С 31 октября по 3 ноября в «Форум Холле» состоится The Effes Blues Festival. О жизни в ритме блюз в эксклюзивном интервью рассказал специалист по молекулярной вирусологии и доктор блюза Алексей Аграновский.Как вам хватает времени на науку и на блюз?
— У нас его гораздо больше, чем мы думаем. Всегда можно найти и распорядиться нужным образом. Я себе ни в чем не отказываю, есть даже время бездельничать и скучать. Время — как слоеный пирог, оттуда можно вытащить много всего, что вам необходимо, и прожить не одну жизнь.
— Почему так мало отечественных блюз-фестивалей? Они нерентабельны, нет широкой аудитории?
— Это музыка неприхотливая, ей не нужна широкая аудитория, зато нужна избранная, которую легко подключить. О концертах люди узнают по цепочке, и, как правило, собирается полный зал. Поэтому для информации достаточно одного сайта. Среда поддерживается клубами, такими как «Дом у дороги» и ВВ King, где регулярно устраиваются джемы. В Чикаго был клуб Teresa’s Lounge, с 1948 года по 1982-й он считался домом блюза. В клубе все без исключения чувствовали себя комфортно и безопасно: туристы из Японии, белые студенты из университета, темнокожие рабочие сталелитейных заводов, сутенеры и проститутки. Даже легендарные блюзмены Бадди Гай и Джуниор Уэллс, возвращаясь откуда-нибудь после гастролей, ехали прямиком в этот клуб. В Москве тоже есть такие клубы. Их буквально один-два, но процесс уже структурирован, тот мягкий пластилин, что был вначале, застывает и обретает определенные формы. Однако если к клубу отношение, как к точке общепита или прачечной по отмыванию денег, то ничего путного не выйдет, должна быть душа. Нужна Тереза (так звали одну из хозяек знаменитого Teresa’s Lounge), нужен человек за стойкой, который любит эту музыку.
— Этим летом в Москве выступал чумовой гитарист Крис Дуарте, но редко удается привезти на фестивали людей, находящихся «на пике».
— Напротив, все чаще. Идет интенсивный гастрольный процесс, причем он организуется не только профессиональными агентствами, но и по инициативе «сбоку». Гитарист нашей группы «Черный хлеб» Омар Итковицы (музыкант из Аргентины, а по совместительству менеджер одной столичной компании. — «Профиль») часто бывает в США, и через него мы выходим на очень видных людей. Это не суперзвезды, но тем интересней, потому что они высокого уровня, реально действующие черные клубные артисты Чикаго. Например, Джон Праймер, который будет на нынешнем фестивале Effes Blues, работал в том же клубе Teresa’s Lounge, играл с Мадди Уотерсом, Вилли Диксоном, Мэджиком Слимом. Первый раз он приехал просто потому, что мы купили ему билет Чикаго—Москва—Чикаго, он отыграл здесь и в Рязани сногсшибательные концерты. А потом приезжали блюзмены Джеймс Уилер, Боб Строджер, Кит Данн, Лурри Белл и другие.
— В чем специфика блюзовой среды в России?
— Есть три поколения: старики, такие как Алексей White Белов и Петрович (Михаил Соколов), начинали в 70-х годах, другое поколение — тридцатилетние (Володя Кожекин и другие ребята), а есть совсем молодежь с большими способностями, у которых многое получается, допустим, харпер (исполнитель на губной гармошке) Саша Соловьев или гитарист Володя Демьянов. Есть преемственность, и сложилась блюзовая среда.
— А современный блюз-рок, который играет молодое поколение, как относится к традиционному блюзу?
— Блюз-рок — энергия белого человека, энергия другого рода. Когда приезжал Крис Дуарте, мы c ним играли вместе, он замечательный музыкант, но это другое ощущение, нежели игра с Праймером. Это артисты другого драйва. Скажем, драйв Мадди Уотерса — совершенно другой, и его сложнее разглядеть нам, белым ребятам, воспитанным на рок-культуре, кому ближе стилистика Джимми Пейджа, Эрика Клэптона. Это сидит очень глубоко… Но если подсел разок на драйв Мадди Уотерса, Хаулина Вульфа, то все, уже никуда не деться. И технически это музыка разреженная, нот мало, много воздуха с паузами. Этот воздух и создает драйв. Человек не частит как рокер, он рассказывает о самом главном, используя для этого свои скромные средства.
