23 апреля 2024
USD 93.25 -0.19 EUR 99.36 -0.21
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2009 года: "Сердечко пошаливает"

Архивная публикация 2009 года: "Сердечко пошаливает"

С Мариной я познакомился на прошлой неделе. На свадьбе. Она сочеталась законным браком с моим приятелем Мишей Голубевым. Впервые я увидел женщину, которая разговаривала по мобильному телефону даже во время собственного бракосочетания и вместо того, чтобы сказать «Да» на вопрос регистратора, согласна ли она стать женой Михаила Голубева, сказала: «Надо еще раз пересчитать смету».
Сердечко пошаливает
С Мариной я познакомился на прошлой неделе. На свадьбе. Она сочеталась законным браком с моим приятелем Мишей Голубевым. Впервые я увидел женщину, которая разговаривала по мобильному телефону даже во время собственного бракосочетания и вместо того, чтобы сказать «Да» на вопрос регистратора, согласна ли она стать женой Михаила Голубева, сказала: «Надо еще раз пересчитать смету».
В этот момент к ее уху была прижата трубка телефона, а сама она энергично кивала регистратору в ЗАГСе и утвердительно махала рукой со свадебным букетом. Регистратор растерялась и решила переспросить у Голубева: «Ну так да или нет?» «Да, да», — заверил Голубев. «А вам еще раз говорю, что счет за камеры ненормальный», — внесла свою лепту в разговор Марина. «Объявляю вас мужем и женой», — не очень уверенно сказала регистраторша, оглядываясь на свою помощницу. «А ты скажи ему, что он придурок и за такие деньги пусть впаривает камеры кому-нибудь другому, — упорствовала Марина. — Где расписываться-то?» — прикрыв трубку ладонью, спросила она над журналом, куда вписывали брачующихся.

Любой другой забрал бы у невесты телефонную трубку и, выбросив ее в окно, отменил свадьбу. Но только не Голубев и только не у Марины. Голубев… Нет, начнем в данном случае с Марины. Ну что вам сказать? 54-й размер, роскошный бюст, помноженный на щедрое декольте, копна кудрей, ресниц, губ, каблуков, браслетов, колец и прозрачных шарфиков. Марина, как газ, заполняла собой все пространство, как только входила в комнату. Доля секунды — и всюду уже чувствовались ее духи, вы спотыкались о ее ноги, оба мобильных телефона звонили не переставая, а она одновременно говорила по обоим, попутно отправляя эсэмэски и подкрашивая губы. Что мог этому противопоставить меланхоличный Голубев с его любовью к Прусту и лыжным прогулкам по лесу?

Ах да, Марина работала продюсером на телевидении. Об этом мне рассказал Голубев в ресторане, куда мы поехали отмечать свадьбу. Поскольку Марина почти все время общалась по телефону и вела непрекращающийся бой за смету, а потом искала по Москве пропавшую машину с оборудованием, а потом выясняла, почему костюмы для ведущих брали не в указанном ею магазине, а в другом и дороже, Голубев оказался в моем полном распоряжении. Гости усердно надирались, потрясенные щедростью кризисного стола, а Голубев рассказывал мне свою историю любви.

История тоже оказалась вполне кризисной.

Началось с того, что Голубева уволили. То есть фонд, назовем его э-э-э… фонд гуманитарных разработок, не вынес турбулентных толчков и развалился, как старый «жигуленок» на 315-м километре трассы «Дон». Голубев остался без работы и перспектив. Он тыркнулся даже в соседнюю школу, но и там директриса, улыбаясь, как ведущая «Голубого огонька» — загадочно и жизнеутверждающе, — подтвердила худшие опасения. Мест в школе не было. Он сел на телефон, обзвонил всех приятелей, начиная с одноклассников, понял, что дело швах, и впал в уныние. В ближайшие дни он освоил всю палитру возможностей для безработных с высшим образованием. Убрался в квартире, посетил Третьяковку, Пушкинский и Исторический музеи, освежил впечатления о старой Москве. Собственно, по родному городу он последний раз гулял во времена ухаживания за первой женой. Было это на четвертом курсе филфака. Встреча с молодостью и старой Москвой была тяжелой — о молодости ничего не напоминало, а старая Москва оказалась сильно новой и вместо того, чтобы убаюкать депрессию, вызвала ее обострение. Среди неиспользованных возможностей убить время с пользой остались гантели, валявшиеся под книжными шкафами со студенческих времен. Бывшая жена использовала их вместо молотка, когда что-то надо было прибить. И диспансеризация. Про поликлинику Голубеву сказал его бывший коллега по екнувшемуся фонду. «А что ты сидишь дома, — сказал он, — займись здоровьем. Ты когда кардиограмму делал в последний раз? То-то. Все наши пошли лечиться».

