05.10.2009 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2009 года: "СНОВА У ВЛАСТИ"

Три месяца спустя после спорной победы на президентских выборах руководство Ирана не проявляет никаких признаков раскаяния и ведет себя более самоуверенно, чем когда бы то ни было. Махмуд Ахмадинежад делает провокационные заявления на заседании Генеральной Ассамблеи ООН и с неизменной жесткостью подавляет любую оппозицию на родине. Не станут ли международные переговоры фарсом? Она останется на передовой, будет рисковать собой, сво-ей жизнью. Будет снова и снова выходить на улицу с протестным плакатом под мышкой. Кричать: "Долой диктатуру", как делала это 18 сентября, в "День Иерусалима". 53-летняя Парвин Фахими - сильная личность. Она лидер масс, икона оппозиции режиму президента Махмуда Ахмадинежада.
"Вообще-то я простая домохозяйка, - говорит она в своей квартире в Ападане - тегеранском квартале, где живет средний класс. - Но если хочешь для своей родины справедливости и свободы, остальное должно отойти на второй план", - продолжает она, поправляя черную чадру.
Квартира превратилась в ме-мориал, в место памяти убитого сына. На стенах десятки фотографий Сохраба Араби, словно призванных увековечить память о любимом младшем чаде Фахими: вот серьезный Сохраб за учебой. Вот он веселый, играет в мяч. Вот задумчивый, в школе на переменке. Это Сохраб, у которого было столько планов, который надеялся повидать мир, насладиться первой любовью. И который - помимо своей воли - принял мученический венец.
Глубокие борозды скорби появляются вокруг материнских глаз. Когда она начинает свою историю, голос не слушается ее. Тогда женщина собирается с силами, сжимает в руках блокнот. Это последний якорь, здесь - все то, что она смогла записать, но еще не в силах постичь.
Третий день после "украденных выборов", крупная демонстрация против режима на улицах Тегерана. Парвин Фахими идет с четырьмя сыновьями. Начинается хаос, они теряют друг друга в толпе. Дружины басиджей - это ударные силы Ахмадинежада - избивают народ. Люди отчаянно пытаются укрыться в подъездах. Попасть окольными путями домой. Поздним утром 23-летний Сиа-ваш, 27-летний Сиамак и 25-летний Сохаил добираются до материнской квартиры. Не хватает лишь 19-летнего Сохраба.
Начинается ее одиссея. На женщину обрушивается контрастный душ чувств. С фотографией сына Парвин Фахими обивает пороги тегеранских инстанций. Направляется в штаб-квартиру полиции, ночует перед тюрьмой Эвин, поднимает крик в прокуратуре, когда ей говорят, что имя ее сына "взято на заметку", что его считают зачинщиком, завели дело. Ее обнадеживают. Мол, Сохраб в тюрьме, с ним все в порядке, скоро он сам даст о себе знать.
Отчаянные поиски продолжаются - женщина рассматривает десятки фотографий неопознанных трупов, видит, как в камерах избивают детей и женщин. А спустя более трех недель получает жуткую весть: его больше нет. Смерть в результате пулевого ранения в грудь, сухо сообщается в справке, выписанной полицейским врачом.
Действительно ли Сохраб погиб ночью после демонстрации или же его пытали и застрелили в тюрьме, матери неизвестно. Лидеры оппозиции Мир Хосейн Мусави и Мехди Карруби посетили ее, чтобы выразить соболезнования. Тысячи иранцев в знак солидарности участвовали в траурном шествии на 40-й день после погребения Сохраба.
Два года назад муж Фахими умер от опухоли мозга - женщина считает, что это судьба. Теперь не стало младшего сына - это преступление, уверена она: "Жизнь во мне поддерживает вера, что Сохраб погиб не напрасно". Когда в тот вторник около полуночи Фахими провожала своих гостей до дверей, с крыш соседних домов раздались крики: "Аллах акбар", Аллах велик. Это пароль сопротивления, "зеленого движения".