— Почему нет блюзов на русском языке, то есть они периодически появляются, но это единичные случаи?
— Я бы назвал это не причиной, а трудностями. Во-первых, есть сложности с просодией. Английский — ритмичный язык, слова короткие, двигаются сами, особенно если это негритянский английский, адаптированный к этому стилю мышления. Такой язык соединить с другими поэтическими и песенными традициями сложно, правда, никто не сказал, что невозможно. У Майка Науменко есть совершенно гениальные и точные блюзы. Значит, в принципе это реально. Другое дело, что большого корпуса этих произведений, так что они составляли бы основу репертуара какого-то конкретного исполнителя, просто нет. Нужен однородный блюзовый материал на русском, а у наших музыкантов все смешано с другими стилями, немного регги, немного Высоцкого, немного того-сего, а вот еще и блюз...
– Вы как-то сказали, что можно назвать блюзом русские тюремные песни. Не то, что понимается как шансон, «блатняк», а то, что по сути совпадает с черным блюзом?
— Наши тюремные песни действительно близки блюзу, потому что очень искренни. Они о человеческом опыте, это то, что роднит с блюзом старые лагерные песни. Кроме того, они достаточно ритмичны и сделаны с куражом, с драйвом и грувом — если по-английски. У нас в семье собирали, знали и играли такие песни на семиструнных гитарах. Дядя показывал мне, как надо играть с «блатным» подходом. Я у него спрашивал: «Как играть такой перебор?» «Научить не могу, — сказал он, — это надо почувствовать». Настоящий опыт, страдание, которые «переламываются» через подачу, кураж. Одно из ключевых явлений в блюзе, чему нельзя научиться, но что можно почувствовать и поймать. Вот и все.
— Насколько верно утверждение, ставшее уже анекдотичным: блюз — это когда хорошему человеку плохо?
— Первый раз услышал эту фразу в фильме «Перекресток» Уолтера Хила. Мне показалось: как же это мудро сказано! До сих пор считаю, что мудро, просто фраза стала заезженной, как In God We Trust с долларовой купюры. Фраза вполне философская, умная, с двойным дном, сказано неплохо, но уже «переюзанная». Блюз, конечно, музыка не зеленая, это музыка опытных людей. В принципе на тему блюза можно было бы издать целый сборник афоризмов — эдакого блюзового Ларошфуко.
— А если кроме «Перекрестка», то какие фильмы сродни блюзу?
— Есть такой фильм — «Сердце ангела» Алена Паркера, там очень точно передана атмосфера Луизианы и Нового Орлеана 50-х годов: вода и музыка, играет Брауни Макги, поет свой блюз Rainy Rainy Day, тема черной магии. Все, конечно, по-киношному замешено для целей сюжета. Но хорошее кино оставляет особое послевкусие. Вот там остается чувство блюза, как послевкусие выдержанного вина, даже более сильное, чем у «Перекрестка». Режиссеру удалось это сделать, хотя сюжет не про блюз, да и фильм страшный как черт: никакого выхода для героя.
— В чем заключается магия блюза?
— С житейской точки зрения, блюз — цепь совпадений, предсказаний, все построено на суеверии, магии цифр. Вот, скажем, загадочный блюзмен Питти Уитстроу, который процветал даже в годы Великой депрессии, он умер, 39 лет — в собственный день рождения, когда ехал на автомобиле на большой скорости — как вошел в этот мир, так же и ушел, спустя отмеренное число оборотов, и жил на очень высоких оборотах… У него было прозвище Зять Дьявола.
