29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2006 года: "Смерть Чебурашки"

Архивная публикация 2006 года: "Смерть Чебурашки"

Постоянные читатели «Профиля» помнят: когда рубрику «Личный опыт» вел Иван Штраух, некоторые покупали журнал едва ли не только ради нее. Поэтому перед Юлией Чубайс, новой ведущей «Личного опыта», — трудная задача. Впрочем, история Чебурашки, который не смог долететь из Москвы в Нижневартовск, Штрауху пришлась бы в самый раз: и горько, и смешно. Ведь Чебурашку, скорее всего, не украли, он, видимо, покончил с собой. Выбросился из самолета на высоте 10 тыс. метров. Сибирский город Нижневартовск — не самое комфортное место на карте России. Но мне надо было туда лететь: наша компания проводила благотворительное мероприятие в местной школе. Мои вещи уместились в маленький чемодан, но, зная, что в Ту-134 поставить его будет некуда, я предусмотрительно закрыла его на кодовый замок и сдала в багаж. Приземлившись в аэропорту Нижневартовска, я сделала приятное открытие: вещи там теперь выдают в новом терминале, а не в деревянном неотапливаемом сарае, как год назад. Чемоданы выехали на транспортере очень быстро, и мы поехали в гостиницу. В номере у меня оставалось ровно 20 минут, чтобы распаковать вещи и привести себя в порядок: надо было бежать на совещание.

Открыв чемодан, я извлекла из него выходное платье, косметику и программки предстоявшего благотворительного концерта. Единственное, чего не обнаружила, так это семейного талисмана — плюшевого Чебурашку, которого муж положил мне в багаж. Обычного маленького белого олимпийского Чебурашку, купленного нами во время Туринских игр. Он был мне дорог — уже хотя бы потому, что мне купил его муж.

На всякий случай позвонила домой и спросила, не забыла ли я его в Москве — уж больно странно было осознавать пропажу мягкой игрушки из закрытого чемодана. Супруг расстроился не меньше моего, поскольку дома Чебурашки, естественно, не оказалось. Он продиктовал мне телефон «Внуково», и я принялась звонить туда.

Во «Внуково» мне дали телефон представительства авиакомпании UT Air, рейсом которой я летела. В UT Air мне предложили подать письменное заявление. Объяснила, что нахожусь в Нижневартовске и не могу все бросить и прибежать к ним во Внуково. «Вот пока вы не напишете, мы ничего делать не будем», — вежливо объяснили мне в авиакомпании. Я тщетно пыталась взывать к их совести и здравому смыслу. Аргумент, что Чебурашку по горячим следам найти проще, их не убедил. Единственное, чего добилась, — телефона начальницы смены аэропорта. Она прониклась ко мне сочувствием и продиктовала номера зала вылета и начальника багажного отделения. Для меня все еще оставалось загадкой, кто же все-таки занимается проблемами пропавших вещей. Через 15 минут начальница смены перезвонила сама и сообщила, что по правилам мне нужно обратиться в аэропорт прилета. Я пыталась объяснить: вероятность того, что Чебурашка все же как-то долетел до Нижневартовска, бесконечно мала. Она это понимала, но сделать ничего не могла. На всякий случай дала пару телефонов ревизионной комиссии «Внуково». Ехать в аэропорт Нижневартовска ночью, после совещания, я уже была не в силах, направилась туда утром следующего дня — в пятницу. В руках у меня было заявление. Обежав весь аэропорт, не нашла ни одного представителя авиакомпании UT Air. Тогда я решила обратиться в службу жалоб. Но и там тоже никого не было. В конце концов удалось оторвать от чая сотрудницу «жалобной» службы. Умело придравшись к тому, что у меня не было на руках билета, а только бирка багажа, она написала резолюцию, что билет не был предъявлен, и все-таки забрала заявление. Мне посоветовали обратиться в милицию.

