30 марта чрезвычайный съезд Союза кинематографистов переизбрал Никиту Михалкова на пост председателя. Утром Михалков семь раз повторил, что он уходит, днем прослезился, а к вечеру позволил проголосовать за себя. Корреспондент «Профиля» в режиссуре съезда увидел современное прочтение пушкинского «Бориса Годунова».Не уходи, побудь со мною
Чрезвычайный съезд кинематографистов в Гостином дворе вполне мог быть поставлен рукой боярина Василия Шуйского. Никита Михалков вел себя так же, как Борис Годунов в феврале 1598 года. Годунов месяц сидел затворником в монастыре, отринув все мирское и отказываясь принять московский престол. После
VII съезда Союза кинематографистов в декабре 2008 года, который был впоследствии признан нелегитимным, Михалков в монастырь не ушел, но в течение трех месяцев работал над отчетным докладом, в котором попытался снять с себя обвинения в растрате имущества и непрозрачных финансовых сделках. Все три месяца Михалков ежедневно повторял, что он уходит с поста председателя и больше не хочет состоять в руководстве.
В 11 утра 30 марта 2009 года Никита Михалков появился в президиуме чрезвычайного съезда. Свой доклад он начал строчкой из романса «А напоследок я скажу...». А корреспондент «Профиля» подсчитал, что с 11 до 17 часов он семь раз повторил: «Я ухожу».
Игру Бориса Годунова, который тоже отказывался принять престол, боярин Шуйский понимал так:
Народ еще повоет да поплачет,
Борис еще поморщится немного,
Что пьяница пред чаркою вина,
И наконец по милости своей
Принять венец смиренно согласится;
А там — а там он будет нами править
По-прежнему.
Никита Сергеевич прочитал двухчасовой доклад о том, что никогда не сдавал помещения СК в аренду и вообще не подписал ни одного финансового документа, и народ в зале тоже завыл и заплакал. Заплакал и сам Михалков. Плакали все.
Не плакали главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей и президент Гильдии киноведов и кинокритиков Виктор Матизен. Перед тремя тысячами мужчин и женщин Михалков распилил фамилию главного редактора «Искусства кино» надвое — получилось испанское Дон Дурей. Довольный своим остроумием Михалков сообщил, что Дон Дурей со своим журналом бесплатно пользуются помещениями СК на улице Усиевича в районе метро «Аэропорт» . При этом Дон Дурей умудряется сдавать помещения в субаренду семи организациям. А денег в СК не несет. Матизену тоже было не до слез умиления, потому что он единственный, кто публично назвал михалковский стиль правления диктатурой.
После обеденного перерыва деятели кино, наконец, приступили к главному — начали уговаривать Михалкова не бросать Союз кинематографистов на произвол судьбы. Удочку забросил Карен Шахназаров. Он был заметно растерян, то и дело забывал, о чем только что говорил. Какие-то фразы подсказывал ему ведущий съезда Евгений Герасимов. И вскоре стало ясно, откуда растерянность. «Сбили вы меня… Да, вот что: мы же здесь все взрослые люди, и надо понять: а кто будет руководить союзом? Вот я хочу спросить Никиту: «Никита, а ты для себя однозначно решил, что уходишь?»
Михалков уверенно кивнул: да, однозначно решил.
«Ну, понимаешь, — объяснил ему Шахназаров, — я здесь совсем не в роли просителя, но, на мой взгляд, это совершенная чепуха будет, если после всех усилий по организации съезда ты вот так вот уйдешь. Я не представляю себе этого».
Никита Сергеевич обхватил голову руками. Он смотрел в стол. Он страдал. Не мог сказать ни «да», ни «нет». На помощь ему пришел Евгений Герасимов: «Карен, объясни почетче: я могу вписать твое предложение внести кандидатуру Михалкова на пост председателя?» Шахназаров: «Я в этой ситуации не вижу другого выхода».
Михалков делал трагическое лицо, качал головой: нет, я не могу снова стать председателем. Но партия была уже сыграна — его кандидатуру внесли.
Ни патриарх, ни думные бояре
Склонить его доселе не могли;
Не внемлет он ни слезным увещаньям,
Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы.
