20 апреля 2024
USD 93.44 -0.65 EUR 99.58 -0.95
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2002 года: "Шок"

Архивная публикация 2002 года: "Шок"

Ну что ж, Россия получила свое 11 сентября: террористический удар шокирующей силы, не только психологически потрясший нацию, но и способный похоронить под обломками Театрального центра на Дубровке главную гордость президента Путина -- политическую стабильность. Не знаю, так ли масштабен был замысел террористов, но их акция вызвала лавину вопросов, обращенных прежде всего к центральной власти. Первые дни шока пройдут, и, независимо от исхода ситуации, вопросы эти будут звучать все громче. С другой стороны, обществу придется осознать и кое-какие горькие истины про себя.Сравнение с 11 сентября, которое сразу же стало тиражироваться средствами массовой информации, совершенно неизбежно: и дерзость замысла (cамые высокие здания Нью-Йорка -- самый центр Москвы), и профессиональная точность исполнения, и ужасающая нормальных людей готовность исполнителей умереть за те идеи, которые они исповедуют, -- все это очень похоже.
И, к сожалению, беспомощность спецслужб, не сумевших ни предвидеть, ни предотвратить события. И очень малая готовность общества встретиться лицом к лицу с трагедией не где-то там, за тридевять земель, а в собственном доме, который казался относительно безопасным.
Скорее всего, при любом исходе драмы с заложниками жертв и разрушений в Москве будет меньше, чем в Нью-Йорке (хотя как знать, не сидят ли где-то в подполье другие группы боевиков, нацеленные на подобные же акции).
Но, с другой стороны, в Америке террористический приговор тысячам людей был приведен в исполнение почти одномоментно, а России, судя уже по первым дням кризиса, предстоит долгая, изматывающая война нервов: по меньшей мере несколько дней эскалации напряженности, когда миллионы людей, наблюдающих за развитием драмы со стороны, будут испытывать чувство полной беспомощности и бессильного гнева -- чувство, весьма разрушительное для достоинства нации и ее единства. Совершенно неминуемо поднимется градус бытовой ксенофобии, чем обязательно попытаются воспользоваться шовинисты всех мастей. До массовых погромов на национальной почве, может быть, и не дойдет, но атмосфера межнациональных отношений, которая и сейчас-то не свежа, еще более сгустится.
И все-таки главный удар бессильного народного гнева обрушится на президента и правительство -- за последние три года немалыми усилиями средств массовой информации и откровенной пропаганды у нас был создан образ крепчающего изо дня в день государства, волевого и жесткого президента. Миллионам людей очень хотелось в это поверить, и они, несмотря на многие объективные факты слабости режима, поверили, отчего рейтинг президента долгое время оставался стабильно высоким.
Налево пойдешь, направо пойдешь

Впрочем, решительность и жесткость президента подвергнуть сомнению трудно: что есть, то есть. Но, к сожалению, сильный президент остается только вершиной еще очень слабой и шаткой пирамиды государства.
А дилемму ему придется в ближайшие дни решать крайне непростую, причем всякое решение будет иметь свою -- и очень для престижа и рейтинга неприятную -- невыгоду. И за спинами исполнителей спрятаться будет невозможно -- уже все привыкли, что решения такого масштаба у нас способен принимать только Путин.
Тогда что получается? Все три года своего правления он проводил в отношении Чечни чрезвычайно жесткую линию: бескомпромиссное силовое подавление сепаратизма и никаких переговоров с террористами. Пойти сейчас на серьезные переговоры и тем более на какие-то компромиссы под давлением кучки боевиков, захвативших сотни заложников в центре Москвы, означает для Путина практически зачеркнуть всю свою трехлетнюю политику в Чечне, признать ее неправильной. Можно себе представить, насколько трудно политику масштаба Путина будет принять такое решение.
К тому же на его стороне весь мировой опыт борьбы с терроризмом, а он гласит, что любая локальная победа террористов оборачивается новой эскалацией террора. Пример тому содержится в свежей еще памяти: через несколько месяцев после того, как Басаев в июне 1995-го со своим отрядом был чуть ли не победителем отпущен из Буденновска, такой же рейд на Кизляр устроил Салман Радуев. Да и нынешний захват заложников в Москве, как верно заметили многие наблюдатели, есть тоже дальнее эхо рейда Басаева на Буденновск.
С другой стороны, санкционировать силовое решение проблемы означает повесить себе на совесть сотни невинных жертв -- вряд ли такое простят даже сверхпопулярному Путину.
Словом, трудно придумать более неприятную ситуацию. Налево пойдешь -- направо пойдешь...
Не ждали