В отделении милиции реалистично настроенные сотрудники объяснили, что Чебурашку им не найти. «Если его не искать, то так и будет», — соглашалась я. Пока мы ждали начальника, милиционеры утешали меня тем, что и в «Хитроу» воруют. «Только когда у меня потерялся чемодан в «Хитроу», то «Люфтганза» купила новый и оплатила все содержимое, несмотря на то, что чемодан через неделю нашли и доставили мне на квартиру!» — я продолжала занудствовать. Приехал начальник отделения ЛОВД и распорядился завести дело. Оказалось, написать заявление — это только предисловие к роману. Для оформления всех протоколов потребовалось в общей сложности четыре с половиной часа. Сотрудник милиции должен был написать заявление, дублировавшее мое, с моих же слов. После этого надо было расписаться минимум в десяти местах. Все оформлялось вручную, никаких компьютеров. Зато мне выдали талончик о заведенном деле. Затем начальник милиции стал факсом посылать мое заявление в прокуратуру. Прокурорские работники ему задавали наводящие вопросы, причем каждый последующий вызывал у него все большее раздражение. Например, прокуратура страшно интересовалась тем, где это я работаю и почему у фирмы такое труднопроизносимое название. «Потому, — срывался начальник, — что нет закона, обязывающего иностранные фирмы носить русские имена типа «ОАО Лапоть»! В прокуратуре не сдавались и продолжали расспросы на тему моей работы. А какой статус компании в России? А где находится ее центральный офис в Америке? Тут уже мой защитник из милиции окончательно потерял терпение и заорал в трубку, что все эти вопросы ни на йоту не приблизили нас к ответу на вопрос, — где же находится Чебурашка. Уж не в Америке ли он скрывается, а? Меня разве что про партийную принадлежность не спросили.

После всех этих препирательств поехали ко мне в гостиницу. Здесь требовалось описать местоположение чемодана, приложить фотографии последнего и свидетельства понятых. Понятыми согласились, на свою голову, стать две мои коллеги. В результате им пришлось копировать паспорта и написать о себе по полстраницы личной информации: где живут, кем работают, какое получали образование. Оказывается, Чебурашке не все равно, высшее ли образование у меня и у понятых!

Под конец волокиты милиционеры сказали, что они, конечно, будут стараться его найти, но в Нижневартовске его быть не может, потому что багаж из самолета выгружается в присутствии сотрудника внутренних дел и сопровождается им до транспортера. Причем этим сотрудником был в тот день один из них. Милиционеры посоветовали в Москве тоже обратиться с заявлением, поскольку их отделения милиции между собой не связаны. Это обстоятельство меня особо порадовало. Как получается, что при таком разгуле терроризма и Чебурашек наши органы между собой не связаны? И почему моему делу из Нижневартовска не дадут хода? Тут я для себя окончательно решила, что буду бороться за справедливость, и вспомнила слова из мультика, сказанные Шапокляк: «Я вам покажу, как Чебурашек обижать!».

Как выясняла номер факса (как будто это гостайна!), а потом в течение суток пыталась отправить жалобу в ревизионную комиссию «Внуково» — отдельная история. Я уже успела вернуться в субботу утром в Москву, но факс во «Внуково» так никто и не принимал. Суббота! У них что — шаббат во «Внуково»? В субботу вечером меня все же заверили, что жалобу получили и передадут в ЛОВД «Внуково». Номер последнего пополнил мой внушительный список телефонов. Уже не удивило, что в воскресенье в линейном отделении моей жалобы, вопреки обещаниям, не оказалось. Следователь посоветовал подъехать в отделение в понедельник, поскольку дежурила та же смена, что и в четверг, когда я улетала. Он искренне хотел помочь, и вся эта история ему была по-человечески неприятна.

Приехав в аэропорт, я обнаружила, что с появлением начальницы ревизионной комиссии моему субботнему факсу «уже» дали ход. Выяснили, кто грузил багаж, и решили расспросить грузчика. Тот был напуган, но стоял на том, что знать не знает, кто такой Чебурашка. Во всей этой цепи не было ни одного слабого звена. Багаж ехал на транспортере на просветку, где установлены камеры наблюдения. Потом багаж в сопровождении грузчика был доставлен в самолет. На борту самолета, уверяли меня все, его похитить не могли, а в Нижневартовске и подавно. Чебурашка скрылся из чемодана сам!