Я плохо отношусь к дьяволу, но в блюзе есть такая составляющая, которую я всегда рассматриваю, как библейский сюжет борьбы Якова с ангелом (не узнав ангела, Яков сражается с ним, в итоге отстояв свое первородство. — «Профиль»). Блюзовый человек ничего не боится, но темная компонента в блюзе имеется. Одно время она была и в джазе тоже. Дело в том, что господствующей среди афроамериканцев была церковь методистов, с ее стремлением к Иерусалиму небесному и идеей ухода от этого мира, где трудно достичь Бога, — все это выражено в церковных песнопениях (спиричуэлз и госпел). Это была хорошая, правильная музыка, что любые черные бабушка с дедушкой вам подтвердят, а блюз — это «чертова музыка». Так вот — Питти Уитстроу словно бы заигрывал с этой темой.
Как христианин я понимаю комедийность этой составляющей блюза, так к ней и отношусь. Но к серьезным вещам — таким, как добро и зло — надо выражать и серьезное отношение. Мы играем одну вещь, которую я слышал в оригинальной записи преподобного Гари Дэвиса, он был бродячим проповедником и бродячим блюзменом. Она называется: «Скажи дьяволу «нет!» (Say No To The Devil). Это наше кредо. Потому что многие люди, заигрывая с дьяволом, какие обличия бы он ни принимал, забывают, что надо любить Бога. Все эти рассказы про Роберта Джонсона, как он вышел на перекресток и продал душу дьяволу за музыкальный дар, — легенда, всегда интересная теневая сторона. Но сам Джонсон так поет в Cross Road Blues: «Я пришел на перекресток, я упал на колени и взмолился Господу моему — спаси и помилуй бедного Боба». Вот чему мы должны верить.
— О чем вы мечтаете?
— Чтобы появилось новое поколение ребят, которые смогли бы танцевать под эту музыку, сейчас никто в клубах не танцует блюз — за редким исключением. Во времена моей молодости мы больше были похожи на афроамериканцев, понимали этот дух, нынешняя молодежь более «белая». Хотя музыка блюза — невероятно заводная. Тут есть огромное противоречие, и хочется, чтобы появились в меру пьяные люди, способные не просто двигаться в такт этой музыке, но делать это красиво и правильно...
С 31 октября по 3 ноября в «Форум Холле» состоится The Effes Blues Festival. О жизни в ритме блюз в эксклюзивном интервью рассказал специалист по молекулярной вирусологии и доктор блюза Алексей Аграновский.Как вам хватает времени на науку и на блюз?
— У нас его гораздо больше, чем мы думаем. Всегда можно найти и распорядиться нужным образом. Я себе ни в чем не отказываю, есть даже время бездельничать и скучать. Время — как слоеный пирог, оттуда можно вытащить много всего, что вам необходимо, и прожить не одну жизнь.
— Почему так мало отечественных блюз-фестивалей? Они нерентабельны, нет широкой аудитории?
— Это музыка неприхотливая, ей не нужна широкая аудитория, зато нужна избранная, которую легко подключить. О концертах люди узнают по цепочке, и, как правило, собирается полный зал. Поэтому для информации достаточно одного сайта. Среда поддерживается клубами, такими как «Дом у дороги» и ВВ King, где регулярно устраиваются джемы. В Чикаго был клуб Teresa’s Lounge, с 1948 года по 1982-й он считался домом блюза. В клубе все без исключения чувствовали себя комфортно и безопасно: туристы из Японии, белые студенты из университета, темнокожие рабочие сталелитейных заводов, сутенеры и проститутки. Даже легендарные блюзмены Бадди Гай и Джуниор Уэллс, возвращаясь откуда-нибудь после гастролей, ехали прямиком в этот клуб. В Москве тоже есть такие клубы. Их буквально один-два, но процесс уже структурирован, тот мягкий пластилин, что был вначале, застывает и обретает определенные формы. Однако если к клубу отношение, как к точке общепита или прачечной по отмыванию денег, то ничего путного не выйдет, должна быть душа. Нужна Тереза (так звали одну из хозяек знаменитого Teresa’s Lounge), нужен человек за стойкой, который любит эту музыку.
— Этим летом в Москве выступал чумовой гитарист Крис Дуарте, но редко удается привезти на фестивали людей, находящихся «на пике».