Михалков поморщился. И от себя выдвинул Марлена Хуциева. В зале кто-то прошипел: «Да, Никита, ты просто сатана».
Вторым просителем стал народный артист России Сергей Безруков. Безруков уговаривал Михалкова от имени молодежи: «Я говорю от имени всей молодежи Союза кинематографистов: сомнений, кто должен стоять у руля, ни у кого не возникает. Ведь нет более мощного и влиятельного руководителя». Безруков, кажется, так и не сказал, кого он имеет в виду. Но Михалков понял, потому что опять мотнул головой: нет, нет.
Третьим увещевателем выпала честь быть народному артисту России Николаю Бурляеву. Бурляев говорил от имени космоса. Он был мистичен и пассионарен. Сразу заявил, что увидел в этом съезде соборную душу. «Кто может заменить на этом посту друга моего? — спросил сам себя Бурляев. — Три дня назад мы возвращались ночью из Белграда, я задал ему вопрос: «Ты готов продолжать нести этот крест?» Я видел утомленные глаза друга. «Коля, я не могу. Зачем мне это? Я должен работать». Я спрашиваю: «А кто это будет делать?»
Фамилия Михалкова сакральным образом опять не прозвучала. А Никита Сергеевич уже сидел с видом человека потерянного. Возможно, поэтому Бурляев заявил, что экран — духовно-стратегическое оружие государства. И ушел. Спиритический сеанс был окончен.
О боже мой, кто будет нами править?
О горе нам!
После мистиков утомленного режиссера и бывшего председателя СК принялись просить земные люди. Молодой режиссер кричал: «А меня не ломает попросить Никиту Михалкова остаться! Я не гордый, я детдомовец!» Народная артистка РСФСР Ирина Мирошниченко задалась вопросом: «А почему такой замечательный человек вообще должен был два часа тут оправдываться?» Никто ей ничего не ответил.
Последний аргумент — а кто, если не Михалков, будет общаться с руководством страны? Кто сможет лоббировать интересы киноиндустрии? Сценарист Эдуард Володарский заверил, что только Никита умеет разговаривать с президентами: «А представьте, если к президенту пойдет Матизен?»
Уговаривали Никиту Михалкова долго и продуманно. Все фазы психологической атаки были пройдены: дети, мистики, детдомовцы, женщины, власти. И Михалков сдался.
— Что слышно?
— Все еще упрямится; однако есть надежда.
Взвешивать «за» и «против» Никита Михалков отправился за кулисы — он отодвинул тяжелую темную штору. Глаза его опять покраснели, они слезились. Корреспондент «Профиля» спросил режиссера, почему он все время плачет. «Почему уж прямо плачу? Просто слезы слегка наворачиваются — уж очень все это трогательно. Трогательно слышать такие слова от коллег. И потом, я же артист, у меня нутро-то художественное, волнительное», — ответил он.
Никита Михалков был избран председателем СК 1932 голосами. За Марлена Хуциева отдали голоса 309 человек. Михалков тяжело вздохнул: «Тяжелый груз, тяжелый вы опять на меня взваливаете. Но, наверное, сейчас другого выхода нет».
Корреспондент «Профиля» заметил странного взъерошенного человека с заботливым лицом, который все время бродил вокруг Михалкова. Как минимум пять раз он спросил: «Ну, вам полегче стало»? «Полегче, полегче», — отвечал новоизбранный председатель СК.
Не все на съезде в Гостином дворе могли объяснить «Профилю», для чего этому влиятельному человеку понадобилось из собственного возвращения на пост председателя творческого союза делать сложную многоходовую комбинацию.
Почему плакал Михалков?
Член СК, кинокритик Денис Горелов («моль с жалом», по давнему определению Михалкова) — единственный, кто воздержался при голосовании по отчетному докладу. Он объяснил «Профилю» свой поступок так: «Я не люблю голосовать за всякие глупости. Давайте после каждого выступления решать, принимаем мы его к сведению или нет. Отчетный доклад — это не предмет особенных ликований. Тем более для меня — я же хуциевец. От Союза кинематографистов я никогда в жизни не получал ни рубля, и не намерен получать в дальнейшем. И поэтому дела имущественные мне глубоко безразличны. У меня претензия к Никите Сергеевичу одна — узурпация Национальной академии».
Денис Горелов полагает, что всенародные языческие упрашивания Михалкова, и потом его слезы — это отличный ход профессионала: «Заплакал — потому что он все-таки выдающийся артист и откровенно заводит себя. Это видно. Ведь он уже в полдень готов был разрыдаться на сцене. Умеет! В общем, грамотно сделано! Церемония возвращения стала еще одним его фильмом».
Драматург, заслуженный деятель искусств России Даль Орлов, напротив, считает, что слезы Никиты Сергеевича искренние: «Понимаю, почему он плакал. Я слушал Михалкова и думал: все-таки остались на Руси редкие люди, способные сжигать себя ради других. Мы все сейчас замешаны в преступлении. Потому что наблюдаем, как художник такого масштаба вместо того, чтобы снимать великое кино, вынужден тапком давить подлецов, которые получают деньги с Киноцентра. Спилберг стал бы этим заниматься? А Антониони? Поэтому ситуация трагическая. И поэтому Михалков плакал. Он просто измотан борьбой».
Народного артиста России Ивана Бортника все действо так захватило, что он плакал с Михалковым за компанию: «У меня тоже горло сжалось. Это свойственно русскому народу — быть сентиментальным. Никита увидел, что его поддерживают коллеги. И хотя он боец, все равно волновался. И вот вам слезы. Я люблю Никиту, и все».
Отец Иоанн — Иван Охлобыстин — сказал нам, что элементы постановки в том, как проходило увещевание на трон, бросались в глаза. Но при этом отметил, что Михалков, как к нему ни относись, искренне сопереживает коллегам: «Не следовало разводить эти дрязги. Победа Михалкова была очевидна, поскольку у него все подтверждено документально и юридически. Он человек образованный и харизматичный. И надо отдать ему должное — он до конца тянул, чтобы не срамить своих коллег. Но они вынудили его. И его слезы, видимо, о них».
Главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей — один из тех, по которому, как считает отец Иоанн, и проливал слезы Никита Михалков, сказал «Профилю», что когда он услышал про Дона Дурея, у него встали дыбом волосы: «Дон Дурей — это хамство. Но это и серьезное идеологическое противостояние. Как известно, на всех съездах и пленумах только я говорю о кино. Сегодня за шесть часов о кино не было сказано ни слова, никому не интересно. И это самое опасное — допустить, чтобы говорили о кино. Второе — мы журнал независимый. И мы пишем о фильмах — не о тех, которые ему нравятся. А он хочет, чтобы про фестиваль Бурляева писали. Еще мы ругали «Девятую роту». Третье — я вижу кинематограф свободным. Борьбу с иностранцами — в режиме конкуренции. А государство — не основным продюсером. И, наконец, четвертое. Втайне речь сейчас идет о том, чтобы Союз кинематографистов стал большим профсоюзом. То есть собесом, где будут раздавать деньги больным, на лекарства и похороны. А вся содержательная работа должна уйти в Академию кинематографических искусств. Я же считаю, что академия ничего делать не в состоянии. И восемь лет ее существования подтвердили мою идею — она не обучала молодых людей в Париже и Лос-Анджелесе, не издавала книг о кино, не готовила программ для Музея кино. Только вручала премию. Михалков функции контента хочет перекачать в академию. А это — полное умерщвление союза».
По поводу расчленения его фамилии Даниил Дондурей сказал «Профилю», что лично объявит Михалкову, что это ужасное поведение: «И главное — как неожиданно! Ведь все эти годы мы целовались, и у него был ко мне какой-то нейтралитет. Что происходит?»
А пока Даниил Дондурей рассказывал нам о нейтралитете, пришла информация со съезда: делегаты исключили из союза президента Гильдии киноведов и кинокритиков Виктора Матизена с формулировкой «за последовательные действия, направленные на раскол СК».
Остается ждать, сколько сторонников Матизена вслед за президентом гильдии покинут обновленный союз.
