сонатах Бетховена, не ощущает себя животным в дарвиновском понимании. Это слабое место в структуре нашего разума».
Самое интересное начнется, когда в Лос-Анджелесе Солмс и его коллеги попытаются изучить воздействия этого «слабого места» на нашу повседневную жизнь. Они будут обсуждать следующие вопросы: почему мы можем любить одного человека, но при этом вожделеть другого? Для чего, кроме размножения, нужна сексуальность? Почему наша страсть утихает по мере того, как растет душевная близость к партнеру?
И почему практически у всех людей однажды возникают проблемы с половой жизнью?
«Чужой» внутри нас
В тихом квартале Лондона Хемпстед двое известных психологов, исследующих привязанности человека, — Мери Таргет и Питер Фонаджи — возглавляют Центр имени Анны Фрейд. Неподалеку, в доме по адресу Maresfield Gardens 20, стоит самая знаменитая в мире кушетка. Здесь, находясь в эмиграции, последний год своей жизни провел уже тяжело больной Фрейд, окруженный заботой дочери Анны. Вместе со своей подругой и соратницей Дороти Берлингам она основала приют для людей, ставших сиротами в результате войны. Сегодня здесь лечат младенцев, детей, подростков и взрослых.
Опираясь на последние достижения нейронаук, Фонаджи и Таргет ввели понятие Theory of Mind. Оно обозначает способность входить в душевное состояние других людей. Недавно эти ученые написали книгу «Психоанализ и психопатология развития». В ней раскрывается разнообразие аналитических теорий и то, как после Фрейда социальная составляющая постепенно заняла в них центральное место, которое основатель психоанализа отводил сексуальности.
Фонаджи считался до сих пор ярким представителем этого направления, которое рассматривает сексуальность лишь как следствие чего-то другого, например, как защитную стратегию по принципу «У меня много случайных связей, потому что я не готов(а) к тесным, близким отношениям». Или: «Я занимаюсь экстремальными видами секса, потому что хочу таким образом повысить низкую самооценку».
«Честно говоря, я никогда до конца в это не верила, — говорит Таргет. — Бывают ключевые ситуации, изначально связанные с сексуальностью, которые могут негативно повлиять на людей. Не учитывать этого при анализе неправильно, так как с самого начала это является частью личности пациента».
Это ей наглядно демонстрируют и двое собственных сыновей. Когда им было четыре и два с половиной года, она часто ходила с ними купаться, и их трудно было увести из женской раздевалки, с таким восхищением они смотрели на женщин. «Как-то одна девушка делала массаж своей подруге, которая обнаженной лежала на полотенце. У моего младшего была эрекция. Он тогда только начал говорить. Малыш подошел к той девушке и спросил: «Когда я стану мужчиной, ты погладишь меня так же, как ее?» Молодая женщина засмеялась, а Мери Таргет сделала вид, что ничего не произошло: «Мальчики, скорее купаться!»
Впоследствии она не могла вспомнить, чтобы какие-либо другие поступки ее детей вызывали у нее столь же уклончивую реакцию. С тех пор она и Фонаджи стали в массовом порядке опрашивать матерей — что те предпринимали, заметив сексуальные эмоции своих детей? Ответ был почти всегда один и тот же — «отвернулась, проигнорировала».
Годами Фонаджи и Таргет исследовали вопрос, как развивается личность ребенка. Они утверждают, что внутреннее представление обо всех наших чувствах может у нас возникнуть лишь в ходе коммуникации с другим человеком. Мать, глядя на своего ребенка, непроизвольно приобретает выражение лица, которое словно говорит: «Я понимаю то чувство, которое ты испытываешь. С тобой все в порядке». Благодаря этому взаимодействию ребенок учится регулировать свои чувства.
Схема не работает, когда речь идет о проявлениях сексуальности. «Представьте себе, что у вашего малыша эрекция, — продолжает Таргет. — Попробуйте-ка придать лицу подходящее выражение!»
Это едва ли у кого-нибудь получится, что удивительно — ведь сексуальное возбуждение изначально присуще человеку, как и любое другое чувство. Во время ультразвукового исследования видно, что даже у плода в утробе матери бывает эрекция. Дети играют со своими гениталиями, когда им меняют пеленки, а к девяти месяцам и мальчики, и девочки начинают мастурбировать. Сексологи, правда, предполагают, что эти «игры» нельзя сравнивать с чувствами взрослых людей. «Но не приходится спорить, что эти прикосновения доставляют им удовольствие, — говорит Таргет. — А мы непроизвольно истолковываем это как нечто сексуальное и приходим в замешательство».