Идет четвертый месяц после выборов в Тегеране. На 1 октября назначены столь ожидаемые переговоры Ирана* со странами, имеющими право вето в Совете Безопасности ООН, а также c Германией. Впервые за десятилетия в них примет участие высокий представитель американского правительства. Уильям Бернс, заместитель назначенного Бараком Обамой госсекретаря США, прибудет 1 октября в Швейцарию, чтобы участвовать в дискуссии без предварительных условий. Недопустимая уступка государству-изгою, неистовствуют вашингтонские оппозиционеры-респуб-ликанцы. Своего рода последняя попытка подвигнуть Тегеран к благоразумию в вопросах ядерного оружия, парируют приближенные Оба-мы. Бернс совместно с другими предложит Тегерану пакет экономических и дипломатических стимулов - в случае, если Иран откажется или хотя бы приостановит реализацию программы обогащения урана, наводящей на подозрения, что страна стремится к созданию ядерного оружия. Этого мировое сообщество требует не один год. Если же Тегеран продолжит проявлять непреклонность, в Женеве прозвучат недвусмысленные предупреждения о серьезном ужесточении санкций. Похоже, теократическое государство это не слишком пугает. "Вы и вправду думаете, что существуют санкции, могущие стать для нас столь сильным ударом?" - воинственно вопрошает главный переговорщик, Саид Джалили, во время двухчасовой беседы, фрагменты из которой публикуются "Шпигелем" (см. с. 29).
А что если переговоры в Же-неве останутся безрезультатными? Если дойдет до эмбарго на поставки бензина, которое, вопреки утверждениям Тегерана, действительно станет тяжким ударом для страны, вынужденной импортировать больше трети горючего? Если из-за дальнейшей эскалации напряженности израильский премьер Биньямин Нетаньяху, известный сторонник жесткой линии, решится нанести во-енный удар по иранским ядерным объектам, после многочисленных провокационных высказываний президента Ах-мадинежада считающихся в Израиле угрозой самому существованию еврейского государства?
Выступление Ахмадинежада перед Генеральной Ассамблеей ООН вечером 23 сентября едва ли способствовало ослаблению подобных опасений. В пятый раз иранский президент прибыл в Нью-Йорк, в пятый раз произносил там речь. С этой мировой трибуны прозвучало немало отвлеченных слов о "монотеизме и справедливости", которые спасут мир, о "моральных ценностях и духовности".
Но всякий раз он возвращался к своей навязчивой идее о "незначительном меньшинстве", с помощью "частных сетей" правящем миром, - в виду имелись евреи, ненавистные ему противники, оставшиеся, впрочем, неназванными. Обвинения в адрес Израиля, якобы осуществляющего в секторе Газа "геноцид" и пытающегося установить "новое рабство", вызвали скандал, в том числе демарш ряда западных делегатов. По главному же вопросу - иранской ядерной программе - не прозвучало ни слова, не считая туманного заявления о готовности к диалогу и злобной иронии в адрес Барака Обамы, якобы так и не произведшего обещанных им перемен.
Ахмадинежад убежден, что самые страшные атаки после президентских выборов, столь очевидно сфальсифицированных им, уже удалось отбить. И правда, мало что позволяет предполагать, что правительству, а тем более политической системе исламской республики, в целом что-либо угрожает. Религиозный лидер аятолла Али Хаменеи, похоже, после непродолжительного периода напряженности вновь примирился с Ахмадинежадом, что придает президенту дополнительный политический вес. Парламент тоже ограничился словесной критикой и в начале сентября утвердил 18 кандидатур, выдвинутых президентом на посты министров нового кабинета, "отбраковав" лишь троих. Министром обороны стал Ахмад Вахиди, в отношении которого выписан международный ордер на арест в связи с обвинениями в организации терактов в Аргентине в 90-х годах.
Впрочем, несмотря на впечатляющие успехи Ахмадинежада, сумевшего сохранить свою властную базу и в краткосрочной перспективе даже укрепить ее, считать его борьбу за будущее Ирана выигранной пока преждевременно. Насколько сильно подспудное брожение в народе, показывают крупные демонстрации, в частности прошедшие в "День Иерусалима": режим сам вывел на улицы сотни тысяч своих сторонников, от которых отделились десятки тысяч и стали выкрикивать протестные лозунги. Мусави, Карруби, а также реформатор и бывший президент Мохаммед Хатами публично присоединились к протестующим. Арестовать их режим пока не решается, зато менее именитые современники оказываются жертвами показательных процессов, напоминающих громкие сталинские "дела".
В среднесрочной перспективе угроза для Ахмадинежада может исходить от известных духовных лиц. Так, уважаемый массами 86-летний великий аятолла Хосейн Али Монтазери, выступая перед своими сторонниками в Куме, говорит о "преcтупном правлении", восстание против которого называет "религиозным долгом". Среди высокопоставленных клириков Ах-мадинежада поддерживают немногие. Такая символичная фигура, как внук вождя революции 37-летний Хасан Хомейни, открыто выражает недовольство властями предержащими. И даже влиятельный 66-летний аятолла Мохаммад Мусави Боджнурди, глава тегеранского исследовательского института "Имам Хомейни", больше десятка лет находившийся вместе с почитаемым отцом-основателем исламской республики в ссыл-ке в Ираке и Франции и считающийся, скорее, человеком, далеким от политики, заявляет в своем простом кабинете, что "глубоко озабочен" происходящим. Заверяет, что ислам запрещает "править посредством насилия". Говорит, что каждый день молится за людей, пострадавших во время демонстраций.