Если Путину еще предстоит непростое решение, любой вариант которого не повысит его рейтинга, то вся правоохранительная система страны потерпела полный конфуз.
Только представим себе: минимум полмесяца в столице жила группа опасных террористов, выбирала себе цель, тщательно планировала операцию, при этом не раз побывала на спектакле "Норд-Ост" для рекогносцировки. Эти люди добывали себе оружие и взрывчатку (вряд ли они привезли весь этот груз с собой из Чечни), транспорт. Наверняка в Москве у них была своя база и по делам им приходилось общаться не только с сообщниками, но и с множеством самых разных людей -- с московской чеченской диаспорой, криминальными кругами, где и добывалось, скорее всего, оружие. И московская милиция, которая проверяет документы у любого попавшегося на глаза брюнета, ни слухом ни духом не подозревала о готовящейся акции. Зачем же тогда вся эта дорогостоящая бутафория с ежеутренними пробками на всех въездах в Москву, с унизительными проверками регистрации? Только затем, чтобы брать с людей дань? Да и в самом деле -- слышал ли кто-нибудь, чтобы "человек кавказской национальности", задержанный московской милицией, был депортирован на родину или как-то основательно проверен на предмет принадлежности к какой-либо незаконной структуре? Нет, дело решается обыкновенно проще, то есть при помощи некоторого количества купюр. Уж такие-то сцены почти каждый из нас наблюдал. Вполне возможно, что и террористы, захватившие заложников в Доме культуры ГПЗ, не раз подвергались проверкам документов. Хотя у них, скорее всего, с регистрацией было все в порядке: при нынешнем уровне коррумпированности милиции купить ее не проблема.
Вообще, поражает приверженность наших силовиков примитивным и грубым формам борьбы с терроризмом. Если Чечня -- так это бомбежки и зачистки, если Москва -- так это тупые проверки документов и машин. А вместо тонкой агентурной работы -- только многозначительные намеки на то, как успешно и эффективно она ведется. Если б так оно и в самом деле было, террористы не выскочили бы в центре Москвы, как чертики из табакерки: действительно хорошая агентурная сеть добыла бы хоть какие-то сведения о подготовке такой крупной акции.
Словом, не покидает чувство, что профессионализм спецслужб не успевает за явным ростом профессионализма террористического сообщества. Согласитесь, что захват ДК ГПЗ с сотнями людей -- операция, технически куда более сложная и совершенная, чем подрыв московских домов в сентябре 1999 года или закладка фугаса на обочине улицы в Каспийске 9 мая этого года. Тем более что проводилась она в самом охраняемом городе России на фоне вроде бы (по отчетам) возросшей бдительности.
Путин сразу же сказал, что операция эта планировалась в неких зарубежных центрах. Это похоже на правду, поскольку уж очень красивый и даже осмысленный ряд выстраивается: сначала таран Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, который выглядел как римейк сразу нескольких голливудских фильмов; потом взрыв дискотеки на острове Бали; теперь вот появление людей в камуфляже и с автоматами во втором акте популярного московского мюзикла. Как бы некая мрачная ирония в таком пристрастии террористов к шоу-бизнесу: мол, мир во зле лежит, а вы тут развлекаетесь. Вот и отнимем у вас жизнь на пике вашего веселья. Очень даже в духе религиозных фундаменталистов, по-своему борющихся с мировыми пороками.
Однако импортный характер замысла террористической операции никак не может служить оправданием явной слабости спецслужб. 11 сентября прошлого года был некий момент истины, когда понятно стало, что нынешние террористы -- не примитивные пастухи с лимонкой за пазухой, что им уже по зубам и высокие технологии, и изощренная тактика. Больше года прошло -- времени достаточно, чтобы спецслужбы сей факт осознали и стали относиться к противнику всерьез. Не знаю, как в Штатах, а в России, судя по последним событиям, этот процесс даже еще и не начинался.
Дистанция огромного размера