Здесь есть система. «Матери бессознательно отражают на лице все эмоции своих детей, за исключением сексуального возбуждения, — говорит Фонаджи. — Поскольку в нашем мимическом арсенале не заложена соответствующая непроизвольная реакция, ребенок не получает никакого внутреннего представления о нем. Это волнующее Нечто не становится частью нашего «Я» подобно всем остальным чувствам».
Такой пробел эволюция оставила не случайно: «Мы должны научиться управлять своими чувствами, иначе жизнь в обществе немыслима. Потому у представителей вида homo sapiens такое длинное детство. Но если бы мы научились так же контролировать свою сексуальность, как и агрессию, ревность или печаль, до наступления половой зрелости у нас не осталось бы достаточного количества инстинктов для передачи своих генов. Поэтому сексуальность должна оставаться своего рода «Чужим» внутри нас. Она принадлежит, но не подчиняется нам».
Лишь позднее, занимаясь сексом с другим человеком, видя отражение своего возбуждения в возбуждении партнера, индивид постепенно интегрирует сексуальность в свое «Я». Параллельно с этим снижается власть инстинктов.
Однако некомфортное ощущение чего-то чужеродного внутри нас никогда не проходит до конца, утверждает Фонаджи. Оно заставляет нас оттеснять собственную сексуальность, объединяя ее подсознательно с психотравмирующими воспоминаниями, от которых мы хотим избавиться. Так, страхи, агрессии и другие отрицательные эмоции могут «прикрепиться» к сексуальности, загнанной в «чулан души». И потом уже не определишь, что было сначала: импотенция, из-за которой человек и на работе чувствует себя неудачником, или пережитый в детстве страх оказаться неудачником, из-за которого человек стал импотентом. Все это означает, что во время лечения не обойтись без обсуждения сексуальности.
Миф о непорочном ангеле
С помощью своей новейшей теории Фонаджи и Таргет удалось перекинуть мост от первых сексуальных побуждений к взрослой сексуальности. Однако самое большое табу, которого коснулся Фрейд, до сих пор окутано туманом: сексуальные чувства между детьми и родителями.
«Общение ребенка с женщиной, которая за ним ухаживает, является для него неиссякаемым источником сексуального влечения и удовлетворения через эрогенные зоны, — писал он, — тем более что эта женщина — как правило, мать — сама одаривает ребенка чувствами, происходящими из ее сексуальной жизни, она ласкает, целует и укачивает его, явно относясь к нему как к эрзацу полноценного сексуального объекта». Например, кормление грудью может быть достаточно сексуальным, и некоторых женщин оно возбуждает даже больше, чем занятие любовью со своим партнером. Об этом довольно часто слышит от пациенток Мери Таргет.
Тот факт, что и отец может испытывать легкое возбуждение, когда ребенок ползает у него на коленях и тем самым доставляет себе удовольствие, является «запретной темой». Что особенно смущает родителей в этой взаимности и иногда вызывает чувство вины, так это их собственные ощущения. При этом мы проецируем на ребенка нашу взрослую сексуальность. Видимо, это делал и Фрейд.
Генеральное наступление Фрейда на сентиментальный, закрепленный в Библии образ ребенка как непорочного ангела до сих пор воспринимается как провокация. В особенности это относится к чопорному «моральному большинству» в Америке. Согласно недавнему опросу, проведенному журналом Newsweek, 76% американцев отвергают представление о существовании ранней детской сексуальности.
При этом смущающая эротическая окраска первой привязанности человека, очевидно, предусмотрена природой. Наш мозг заботится о возникновении добрых чувств у матери и ребенка, в меньшей степени у отца. Например, нейромедиатор окситоцин, с одной стороны, вызывает чувство привязанности; если ввести его в мозжечок овцы, она будет пестовать чужих ягнят. Однако окситоцин участвует и в конкретных сексуальных ощущениях. «При оргазме этот медиатор обеспечивает глубокое удовлетворение, невероятно расслабляющее чувство насыщения», — говорит Инга Нойман, специалист в области нейронаук из Регенсбургского университета.
На сцену выходит Эдип
Фрейду 41 год, он потихоньку занимается частной практикой. Некоторые пациенты-невротики рассказывают об изнасиловании в раннем детстве. Другие невропатологи считали подобные истории истерическими выдумками, но не Фрейд. Он полагал, что эти пациенты, в большинстве своем женщины, стали невротиками из-за того, что в детстве с ними сделали что-то ужасное. Какое-то время Фрейд высказывал мнение, что все неврозы являются свидетельством совращения или изнасилования в детстве. Но неужели это могло произойти в таком большом числе случаев?
Вскоре гораздо более существенным Фрейду показался другой недостаток его «теории совращения», а именно то, что «в подсознании нет свидетельств реальности, поэтому невозможно различить правду и выдумку, созданную состоянием аффекта». Этот феномен, который исследователи памяти называют сегодня false memory, порой приводит к роковым судебным ошибкам на процессах по обвинению в изнасиловании.
Из сумерек воспоминаний Фрейда о его детских годах проступает сцена, подпитывавшая его подозрения в том, что рассказ его пациентки о совращении был лишь плодом фантазии. Зиги было почти четыре года, когда он ехал со своей мамой в спальном вагоне поезда и увидел ее обнаженной. «Я испытал чувство влюбленности в свою мать и ревность по отношению к отцу и сегодня считаю, что эти эмоции присущи всем в раннем детстве»,— писал Фрейд в 1897 году. Маленький мальчик, теперь он в этом убежден, как и Эдип, желает свою мать и хочет убить своего соперника — отца. Однако страх быть кастрированным отцом вынуждает мальчика направить свое вожделение на других женщин и в конце концов приравнять себя к отцу. «Перед каждым пришедшим в этот мир поставлена задача побороть эдипов комплекс. Кто не в состоянии этого сделать, становится жертвой невроза», — считал Фрейд.
Специалисты по поведенческой психологии, пытавшиеся в своих исследованиях доказать соответствующее предпочтение отца или матери, не нашли для этого никаких оснований. Специалисты по биологии указывали Фрейду на то, что существует биологическое препятствование инцесту, вследствие чего дети не могут желать своих родителей.
Cherchez la mere
Мартин Шотт вот уже 25 лет возглавляет судебно-медицинскую клинику в городе Моринген, где сейчас 360 пациентов. Половина из них обвиняется в сексуальных преступлениях. Шотт рассматривает своих пациентов в первую очередь не как преступников. Он часто думает о том, что каждый из них, лежа в колыбели, был невинным младенцем. Им всем на раннем этапе пути во взрослую жизнь неправильно поставили ориентиры.
Но как и кто?
«Cherchez la mere, — говорит Шотт, — ищите маму». Многие не хотят этого слушать, но вот Шотт не может припомнить ни одного осужденного за сексуальное преступление, у кого не было очень проблематичных отношений с матерью — властной, равнодушной, грубой и холодной или, наоборот, не отпускающей ребенка ни на шаг. «Насколько жизненно важным и прекрасным для ребенка является отношение матери, настолько обременяющим и разрушающим оно может быть. Часто присутствует и фактор слабости, жестокости со стороны отца или вообще его отсутствие».
Шотт рассматривает историю Эдипа как сценарий семейной катастрофы. В этой притче щекотливая констелляция «мама—папа—сын» приводит не к долгим, полным любви отношениям, а к роковому сбою. Вначале ребенок отвергается, потом используется в качестве альтернативы партнеру. Мать после скандала с отцом, рыдая, бежит в комнату сына и бросается на его постель, прижимается к нему и позволяет себя утешить — это классический пример поведения.
Психологи и социальные работники клиники в Морингене, прежде чем выписать пациентов, посещают их дом, чтобы посмотреть, куда они вернутся. «Иногда с первого взгляда делается понятно, почему он стал таким, — говорит психолог. — Туалет и ванна отделены от кухни лишь занавеской, дети спят в одной комнате с родителями или в родительской спальне вообще нет двери».
По словам руководителя клиники Шотта, многие из его пациентов одержимы первобытными представлениями. «В эти потемки души можно попасть лишь с помощью психоанализа». Он вспоминает одного пациента, мечтавшего о том, чтобы вспороть живот коровы или лошади и залезть в ее теплое мягкое нутро. «Он представляет себя там как в матке, — говорит Шотт. — Впрочем, для этого не обязательно быть преступником. У некоторых из нас есть подобные фантазии». Разве не шептал принц Чарлз Камилле во время тайно подслушанного телефонного разговора, что он хотел бы быть тампоном и проскользнуть в нее?
Подкупленное желание
В рабочей комнате Вольфганга Бернера громоздятся книги об изнасиловании, назойливом преследовании, садомазохизме, а также годовые отчеты полиции, содержащие статистику преступности. На протяжении 9 лет Бернер возглавлял психоаналитическое общество в Вене в качестве, так сказать, преемника Фрейда. Сегодня он директор Института сексуальных исследований и судебной психиатрии при Гамбургском университете.
Он наблюдает за отпущенными на свободу половыми преступниками, а также лечит тех, кто боится, что может стать таким. Другие обращаются к нему за помощью, поскольку страдают одной из современных форм болезненной зависимости: после работы они бросаются к своему компьютеру и до поздней ночи смотрят один порнофильм за другим. Эти люди заводят свой будильник пораньше, чтобы успеть залезть в Интернет еще до того, как надо будет убегать на работу.
Специализация Бернера — половые извращения. По его мнению, психоанализ нигде так не доказывает свое право на существование, как в вопросах объяснения ненормального сексуального поведения: «Как иначе понять, почему кто-то может получить сексуальное удовлетворение, лишь надев корсет или облачившись в водолазный костюм, сидя в ванне и дыша через соломинку?»
У Вольфганга Бернера есть теория, объясняющая, как «зависимость» от нестандартных сексуальных практик заявляет о себе в мозге. Эта теория напоминает осовремененный вариант «Трех очерков по теории сексуальности» Фрейда. Со времени открытия дофаминергической системы в среднем мозге удается достаточно хорошо описать феномены, которые 100 лет назад можно было лишь абстрактно объединить в понятие «принцип удовольствия», считает Бернер.
«Мы знаем, что у людей, которым в раннем возрасте была нанесена психологическая травма, определенный участок мозга вырабатывает меньшее число дофаминергических рецепторов», — говорит он. Например, мышатам мужского пола наносится психологическая травма, если мама их не облизывает. Они издают высокочастотные звуки, похожие на плач ребенка. Пока мышата страдают, у них образуется меньше синапсов в мозгу.
Обычно, объясняет Бернер, для дофаминергической системы у людей характерна многообразная активизация, и поэтому «конечного удовольствия» можно достигнуть различными способами. Влюбленные проводят прекрасный вечер, смотрят фильм, едят при свечах — все эти радости предварительного удовольствия приводят к тому, что в кровь выбрасывается стимулятор — дофамин, и «поисковая система» сигнализирует о все более сильном желании интимной близости. Если дело доходит до самого секса, то в мозгу благодаря выбросу эндорфина, окситоцина и других веществ активизируется «система удовольствия», которая удовлетворяет желание. «Поисковая система» отключается.
Если люди в раннем возрасте получили психологическую травму, например, в результате отсутствия любви со стороны родителей, насилия или даже тяжелой болезни, их организм вырабатывает меньше дофаминергических рецепторов, и поэтому их «система удовольствия» восприимчива только к сильным раздражителям.
Ее можно «подкупить», например, героином, алкоголем, азартной игрой — или сексом: ребенок, который не может выплакаться на родительском плече, открывает для себя гедоническую игру с клитором или пенисом, которая оказывается для него механизмом самоутешения. «Но «подкуп» дофаминергической системы приводит к тому, что желаемое единство секса и эмоциональной привязанности распадается, — констатирует Бернер. — Это заметил еще Фрейд».
Половое влечение, писал Фрейд, представляет собой «нечто, состоящее из многих факторов, и это нечто при половых извращениях распадается на составляющие его компоненты». Еще за полвека до открытия сексуальных гормонов он высказывал предположение, что существуют «какие-то особые химические вещества, благодаря которым в центральной нервной системе возникает сексуальное возбуждение». Он также предполагал, что в каждом человеке заложены предпосылки обоих полов — эндокринология и психология развития за прошедшие годы доказали эту гипотезу. Биологическая составляющая в человеке является скалой, на которой покоится психическая составляющая, считал Фрейд. Он только не мог этого доказать. «Мы еще недостаточно знаем о биологических процессах, в которых заключается суть сексуальности, чтобы... сформулировать теорию, позволяющую понимать, что является нормальным, а что — патологическим», — с сожалением отмечал он.
Фрейд предупреждал, что нельзя считать возведенный им каркас законченным зданием. В один прекрасный день, утверждал он, при более глубоком проникновении в тему удастся наконец найти продолжение дороги, ведущей к «органическому обоснованию того, что происходит в душе». Его наследники сегодня готовы к этому. Психоанализу и естественным наукам снова есть что друг другу сказать. Юбиляр был бы счастлив. Он предвидел, что ученым «хватит работы на следующее столетие, в ходе которого наша цивилизация должна будет научиться уживаться с теми требованиями, которые предъявляет нам наша сексуальность»..
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