— Напротив, все чаще. Идет интенсивный гастрольный процесс, причем он организуется не только профессиональными агентствами, но и по инициативе «сбоку». Гитарист нашей группы «Черный хлеб» Омар Итковицы (музыкант из Аргентины, а по совместительству менеджер одной столичной компании. — «Профиль») часто бывает в США, и через него мы выходим на очень видных людей. Это не суперзвезды, но тем интересней, потому что они высокого уровня, реально действующие черные клубные артисты Чикаго. Например, Джон Праймер, который будет на нынешнем фестивале Effes Blues, работал в том же клубе Teresa’s Lounge, играл с Мадди Уотерсом, Вилли Диксоном, Мэджиком Слимом. Первый раз он приехал просто потому, что мы купили ему билет Чикаго—Москва—Чикаго, он отыграл здесь и в Рязани сногсшибательные концерты. А потом приезжали блюзмены Джеймс Уилер, Боб Строджер, Кит Данн, Лурри Белл и другие.
— В чем специфика блюзовой среды в России?
— Есть три поколения: старики, такие как Алексей White Белов и Петрович (Михаил Соколов), начинали в 70-х годах, другое поколение — тридцатилетние (Володя Кожекин и другие ребята), а есть совсем молодежь с большими способностями, у которых многое получается, допустим, харпер (исполнитель на губной гармошке) Саша Соловьев или гитарист Володя Демьянов. Есть преемственность, и сложилась блюзовая среда.
— А современный блюз-рок, который играет молодое поколение, как относится к традиционному блюзу?
— Блюз-рок — энергия белого человека, энергия другого рода. Когда приезжал Крис Дуарте, мы c ним играли вместе, он замечательный музыкант, но это другое ощущение, нежели игра с Праймером. Это артисты другого драйва. Скажем, драйв Мадди Уотерса — совершенно другой, и его сложнее разглядеть нам, белым ребятам, воспитанным на рок-культуре, кому ближе стилистика Джимми Пейджа, Эрика Клэптона. Это сидит очень глубоко… Но если подсел разок на драйв Мадди Уотерса, Хаулина Вульфа, то все, уже никуда не деться. И технически это музыка разреженная, нот мало, много воздуха с паузами. Этот воздух и создает драйв. Человек не частит как рокер, он рассказывает о самом главном, используя для этого свои скромные средства.
— Почему нет блюзов на русском языке, то есть они периодически появляются, но это единичные случаи?
— Я бы назвал это не причиной, а трудностями. Во-первых, есть сложности с просодией. Английский — ритмичный язык, слова короткие, двигаются сами, особенно если это негритянский английский, адаптированный к этому стилю мышления. Такой язык соединить с другими поэтическими и песенными традициями сложно, правда, никто не сказал, что невозможно. У Майка Науменко есть совершенно гениальные и точные блюзы. Значит, в принципе это реально. Другое дело, что большого корпуса этих произведений, так что они составляли бы основу репертуара какого-то конкретного исполнителя, просто нет. Нужен однородный блюзовый материал на русском, а у наших музыкантов все смешано с другими стилями, немного регги, немного Высоцкого, немного того-сего, а вот еще и блюз...
– Вы как-то сказали, что можно назвать блюзом русские тюремные песни. Не то, что понимается как шансон, «блатняк», а то, что по сути совпадает с черным блюзом?
— Наши тюремные песни действительно близки блюзу, потому что очень искренни. Они о человеческом опыте, это то, что роднит с блюзом старые лагерные песни. Кроме того, они достаточно ритмичны и сделаны с куражом, с драйвом и грувом — если по-английски. У нас в семье собирали, знали и играли такие песни на семиструнных гитарах. Дядя показывал мне, как надо играть с «блатным» подходом. Я у него спрашивал: «Как играть такой перебор?» «Научить не могу, — сказал он, — это надо почувствовать». Настоящий опыт, страдание, которые «переламываются» через подачу, кураж. Одно из ключевых явлений в блюзе, чему нельзя научиться, но что можно почувствовать и поймать. Вот и все.