{PAGE}
"Тому, кому знакомы мои идеи, известно, что движет президентом, и я считаю, что он все делает верно", - заявляет, напротив, Мохаммад Али Рамин, 55-летний профессор этики и религии в тегеранском университете "Паяме Нур" - название можно перевести как "Весть Света". Рамин - человек, повлиявший на отношение Ахмадинежада к Израилю и Холокосту. Вопрос о том, имел ли последний место, "еще нуждается в более глубоком изучении", уверен профессор, мужчина с рыжими волосами и мягким вкрадчивым голосом.
Разумеется, против евреев он сам ничего не имеет, уточняет Али Рамин, - все претензии касаются лишь "преступного" сионистского режима. И если Ахмадинежад говорит, что Израиль обречен, то это лишь итог его многочисленных бесед с профессором.
Как Израиль должен исчезнуть с лица Земли? "Он будет истреблен - любую неправедную власть в истории в конечном счете постигает гибель", - считает "совет-ник" Ахмадинежада, которому, впрочем, такой титул не нравится. "Близкий друг и соратник" ему импонирует больше. На прощание в университетской библиотеке профессор обмолвился, что и через Интернет получает немало откли-ков, в которых говорится о согласии с его взглядами, - в особенности из Германии.
Человек, которому довелось играть центральную роль на международных переговорах, состоял на службе у целого ряда президентов. Тщательный маникюр и тихий, немного высоковатый голос, умение держать себя и изысканный костюм с иголочки - все выдает в Саиде Джалили высокопоставленного дипломата. Критики называют его мастером политического выживания, всегда занимавшим сторону того, кто сильнее. Зато люди из окружения Джалили хвалят его политическое чутье и стратегическую сноровку - 20 лет назад эти таланты открыл тогдашний президент, Али Акбар Хашеми Рафсанджани. Он назначил политолога атташе и командировал за рубеж, а вскоре и повысил до заместителя главы американского департамента МИД Ирана.
Главное, Джалили сумел приблизиться к аятолле Хаменеи. Политически "гибкий" доктор снискал благосклонность революционного лидера и возглавил его администрацию. Тот, кто хотел получить доступ к политическому наследству основателя государства, не мог пройти мимо Джалили.
Впрочем, Джалили не страшится и конфронтации. "Пра-вительство в Берлине потворствует террору", позволяя живущим в эмиграции членам группировки "Народные моджахеды Ирана" "устраивать в Германии свои базы", возмущался он в беседе со "Шпигелем", раздосадованный нареканиями по поводу курса Тегерана.
Как враги, так и друзья согласны в одном: мужчина из святого города Мешхеда - несгибаемый переговорщик, не стесняющийся отстаивать свою позицию любыми средствами. Представители оппозиционного движения считают Джалили закулисным организатором беззастенчивых подтасовок на президентских выборах 12 июня. Сам он подобные обвинения отвергает.
Бесспорно, однако, что секретарь Высшего совета национальной безопасности как минимум имел для этого необходимую власть и возможности. Само расположение колоссального комплекса зда-ний с фасадом из черного мрамора в центре правительственного квартала, по правую сторону от резиденции Хаменеи и по левую - от президентского дворца, свидетельствует о клю-чевом значении иранского ВСНБ.
Отрицать наличие тесной связи с Ахмадинежадом Джалили не видит причин. Он с гордостью повествует гостям, что с президентом "знаком очень давно". Оба они состояли на службе у военизиро-ванного Совета стражей ис-ламской революции, оба преподавали в одном тегеранском университете. "Должно быть, это одна из причин того, что наши взгляды совпадают", - говорит Джалили, вероятно, имея в виду общность представлений о ядерном будущем Ирана. Когда два года назад Ахмадинежад посредством интриг ослабил позиции переговорщика по вопросам атомной программы, Али Лариджани, пост занял Джалили.
То, что США впервые принимают непосредственное уча-стие в переговорах, Джалили не впечатляет. Надежды, что тегеранское правительство, ос-лабленное внутриполитическими волнениями, может пойти на уступки, он развенчивает - вежливо, но определенно. Уступки не в правилах Джалили.