В сопровождении угрозыска я направилась к начальнице ревизионной комиссии, которая официально обязана разбираться с моим вопросом. И вот что она мне сказала. Во-первых, мне надо было обратиться к ним с официальной «жалобой пассажира» сразу по прилете, не выходя за территорию аэропорта. Я возразила, что не могла знать о пропаже, ведь чемодан был закрыт. Мне объяснили, что в этом случае аэропорт перестает нести ответственность. Получается, если красть аккуратно, то никто не виноват? Или мне теперь, получив багаж с транспортера, на глазах у шефа и изумленной публики сразу пересчитать свои трусы и носки на случай, если вдруг они пропали, чтобы успеть пожаловаться?

Еще мне посоветовали не класть ценных вещей в багаж. То есть Чебурашку тоже? Выяснилось, что груз у нас высчитывается в килограммах, каждый из которых, в случае его утраты, стоит одну минимальную зарплату, то есть 200 рублей. Если бы я взвесила чемодан, мне возместили бы вес Чебурашки. Поскольку мой бедный Чебурашка не страдал ожирением, вес у него был фабричный, граммов 100. Вот и получается, что я получила бы за него 20 рублей, если, конечно, в Нижневартовске весы оказались одинаково подкручены с московскими. «На будущее, — подвела итог моя ученая собеседница, — вам вовсе не обязательно проводить столько времени в милиции, можете обратиться к нам».

Но шкафчики сотрудников может осмотреть лишь милиция — и по соответствующему заявлению потерпевшего. Его же придется сначала писать от руки в течение нескольких часов, пока не установят, в какой фирме я работаю, а за это время можно не только Чебурашку из аэропорта вынести.

Большинство моих знакомых сказали, что я правильно пыталась добиться справедливости. Какая разница, была ли это игрушка или документы? Но добиваться правды в нашей жизни все сложнее, и уже никто не пытается. На это и сделана ставка. Чебурашка не может за себя постоять, он плюшевый. Но мы-то не Чебурашки. Мы же граждане, и у нас должны быть не только обязанности, но и права. А то получается прямо по мультфильму: «Мы строили, строили и наконец построили!».

Постоянные читатели «Профиля» помнят: когда рубрику «Личный опыт» вел Иван Штраух, некоторые покупали журнал едва ли не только ради нее. Поэтому перед Юлией Чубайс, новой ведущей «Личного опыта», — трудная задача. Впрочем, история Чебурашки, который не смог долететь из Москвы в Нижневартовск, Штрауху пришлась бы в самый раз: и горько, и смешно. Ведь Чебурашку, скорее всего, не украли, он, видимо, покончил с собой. Выбросился из самолета на высоте 10 тыс. метров. Сибирский город Нижневартовск — не самое комфортное место на карте России. Но мне надо было туда лететь: наша компания проводила благотворительное мероприятие в местной школе. Мои вещи уместились в маленький чемодан, но, зная, что в Ту-134 поставить его будет некуда, я предусмотрительно закрыла его на кодовый замок и сдала в багаж. Приземлившись в аэропорту Нижневартовска, я сделала приятное открытие: вещи там теперь выдают в новом терминале, а не в деревянном неотапливаемом сарае, как год назад. Чемоданы выехали на транспортере очень быстро, и мы поехали в гостиницу. В номере у меня оставалось ровно 20 минут, чтобы распаковать вещи и привести себя в порядок: надо было бежать на совещание.

Открыв чемодан, я извлекла из него выходное платье, косметику и программки предстоявшего благотворительного концерта. Единственное, чего не обнаружила, так это семейного талисмана — плюшевого Чебурашку, которого муж положил мне в багаж. Обычного маленького белого олимпийского Чебурашку, купленного нами во время Туринских игр. Он был мне дорог — уже хотя бы потому, что мне купил его муж.

На всякий случай позвонила домой и спросила, не забыла ли я его в Москве — уж больно странно было осознавать пропажу мягкой игрушки из закрытого чемодана. Супруг расстроился не меньше моего, поскольку дома Чебурашки, естественно, не оказалось. Он продиктовал мне телефон «Внуково», и я принялась звонить туда.