Помнится, сразу после 11 сентября социологические службы проводили у нас по поводу американской трагедии опросы, из которых понятно стало, что россияне приняли заморскую беду не очень-то близко к сердцу. Самый распространенный ответ (более 50% респондентов) был таков: людей, конечно, жалко, но Америка сама виновата.
Теперь тот бумеранг во всей своей красе вернулся к нам, и хочется спросить тех же людей: а виновата ли в происшедшем Россия? Россия как государство и Россия как общество?
Нетрудно догадаться, каким будет возмущенный ответ большинства респондентов, но кое-что по этому поводу я все же скажу.
Начну опять же с вопроса: почему взрывы в Москве, Буйнакске и Волгодонске осенью 1999 года, несмотря на множество жертв, так и не стали событием, равноценным по масштабу и уровню символичности атаке на Нью-Йорк или нынешней драме с заложниками в Москве? Почему они, прямо скажем, оставили не слишком глубокий шрам в национальном сознании?
Один из возможных ответов таков: шок и боль после этих взрывов были довольно скоро компенсированы -- федеральные войска вновь вошли в Чечню, относительно быстро разгромили главные силы боевиков и установили контроль над всей территорией мятежной республики. Жертвы были как бы отомщены.
А дальше стало происходить нечто странное: чем дальше, тем меньше людей стали волновать сообщения из Чечни, да и телевидение уделяло им месяц за месяцем все меньше и меньше внимания. Среди сводок с полей сражения преобладали победные, генералы вели себя все увереннее и увереннее, сам Путин множество раз заявлял, что военная операция в Чечне завершена и пора выводить оттуда войска. А тут еще начался кое-какой промышленный рост, страна стала выкарабкиваться из экономического кризиса, людям стали платить зарплаты и пенсии. И обнадеженный подвижками к лучшему народ как-то очень быстро и безболезненно дистанцировался от того, что происходило в Чечне. Тамошняя война как бы локализовалась -- не только географически, но и, самое главное, в сознании большинства людей, она отдалилась на совсем уж безопасное расстояние. Слышать ежедневно то о взрывах, то о нападениях на блокпосты неприятно, хочется эту раздражающую информацию в сознание не впускать, да и, в конце концов, как уверяет начальство, процесс теперь полностью под контролем и не за горами полная и окончательная победа.
Словом, страна вела нешуточную, с очень большим напряжением сил войну (к слову, ни юридически, ни формально войной так и не названную), а большинство населения из нее как бы позволило себе выйти (ну раз там, как уверяет начальство, дела идут все лучше и лучше).
Но так, к сожалению, не бывает: страна не может одновременно и вести, и не вести войну. Нельзя, кроме того, считать здоровой страну, на одной из территорий которой нет ни закона, ни права, а только произвол. Метастазы от далекой вроде бы опухоли, если ее не лечат или лечат неправильно, совершенно неизбежны. Рано или поздно далекая война, о которой большинство перестали думать и заботу о которой переложили на плечи исключительно начальства, должна была приблизиться. Что и случилось 23 октября в Москве. Между тем здесь давно уже никто не чувствует себя на войне как на войне, откуда и расслабленность правоохранительных органов, и сила шока, который поразил большинство. Трагедия, разразившаяся в эти дни в Москве, отнюдь не лишнее напоминание о том, что война, которую ведет страна, касается -- в любой момент может коснуться -- каждого. И потому каждому не мешало бы относиться к ней со всей ответственностью, какой вообще требует такая серьезная и суровая штука, как война.
Ночной эфир