— Насколько верно утверждение, ставшее уже анекдотичным: блюз — это когда хорошему человеку плохо?
— Первый раз услышал эту фразу в фильме «Перекресток» Уолтера Хила. Мне показалось: как же это мудро сказано! До сих пор считаю, что мудро, просто фраза стала заезженной, как In God We Trust с долларовой купюры. Фраза вполне философская, умная, с двойным дном, сказано неплохо, но уже «переюзанная». Блюз, конечно, музыка не зеленая, это музыка опытных людей. В принципе на тему блюза можно было бы издать целый сборник афоризмов — эдакого блюзового Ларошфуко.
— А если кроме «Перекрестка», то какие фильмы сродни блюзу?
— Есть такой фильм — «Сердце ангела» Алена Паркера, там очень точно передана атмосфера Луизианы и Нового Орлеана 50-х годов: вода и музыка, играет Брауни Макги, поет свой блюз Rainy Rainy Day, тема черной магии. Все, конечно, по-киношному замешено для целей сюжета. Но хорошее кино оставляет особое послевкусие. Вот там остается чувство блюза, как послевкусие выдержанного вина, даже более сильное, чем у «Перекрестка». Режиссеру удалось это сделать, хотя сюжет не про блюз, да и фильм страшный как черт: никакого выхода для героя.
— В чем заключается магия блюза?
— С житейской точки зрения, блюз — цепь совпадений, предсказаний, все построено на суеверии, магии цифр. Вот, скажем, загадочный блюзмен Питти Уитстроу, который процветал даже в годы Великой депрессии, он умер, 39 лет — в собственный день рождения, когда ехал на автомобиле на большой скорости — как вошел в этот мир, так же и ушел, спустя отмеренное число оборотов, и жил на очень высоких оборотах… У него было прозвище Зять Дьявола.
Я плохо отношусь к дьяволу, но в блюзе есть такая составляющая, которую я всегда рассматриваю, как библейский сюжет борьбы Якова с ангелом (не узнав ангела, Яков сражается с ним, в итоге отстояв свое первородство. — «Профиль»). Блюзовый человек ничего не боится, но темная компонента в блюзе имеется. Одно время она была и в джазе тоже. Дело в том, что господствующей среди афроамериканцев была церковь методистов, с ее стремлением к Иерусалиму небесному и идеей ухода от этого мира, где трудно достичь Бога, — все это выражено в церковных песнопениях (спиричуэлз и госпел). Это была хорошая, правильная музыка, что любые черные бабушка с дедушкой вам подтвердят, а блюз — это «чертова музыка». Так вот — Питти Уитстроу словно бы заигрывал с этой темой.
Как христианин я понимаю комедийность этой составляющей блюза, так к ней и отношусь. Но к серьезным вещам — таким, как добро и зло — надо выражать и серьезное отношение. Мы играем одну вещь, которую я слышал в оригинальной записи преподобного Гари Дэвиса, он был бродячим проповедником и бродячим блюзменом. Она называется: «Скажи дьяволу «нет!» (Say No To The Devil). Это наше кредо. Потому что многие люди, заигрывая с дьяволом, какие обличия бы он ни принимал, забывают, что надо любить Бога. Все эти рассказы про Роберта Джонсона, как он вышел на перекресток и продал душу дьяволу за музыкальный дар, — легенда, всегда интересная теневая сторона. Но сам Джонсон так поет в Cross Road Blues: «Я пришел на перекресток, я упал на колени и взмолился Господу моему — спаси и помилуй бедного Боба». Вот чему мы должны верить.
— О чем вы мечтаете?
— Чтобы появилось новое поколение ребят, которые смогли бы танцевать под эту музыку, сейчас никто в клубах не танцует блюз — за редким исключением. Во времена моей молодости мы больше были похожи на афроамериканцев, понимали этот дух, нынешняя молодежь более «белая». Хотя музыка блюза — невероятно заводная. Тут есть огромное противоречие, и хочется, чтобы появились в меру пьяные люди, способные не просто двигаться в такт этой музыке, но делать это красиво и правильно...