Во «Внуково» мне дали телефон представительства авиакомпании UT Air, рейсом которой я летела. В UT Air мне предложили подать письменное заявление. Объяснила, что нахожусь в Нижневартовске и не могу все бросить и прибежать к ним во Внуково. «Вот пока вы не напишете, мы ничего делать не будем», — вежливо объяснили мне в авиакомпании. Я тщетно пыталась взывать к их совести и здравому смыслу. Аргумент, что Чебурашку по горячим следам найти проще, их не убедил. Единственное, чего добилась, — телефона начальницы смены аэропорта. Она прониклась ко мне сочувствием и продиктовала номера зала вылета и начальника багажного отделения. Для меня все еще оставалось загадкой, кто же все-таки занимается проблемами пропавших вещей. Через 15 минут начальница смены перезвонила сама и сообщила, что по правилам мне нужно обратиться в аэропорт прилета. Я пыталась объяснить: вероятность того, что Чебурашка все же как-то долетел до Нижневартовска, бесконечно мала. Она это понимала, но сделать ничего не могла. На всякий случай дала пару телефонов ревизионной комиссии «Внуково». Ехать в аэропорт Нижневартовска ночью, после совещания, я уже была не в силах, направилась туда утром следующего дня — в пятницу. В руках у меня было заявление. Обежав весь аэропорт, не нашла ни одного представителя авиакомпании UT Air. Тогда я решила обратиться в службу жалоб. Но и там тоже никого не было. В конце концов удалось оторвать от чая сотрудницу «жалобной» службы. Умело придравшись к тому, что у меня не было на руках билета, а только бирка багажа, она написала резолюцию, что билет не был предъявлен, и все-таки забрала заявление. Мне посоветовали обратиться в милицию.

В отделении милиции реалистично настроенные сотрудники объяснили, что Чебурашку им не найти. «Если его не искать, то так и будет», — соглашалась я. Пока мы ждали начальника, милиционеры утешали меня тем, что и в «Хитроу» воруют. «Только когда у меня потерялся чемодан в «Хитроу», то «Люфтганза» купила новый и оплатила все содержимое, несмотря на то, что чемодан через неделю нашли и доставили мне на квартиру!» — я продолжала занудствовать. Приехал начальник отделения ЛОВД и распорядился завести дело. Оказалось, написать заявление — это только предисловие к роману. Для оформления всех протоколов потребовалось в общей сложности четыре с половиной часа. Сотрудник милиции должен был написать заявление, дублировавшее мое, с моих же слов. После этого надо было расписаться минимум в десяти местах. Все оформлялось вручную, никаких компьютеров. Зато мне выдали талончик о заведенном деле. Затем начальник милиции стал факсом посылать мое заявление в прокуратуру. Прокурорские работники ему задавали наводящие вопросы, причем каждый последующий вызывал у него все большее раздражение. Например, прокуратура страшно интересовалась тем, где это я работаю и почему у фирмы такое труднопроизносимое название. «Потому, — срывался начальник, — что нет закона, обязывающего иностранные фирмы носить русские имена типа «ОАО Лапоть»! В прокуратуре не сдавались и продолжали расспросы на тему моей работы. А какой статус компании в России? А где находится ее центральный офис в Америке? Тут уже мой защитник из милиции окончательно потерял терпение и заорал в трубку, что все эти вопросы ни на йоту не приблизили нас к ответу на вопрос, — где же находится Чебурашка. Уж не в Америке ли он скрывается, а? Меня разве что про партийную принадлежность не спросили.

После всех этих препирательств поехали ко мне в гостиницу. Здесь требовалось описать местоположение чемодана, приложить фотографии последнего и свидетельства понятых. Понятыми согласились, на свою голову, стать две мои коллеги. В результате им пришлось копировать паспорта и написать о себе по полстраницы личной информации: где живут, кем работают, какое получали образование. Оказывается, Чебурашке не все равно, высшее ли образование у меня и у понятых!