Продолжая разговор о прискорбной неготовности общества к событиям, подобным тому, которому мы стали свидетелями, невозможно не сказать и несколько слов о реакции на него средств массовой информации, особенно телевидения.
Автор этих строк, подобно многим, всю ночь с 23 на 24 октября провел перед телевизором. Первое время бегал с канала на канал, пока не понял, что только НТВ решилось на организацию вещания в режиме нон-стоп, выбросило из сетки все другие программы и даже отказалось от рекламы.
Сначала я был преисполнен к ведущим и корреспондентам этого телеканала искренней благодарности: видно было, как на износ, до хрипоты работают ведущие, как мужественно под снегом и дождем стоят на своем посту корреспонденты, то и дело теснимые милицейским оцеплением подальше от места событий.
Но события, как известно, развивались неторопливо, и довольно скоро совершенно нечего стало кидать в уже разгоревшуюся информационную топку. Однако руководство канала, видимо, решило ни при каких условиях не снижать темпа, и тогда моя зрительская благодарность довольно быстро сменилась сильнейшим раздражением: ведущим нечего уже было говорить, но они говорили и говорили, у корреспондентов не было новостей, и они начали сообщать все, что хоть как-то могло сойти за новость: непроверенные слухи и собственные догадки. За их спиной хаотически туда-сюда перемещались массы людей и машин, а все вместе это было картиной растерянности и хаоса. Оговорюсь: вполне возможно, что вооруженные люди, машины и бронетехника двигались по строгому, выверенному плану, но у меня-то, у зрителя (а зрителями всего этого, как нетрудно догадаться, были и террористы), появлялось ощущение именно хаоса и растерянности. И время от времени кто-нибудь влиятельный говорил в микрофон: совершенно непонятно, что делать.
Тут самое время вернуться к вопросу: был ли какой-то внешний центр, координирующий действия террористов? И вот смотрел-смотрел я телевизор и подумал неожиданно, что, пока есть телевидение, никакого внешнего центра и не нужно, с этой задачей вполне справляются телевизионщики. Многое из того, что они говорили в ту ночь в эфире, террористам лучше было бы не знать. Кроме того, лучше было бы им не чувствовать, каким исключительным вниманием пользуются их персоны, какой роскошный переполох в стане врага они устроили своей акцией, ведь такое, согласитесь, воодушевляет, прибавляет сил и уверенности.
А когда в дело вступали аналитики с политиками и начинали по косточкам разбирать ситуацию и намечать пути выхода из нее, мне стало и вовсе дурно: они уже явно работали на противника и осложняли и без того трудную задачу спецслужб.
Конечно, информировать общество -- прямой долг СМИ, но бывают особые случаи (и операция по освобождению заложников явно относится к их числу), когда для пользы дела и для безопасности людей стоит временно вводить цензуру.

Ну что ж, Россия получила свое 11 сентября: террористический удар шокирующей силы, не только психологически потрясший нацию, но и способный похоронить под обломками Театрального центра на Дубровке главную гордость президента Путина -- политическую стабильность. Не знаю, так ли масштабен был замысел террористов, но их акция вызвала лавину вопросов, обращенных прежде всего к центральной власти. Первые дни шока пройдут, и, независимо от исхода ситуации, вопросы эти будут звучать все громче. С другой стороны, обществу придется осознать и кое-какие горькие истины про себя.Сравнение с 11 сентября, которое сразу же стало тиражироваться средствами массовой информации, совершенно неизбежно: и дерзость замысла (cамые высокие здания Нью-Йорка -- самый центр Москвы), и профессиональная точность исполнения, и ужасающая нормальных людей готовность исполнителей умереть за те идеи, которые они исповедуют, -- все это очень похоже.

И, к сожалению, беспомощность спецслужб, не сумевших ни предвидеть, ни предотвратить события. И очень малая готовность общества встретиться лицом к лицу с трагедией не где-то там, за тридевять земель, а в собственном доме, который казался относительно безопасным.

Скорее всего, при любом исходе драмы с заложниками жертв и разрушений в Москве будет меньше, чем в Нью-Йорке (хотя как знать, не сидят ли где-то в подполье другие группы боевиков, нацеленные на подобные же акции).

Но, с другой стороны, в Америке террористический приговор тысячам людей был приведен в исполнение почти одномоментно, а России, судя уже по первым дням кризиса, предстоит долгая, изматывающая война нервов: по меньшей мере несколько дней эскалации напряженности, когда миллионы людей, наблюдающих за развитием драмы со стороны, будут испытывать чувство полной беспомощности и бессильного гнева -- чувство, весьма разрушительное для достоинства нации и ее единства. Совершенно неминуемо поднимется градус бытовой ксенофобии, чем обязательно попытаются воспользоваться шовинисты всех мастей. До массовых погромов на национальной почве, может быть, и не дойдет, но атмосфера межнациональных отношений, которая и сейчас-то не свежа, еще более сгустится.

И все-таки главный удар бессильного народного гнева обрушится на президента и правительство -- за последние три года немалыми усилиями средств массовой информации и откровенной пропаганды у нас был создан образ крепчающего изо дня в день государства, волевого и жесткого президента. Миллионам людей очень хотелось в это поверить, и они, несмотря на многие объективные факты слабости режима, поверили, отчего рейтинг президента долгое время оставался стабильно высоким.

Налево пойдешь, направо пойдешь


Впрочем, решительность и жесткость президента подвергнуть сомнению трудно: что есть, то есть. Но, к сожалению, сильный президент остается только вершиной еще очень слабой и шаткой пирамиды государства.

А дилемму ему придется в ближайшие дни решать крайне непростую, причем всякое решение будет иметь свою -- и очень для престижа и рейтинга неприятную -- невыгоду. И за спинами исполнителей спрятаться будет невозможно -- уже все привыкли, что решения такого масштаба у нас способен принимать только Путин.

Тогда что получается? Все три года своего правления он проводил в отношении Чечни чрезвычайно жесткую линию: бескомпромиссное силовое подавление сепаратизма и никаких переговоров с террористами. Пойти сейчас на серьезные переговоры и тем более на какие-то компромиссы под давлением кучки боевиков, захвативших сотни заложников в центре Москвы, означает для Путина практически зачеркнуть всю свою трехлетнюю политику в Чечне, признать ее неправильной. Можно себе представить, насколько трудно политику масштаба Путина будет принять такое решение.

К тому же на его стороне весь мировой опыт борьбы с терроризмом, а он гласит, что любая локальная победа террористов оборачивается новой эскалацией террора. Пример тому содержится в свежей еще памяти: через несколько месяцев после того, как Басаев в июне 1995-го со своим отрядом был чуть ли не победителем отпущен из Буденновска, такой же рейд на Кизляр устроил Салман Радуев. Да и нынешний захват заложников в Москве, как верно заметили многие наблюдатели, есть тоже дальнее эхо рейда Басаева на Буденновск.

С другой стороны, санкционировать силовое решение проблемы означает повесить себе на совесть сотни невинных жертв -- вряд ли такое простят даже сверхпопулярному Путину.

Словом, трудно придумать более неприятную ситуацию. Налево пойдешь -- направо пойдешь...

Не ждали


Если Путину еще предстоит непростое решение, любой вариант которого не повысит его рейтинга, то вся правоохранительная система страны потерпела полный конфуз.

Только представим себе: минимум полмесяца в столице жила группа опасных террористов, выбирала себе цель, тщательно планировала операцию, при этом не раз побывала на спектакле "Норд-Ост" для рекогносцировки. Эти люди добывали себе оружие и взрывчатку (вряд ли они привезли весь этот груз с собой из Чечни), транспорт. Наверняка в Москве у них была своя база и по делам им приходилось общаться не только с сообщниками, но и с множеством самых разных людей -- с московской чеченской диаспорой, криминальными кругами, где и добывалось, скорее всего, оружие. И московская милиция, которая проверяет документы у любого попавшегося на глаза брюнета, ни слухом ни духом не подозревала о готовящейся акции. Зачем же тогда вся эта дорогостоящая бутафория с ежеутренними пробками на всех въездах в Москву, с унизительными проверками регистрации? Только затем, чтобы брать с людей дань? Да и в самом деле -- слышал ли кто-нибудь, чтобы "человек кавказской национальности", задержанный московской милицией, был депортирован на родину или как-то основательно проверен на предмет принадлежности к какой-либо незаконной структуре? Нет, дело решается обыкновенно проще, то есть при помощи некоторого количества купюр. Уж такие-то сцены почти каждый из нас наблюдал. Вполне возможно, что и террористы, захватившие заложников в Доме культуры ГПЗ, не раз подвергались проверкам документов. Хотя у них, скорее всего, с регистрацией было все в порядке: при нынешнем уровне коррумпированности милиции купить ее не проблема.

Вообще, поражает приверженность наших силовиков примитивным и грубым формам борьбы с терроризмом. Если Чечня -- так это бомбежки и зачистки, если Москва -- так это тупые проверки документов и машин. А вместо тонкой агентурной работы -- только многозначительные намеки на то, как успешно и эффективно она ведется. Если б так оно и в самом деле было, террористы не выскочили бы в центре Москвы, как чертики из табакерки: действительно хорошая агентурная сеть добыла бы хоть какие-то сведения о подготовке такой крупной акции.

Словом, не покидает чувство, что профессионализм спецслужб не успевает за явным ростом профессионализма террористического сообщества. Согласитесь, что захват ДК ГПЗ с сотнями людей -- операция, технически куда более сложная и совершенная, чем подрыв московских домов в сентябре 1999 года или закладка фугаса на обочине улицы в Каспийске 9 мая этого года. Тем более что проводилась она в самом охраняемом городе России на фоне вроде бы (по отчетам) возросшей бдительности.

Путин сразу же сказал, что операция эта планировалась в неких зарубежных центрах. Это похоже на правду, поскольку уж очень красивый и даже осмысленный ряд выстраивается: сначала таран Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, который выглядел как римейк сразу нескольких голливудских фильмов; потом взрыв дискотеки на острове Бали; теперь вот появление людей в камуфляже и с автоматами во втором акте популярного московского мюзикла. Как бы некая мрачная ирония в таком пристрастии террористов к шоу-бизнесу: мол, мир во зле лежит, а вы тут развлекаетесь. Вот и отнимем у вас жизнь на пике вашего веселья. Очень даже в духе религиозных фундаменталистов, по-своему борющихся с мировыми пороками.

Однако импортный характер замысла террористической операции никак не может служить оправданием явной слабости спецслужб. 11 сентября прошлого года был некий момент истины, когда понятно стало, что нынешние террористы -- не примитивные пастухи с лимонкой за пазухой, что им уже по зубам и высокие технологии, и изощренная тактика. Больше года прошло -- времени достаточно, чтобы спецслужбы сей факт осознали и стали относиться к противнику всерьез. Не знаю, как в Штатах, а в России, судя по последним событиям, этот процесс даже еще и не начинался.

Дистанция огромного размера


Помнится, сразу после 11 сентября социологические службы проводили у нас по поводу американской трагедии опросы, из которых понятно стало, что россияне приняли заморскую беду не очень-то близко к сердцу. Самый распространенный ответ (более 50% респондентов) был таков: людей, конечно, жалко, но Америка сама виновата.

Теперь тот бумеранг во всей своей красе вернулся к нам, и хочется спросить тех же людей: а виновата ли в происшедшем Россия? Россия как государство и Россия как общество?

Нетрудно догадаться, каким будет возмущенный ответ большинства респондентов, но кое-что по этому поводу я все же скажу.

Начну опять же с вопроса: почему взрывы в Москве, Буйнакске и Волгодонске осенью 1999 года, несмотря на множество жертв, так и не стали событием, равноценным по масштабу и уровню символичности атаке на Нью-Йорк или нынешней драме с заложниками в Москве? Почему они, прямо скажем, оставили не слишком глубокий шрам в национальном сознании?

Один из возможных ответов таков: шок и боль после этих взрывов были довольно скоро компенсированы -- федеральные войска вновь вошли в Чечню, относительно быстро разгромили главные силы боевиков и установили контроль над всей территорией мятежной республики. Жертвы были как бы отомщены.

А дальше стало происходить нечто странное: чем дальше, тем меньше людей стали волновать сообщения из Чечни, да и телевидение уделяло им месяц за месяцем все меньше и меньше внимания. Среди сводок с полей сражения преобладали победные, генералы вели себя все увереннее и увереннее, сам Путин множество раз заявлял, что военная операция в Чечне завершена и пора выводить оттуда войска. А тут еще начался кое-какой промышленный рост, страна стала выкарабкиваться из экономического кризиса, людям стали платить зарплаты и пенсии. И обнадеженный подвижками к лучшему народ как-то очень быстро и безболезненно дистанцировался от того, что происходило в Чечне. Тамошняя война как бы локализовалась -- не только географически, но и, самое главное, в сознании большинства людей, она отдалилась на совсем уж безопасное расстояние. Слышать ежедневно то о взрывах, то о нападениях на блокпосты неприятно, хочется эту раздражающую информацию в сознание не впускать, да и, в конце концов, как уверяет начальство, процесс теперь полностью под контролем и не за горами полная и окончательная победа.

Словом, страна вела нешуточную, с очень большим напряжением сил войну (к слову, ни юридически, ни формально войной так и не названную), а большинство населения из нее как бы позволило себе выйти (ну раз там, как уверяет начальство, дела идут все лучше и лучше).

Но так, к сожалению, не бывает: страна не может одновременно и вести, и не вести войну. Нельзя, кроме того, считать здоровой страну, на одной из территорий которой нет ни закона, ни права, а только произвол. Метастазы от далекой вроде бы опухоли, если ее не лечат или лечат неправильно, совершенно неизбежны. Рано или поздно далекая война, о которой большинство перестали думать и заботу о которой переложили на плечи исключительно начальства, должна была приблизиться. Что и случилось 23 октября в Москве. Между тем здесь давно уже никто не чувствует себя на войне как на войне, откуда и расслабленность правоохранительных органов, и сила шока, который поразил большинство. Трагедия, разразившаяся в эти дни в Москве, отнюдь не лишнее напоминание о том, что война, которую ведет страна, касается -- в любой момент может коснуться -- каждого. И потому каждому не мешало бы относиться к ней со всей ответственностью, какой вообще требует такая серьезная и суровая штука, как война.

Ночной эфир


Продолжая разговор о прискорбной неготовности общества к событиям, подобным тому, которому мы стали свидетелями, невозможно не сказать и несколько слов о реакции на него средств массовой информации, особенно телевидения.

Автор этих строк, подобно многим, всю ночь с 23 на 24 октября провел перед телевизором. Первое время бегал с канала на канал, пока не понял, что только НТВ решилось на организацию вещания в режиме нон-стоп, выбросило из сетки все другие программы и даже отказалось от рекламы.

Сначала я был преисполнен к ведущим и корреспондентам этого телеканала искренней благодарности: видно было, как на износ, до хрипоты работают ведущие, как мужественно под снегом и дождем стоят на своем посту корреспонденты, то и дело теснимые милицейским оцеплением подальше от места событий.

Но события, как известно, развивались неторопливо, и довольно скоро совершенно нечего стало кидать в уже разгоревшуюся информационную топку. Однако руководство канала, видимо, решило ни при каких условиях не снижать темпа, и тогда моя зрительская благодарность довольно быстро сменилась сильнейшим раздражением: ведущим нечего уже было говорить, но они говорили и говорили, у корреспондентов не было новостей, и они начали сообщать все, что хоть как-то могло сойти за новость: непроверенные слухи и собственные догадки. За их спиной хаотически туда-сюда перемещались массы людей и машин, а все вместе это было картиной растерянности и хаоса. Оговорюсь: вполне возможно, что вооруженные люди, машины и бронетехника двигались по строгому, выверенному плану, но у меня-то, у зрителя (а зрителями всего этого, как нетрудно догадаться, были и террористы), появлялось ощущение именно хаоса и растерянности. И время от времени кто-нибудь влиятельный говорил в микрофон: совершенно непонятно, что делать.

Тут самое время вернуться к вопросу: был ли какой-то внешний центр, координирующий действия террористов? И вот смотрел-смотрел я телевизор и подумал неожиданно, что, пока есть телевидение, никакого внешнего центра и не нужно, с этой задачей вполне справляются телевизионщики. Многое из того, что они говорили в ту ночь в эфире, террористам лучше было бы не знать. Кроме того, лучше было бы им не чувствовать, каким исключительным вниманием пользуются их персоны, какой роскошный переполох в стане врага они устроили своей акцией, ведь такое, согласитесь, воодушевляет, прибавляет сил и уверенности.

А когда в дело вступали аналитики с политиками и начинали по косточкам разбирать ситуацию и намечать пути выхода из нее, мне стало и вовсе дурно: они уже явно работали на противника и осложняли и без того трудную задачу спецслужб.

Конечно, информировать общество -- прямой долг СМИ, но бывают особые случаи (и операция по освобождению заложников явно относится к их числу), когда для пользы дела и для безопасности людей стоит временно вводить цензуру.

АЛЕКСАНДР АГЕЕВ

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».