Фраза про «всех наших» возымела гипнотическое действие, видимо, это было последним проявлением корпоративной солидарности. Голубев отправился в поликлинику и обнаружил там неведомый ему мир бесплатной медицины. Нет, на самом деле, до встречи с бесплатной медициной он поразился другому — все коридоры поликлиники были забиты. И вовсе не ветеранами войны и труда. А молодыми трудоспособными людьми. В поликлинике был аншлаг — видно, мысль поправить здоровье оказалась одной из самых популярных среди людей, которым больше уже поправлять было нечего.

Пока Голубев сидел в очереди к терапевту, он познакомился с агентом по недвижимости, чиновником своего округа, юристом, бухгалтером и ландшафтным дизайнером. Надо ли говорить, что все они были безработными. Чиновник, видимо, поняв, что терять нечего, с удивительной откровенностью рассказывал о планах по сносу и строительству в округе — бывший агент только ойкал и строчил в блокноте. «Что вы говорите, и на Бирюзова тоже?» — переспрашивал он. Еще несколько человек из очереди, не пожелавшие вступить в откровенный разговор и представиться, тем не менее нервно прислушивались.

— На диспансеризацию? — ласково приветствовала Голубева докторица. — И правильно. Когда еще придется заняться здоровьем. Давно у нас не были?

Голубев запнулся. По всему выходило, что у врачей он не был с той самой диспансеризации при поступлении в университет. То есть лет двадцать с хвостиком.

— И прекрасненько, — обрадовалась докторица, — сейчас мы все про вас узнаем. — И вручила Мишке ворох направлений «на кровь», «флюорографию» и ЭКГ.

— А что такое ЭКГ? — тупо спросил Голубев.

— Электрокардиограмма! Сразу видно работоголика, не знает, что такое ЭКГ. Как, кстати, сердечко? Не пошаливает?

Так Голубев оказался на жесткой белой кушетке в кабинете ЭКГ, обклеенный датчиками и проводами. Но тут в кабинет врача кто-то постучал, начался возбужденный разговор. И Голубев, который до этого меланхолично рассматривал чудовищный плакат, изображающий сердце в разрезе, начал прислушиваться к перепалке.

— Да вы просто поставьте мне штамп, что у меня все хорошо, — умоляла какая-то женщина. И тут же раздалась трель телефонного звонка. — Ой, извините, я отвечу. Алло, нет я не могу говорить, но Мошкину больше двадцатки мы заплатить не сможем. Да, пока. Вот вы мне здесь в карточке просто поставьте штамп, у меня съемки срываются, понимаете…

— Женщина, покиньте помещение, у меня больной, — отвечала врач («Вообще-то я здоров», — внутренне поучаствовал в беседе Голубев).

— Миленькая, я вас умо… — Опять трель звонка. — Ой простите, я сказала к июню все должно быть закончено, все! Я вас просто умоляю, мне нужен штамп о диспансеризации. А то мне справку для бассейна не дают. Ой, простите. Как — потеряли сценарий?! Вы в своем уме?! Что значит стерся…

— Женщина, я вам говорю, посидите в очереди, я сниму вам кардиограмму.

— Да я не-мо-гу!

В общем, Марина — а вы поняли, что это была именно она, — настояла на своем. Докторша сдалась. Но непонятно, что в ней заговорило, вредность или профессиональная добросовестность. Она решила снять у Марины кардиограмму без очереди.

— Раздевайтесь до пояса, — приказала она.

Одурманенный флюидами терпких Марининых духов, преодолевших даже жалкую шторку, Голубев с подзабытым замиранием сердца прислушивался к шуршанию одежды.

— Алло, копия сценария должна быть у сценариста. Это трудно сообразить? — услышал он.

— Садитесь верхом на стул. — Ага, а это уже докторша.

И тут произошло непредвиденное. Формулировку «верхом на стул» Марина поняла по-своему. На глазах у потрясенной докторши роскошная Марина уселась на спинку стула. И — рухнула. Рухнула на беленькую тоненькую перегородку, скрывающую от нее расслабленного и обмотанного проводами Голубева. Телефоны и сумочка прыснули в разные стороны, как испуганные коты. Один телефон больно стукнул по переносице Голубева. Но в следующую секунду на него обрушилась полунагая Марина вместе со шторкой, сметая на пути провода и аппаратуру.

— Больной, не шевелитесь, — кричала докторша, — вы не должны волноваться.

— Попробуй тут не волноваться, когда на тебя падает такая грудь, — простонал Голубев, придавленный шторкой, вернее, ее обломками и Мариной. — Вообще-то я здоров, — пояснил он Марине.

И тут опять зазвонил телефон.

— Он у вас за ухом, — прошептала Марина Голубеву.

— Вот так мы и познакомились, — мечтательно рассказывал мне Голубев, дожевывая семгу, пока Марина крыла по телефону матом кабельщиков.

— Слушай, а как же ты все это — я покосился на Маринины телефоны, — терпишь? Это же все время прямая трансляция.

— Ну ты же знаешь, что я человек замкнутый и не люблю, когда меня достают. Так что это (кивок в сторону телефонов и ругающейся Марины) мне не мешает. И потом…У нее такая грудь.






Уважаемые читатели!

Если у вас есть свой «личный опыт» — расскажите о нем людям. А мы, со своей стороны, выплатим полноценный гонорар нашему новому полноценному автору.

Ваши истории ждет Иван Штраух по адресу: shtrauch@yandex.ru

P.S.: байки из Интернета не принимаются.

С Мариной я познакомился на прошлой неделе. На свадьбе. Она сочеталась законным браком с моим приятелем Мишей Голубевым. Впервые я увидел женщину, которая разговаривала по мобильному телефону даже во время собственного бракосочетания и вместо того, чтобы сказать «Да» на вопрос регистратора, согласна ли она стать женой Михаила Голубева, сказала: «Надо еще раз пересчитать смету».

Сердечко пошаливает

С Мариной я познакомился на прошлой неделе. На свадьбе. Она сочеталась законным браком с моим приятелем Мишей Голубевым. Впервые я увидел женщину, которая разговаривала по мобильному телефону даже во время собственного бракосочетания и вместо того, чтобы сказать «Да» на вопрос регистратора, согласна ли она стать женой Михаила Голубева, сказала: «Надо еще раз пересчитать смету».

В этот момент к ее уху была прижата трубка телефона, а сама она энергично кивала регистратору в ЗАГСе и утвердительно махала рукой со свадебным букетом. Регистратор растерялась и решила переспросить у Голубева: «Ну так да или нет?» «Да, да», — заверил Голубев. «А вам еще раз говорю, что счет за камеры ненормальный», — внесла свою лепту в разговор Марина. «Объявляю вас мужем и женой», — не очень уверенно сказала регистраторша, оглядываясь на свою помощницу. «А ты скажи ему, что он придурок и за такие деньги пусть впаривает камеры кому-нибудь другому, — упорствовала Марина. — Где расписываться-то?» — прикрыв трубку ладонью, спросила она над журналом, куда вписывали брачующихся.

Любой другой забрал бы у невесты телефонную трубку и, выбросив ее в окно, отменил свадьбу. Но только не Голубев и только не у Марины. Голубев… Нет, начнем в данном случае с Марины. Ну что вам сказать? 54-й размер, роскошный бюст, помноженный на щедрое декольте, копна кудрей, ресниц, губ, каблуков, браслетов, колец и прозрачных шарфиков. Марина, как газ, заполняла собой все пространство, как только входила в комнату. Доля секунды — и всюду уже чувствовались ее духи, вы спотыкались о ее ноги, оба мобильных телефона звонили не переставая, а она одновременно говорила по обоим, попутно отправляя эсэмэски и подкрашивая губы. Что мог этому противопоставить меланхоличный Голубев с его любовью к Прусту и лыжным прогулкам по лесу?

Ах да, Марина работала продюсером на телевидении. Об этом мне рассказал Голубев в ресторане, куда мы поехали отмечать свадьбу. Поскольку Марина почти все время общалась по телефону и вела непрекращающийся бой за смету, а потом искала по Москве пропавшую машину с оборудованием, а потом выясняла, почему костюмы для ведущих брали не в указанном ею магазине, а в другом и дороже, Голубев оказался в моем полном распоряжении. Гости усердно надирались, потрясенные щедростью кризисного стола, а Голубев рассказывал мне свою историю любви.

История тоже оказалась вполне кризисной.

Началось с того, что Голубева уволили. То есть фонд, назовем его э-э-э… фонд гуманитарных разработок, не вынес турбулентных толчков и развалился, как старый «жигуленок» на 315-м километре трассы «Дон». Голубев остался без работы и перспектив. Он тыркнулся даже в соседнюю школу, но и там директриса, улыбаясь, как ведущая «Голубого огонька» — загадочно и жизнеутверждающе, — подтвердила худшие опасения. Мест в школе не было. Он сел на телефон, обзвонил всех приятелей, начиная с одноклассников, понял, что дело швах, и впал в уныние. В ближайшие дни он освоил всю палитру возможностей для безработных с высшим образованием. Убрался в квартире, посетил Третьяковку, Пушкинский и Исторический музеи, освежил впечатления о старой Москве. Собственно, по родному городу он последний раз гулял во времена ухаживания за первой женой. Было это на четвертом курсе филфака. Встреча с молодостью и старой Москвой была тяжелой — о молодости ничего не напоминало, а старая Москва оказалась сильно новой и вместо того, чтобы убаюкать депрессию, вызвала ее обострение. Среди неиспользованных возможностей убить время с пользой остались гантели, валявшиеся под книжными шкафами со студенческих времен. Бывшая жена использовала их вместо молотка, когда что-то надо было прибить. И диспансеризация. Про поликлинику Голубеву сказал его бывший коллега по екнувшемуся фонду. «А что ты сидишь дома, — сказал он, — займись здоровьем. Ты когда кардиограмму делал в последний раз? То-то. Все наши пошли лечиться».

Фраза про «всех наших» возымела гипнотическое действие, видимо, это было последним проявлением корпоративной солидарности. Голубев отправился в поликлинику и обнаружил там неведомый ему мир бесплатной медицины. Нет, на самом деле, до встречи с бесплатной медициной он поразился другому — все коридоры поликлиники были забиты. И вовсе не ветеранами войны и труда. А молодыми трудоспособными людьми. В поликлинике был аншлаг — видно, мысль поправить здоровье оказалась одной из самых популярных среди людей, которым больше уже поправлять было нечего.

Пока Голубев сидел в очереди к терапевту, он познакомился с агентом по недвижимости, чиновником своего округа, юристом, бухгалтером и ландшафтным дизайнером. Надо ли говорить, что все они были безработными. Чиновник, видимо, поняв, что терять нечего, с удивительной откровенностью рассказывал о планах по сносу и строительству в округе — бывший агент только ойкал и строчил в блокноте. «Что вы говорите, и на Бирюзова тоже?» — переспрашивал он. Еще несколько человек из очереди, не пожелавшие вступить в откровенный разговор и представиться, тем не менее нервно прислушивались.

— На диспансеризацию? — ласково приветствовала Голубева докторица. — И правильно. Когда еще придется заняться здоровьем. Давно у нас не были?

Голубев запнулся. По всему выходило, что у врачей он не был с той самой диспансеризации при поступлении в университет. То есть лет двадцать с хвостиком.

— И прекрасненько, — обрадовалась докторица, — сейчас мы все про вас узнаем. — И вручила Мишке ворох направлений «на кровь», «флюорографию» и ЭКГ.

— А что такое ЭКГ? — тупо спросил Голубев.

— Электрокардиограмма! Сразу видно работоголика, не знает, что такое ЭКГ. Как, кстати, сердечко? Не пошаливает?

Так Голубев оказался на жесткой белой кушетке в кабинете ЭКГ, обклеенный датчиками и проводами. Но тут в кабинет врача кто-то постучал, начался возбужденный разговор. И Голубев, который до этого меланхолично рассматривал чудовищный плакат, изображающий сердце в разрезе, начал прислушиваться к перепалке.

— Да вы просто поставьте мне штамп, что у меня все хорошо, — умоляла какая-то женщина. И тут же раздалась трель телефонного звонка. — Ой, извините, я отвечу. Алло, нет я не могу говорить, но Мошкину больше двадцатки мы заплатить не сможем. Да, пока. Вот вы мне здесь в карточке просто поставьте штамп, у меня съемки срываются, понимаете…

— Женщина, покиньте помещение, у меня больной, — отвечала врач («Вообще-то я здоров», — внутренне поучаствовал в беседе Голубев).

— Миленькая, я вас умо… — Опять трель звонка. — Ой простите, я сказала к июню все должно быть закончено, все! Я вас просто умоляю, мне нужен штамп о диспансеризации. А то мне справку для бассейна не дают. Ой, простите. Как — потеряли сценарий?! Вы в своем уме?! Что значит стерся…

— Женщина, я вам говорю, посидите в очереди, я сниму вам кардиограмму.

— Да я не-мо-гу!

В общем, Марина — а вы поняли, что это была именно она, — настояла на своем. Докторша сдалась. Но непонятно, что в ней заговорило, вредность или профессиональная добросовестность. Она решила снять у Марины кардиограмму без очереди.

— Раздевайтесь до пояса, — приказала она.

Одурманенный флюидами терпких Марининых духов, преодолевших даже жалкую шторку, Голубев с подзабытым замиранием сердца прислушивался к шуршанию одежды.

— Алло, копия сценария должна быть у сценариста. Это трудно сообразить? — услышал он.

— Садитесь верхом на стул. — Ага, а это уже докторша.

И тут произошло непредвиденное. Формулировку «верхом на стул» Марина поняла по-своему. На глазах у потрясенной докторши роскошная Марина уселась на спинку стула. И — рухнула. Рухнула на беленькую тоненькую перегородку, скрывающую от нее расслабленного и обмотанного проводами Голубева. Телефоны и сумочка прыснули в разные стороны, как испуганные коты. Один телефон больно стукнул по переносице Голубева. Но в следующую секунду на него обрушилась полунагая Марина вместе со шторкой, сметая на пути провода и аппаратуру.

— Больной, не шевелитесь, — кричала докторша, — вы не должны волноваться.

— Попробуй тут не волноваться, когда на тебя падает такая грудь, — простонал Голубев, придавленный шторкой, вернее, ее обломками и Мариной. — Вообще-то я здоров, — пояснил он Марине.

И тут опять зазвонил телефон.

— Он у вас за ухом, — прошептала Марина Голубеву.

— Вот так мы и познакомились, — мечтательно рассказывал мне Голубев, дожевывая семгу, пока Марина крыла по телефону матом кабельщиков.

— Слушай, а как же ты все это — я покосился на Маринины телефоны, — терпишь? Это же все время прямая трансляция.

— Ну ты же знаешь, что я человек замкнутый и не люблю, когда меня достают. Так что это (кивок в сторону телефонов и ругающейся Марины) мне не мешает. И потом…У нее такая грудь.






Уважаемые читатели!

Если у вас есть свой «личный опыт» — расскажите о нем людям. А мы, со своей стороны, выплатим полноценный гонорар нашему новому полноценному автору.

Ваши истории ждет Иван Штраух по адресу: shtrauch@yandex.ru

P.S.: байки из Интернета не принимаются.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».