Под конец волокиты милиционеры сказали, что они, конечно, будут стараться его найти, но в Нижневартовске его быть не может, потому что багаж из самолета выгружается в присутствии сотрудника внутренних дел и сопровождается им до транспортера. Причем этим сотрудником был в тот день один из них. Милиционеры посоветовали в Москве тоже обратиться с заявлением, поскольку их отделения милиции между собой не связаны. Это обстоятельство меня особо порадовало. Как получается, что при таком разгуле терроризма и Чебурашек наши органы между собой не связаны? И почему моему делу из Нижневартовска не дадут хода? Тут я для себя окончательно решила, что буду бороться за справедливость, и вспомнила слова из мультика, сказанные Шапокляк: «Я вам покажу, как Чебурашек обижать!».

Как выясняла номер факса (как будто это гостайна!), а потом в течение суток пыталась отправить жалобу в ревизионную комиссию «Внуково» — отдельная история. Я уже успела вернуться в субботу утром в Москву, но факс во «Внуково» так никто и не принимал. Суббота! У них что — шаббат во «Внуково»? В субботу вечером меня все же заверили, что жалобу получили и передадут в ЛОВД «Внуково». Номер последнего пополнил мой внушительный список телефонов. Уже не удивило, что в воскресенье в линейном отделении моей жалобы, вопреки обещаниям, не оказалось. Следователь посоветовал подъехать в отделение в понедельник, поскольку дежурила та же смена, что и в четверг, когда я улетала. Он искренне хотел помочь, и вся эта история ему была по-человечески неприятна.

Приехав в аэропорт, я обнаружила, что с появлением начальницы ревизионной комиссии моему субботнему факсу «уже» дали ход. Выяснили, кто грузил багаж, и решили расспросить грузчика. Тот был напуган, но стоял на том, что знать не знает, кто такой Чебурашка. Во всей этой цепи не было ни одного слабого звена. Багаж ехал на транспортере на просветку, где установлены камеры наблюдения. Потом багаж в сопровождении грузчика был доставлен в самолет. На борту самолета, уверяли меня все, его похитить не могли, а в Нижневартовске и подавно. Чебурашка скрылся из чемодана сам!

В сопровождении угрозыска я направилась к начальнице ревизионной комиссии, которая официально обязана разбираться с моим вопросом. И вот что она мне сказала. Во-первых, мне надо было обратиться к ним с официальной «жалобой пассажира» сразу по прилете, не выходя за территорию аэропорта. Я возразила, что не могла знать о пропаже, ведь чемодан был закрыт. Мне объяснили, что в этом случае аэропорт перестает нести ответственность. Получается, если красть аккуратно, то никто не виноват? Или мне теперь, получив багаж с транспортера, на глазах у шефа и изумленной публики сразу пересчитать свои трусы и носки на случай, если вдруг они пропали, чтобы успеть пожаловаться?

Еще мне посоветовали не класть ценных вещей в багаж. То есть Чебурашку тоже? Выяснилось, что груз у нас высчитывается в килограммах, каждый из которых, в случае его утраты, стоит одну минимальную зарплату, то есть 200 рублей. Если бы я взвесила чемодан, мне возместили бы вес Чебурашки. Поскольку мой бедный Чебурашка не страдал ожирением, вес у него был фабричный, граммов 100. Вот и получается, что я получила бы за него 20 рублей, если, конечно, в Нижневартовске весы оказались одинаково подкручены с московскими. «На будущее, — подвела итог моя ученая собеседница, — вам вовсе не обязательно проводить столько времени в милиции, можете обратиться к нам».

Но шкафчики сотрудников может осмотреть лишь милиция — и по соответствующему заявлению потерпевшего. Его же придется сначала писать от руки в течение нескольких часов, пока не установят, в какой фирме я работаю, а за это время можно не только Чебурашку из аэропорта вынести.

Большинство моих знакомых сказали, что я правильно пыталась добиться справедливости. Какая разница, была ли это игрушка или документы? Но добиваться правды в нашей жизни все сложнее, и уже никто не пытается. На это и сделана ставка. Чебурашка не может за себя постоять, он плюшевый. Но мы-то не Чебурашки. Мы же граждане, и у нас должны быть не только обязанности, но и права. А то получается прямо по мультфильму: «Мы строили, строили и наконец построили!».

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама