Архивная публикация 2004 года: "Собирательный образ"

16 ноября в Музее личных коллекций на Волхонке открывается выставка «Немецкий взгляд. Шедевры ХХ века из собрания Deutsche Bank». Это одна из лучших корпоративных коллекций Европы. Российские банки и корпорации тоже собирали современное искусство в 90-х. Но все кончилось плохо.Deutsche Bank собирал свою коллекцию ровно четверть века. В 70-е это были рисунки, потом их дополнила живопись, сейчас в коллекции 50 тыс. наименований, в основном произведения немецких художников ХХ века, но не только. В каждое из представительств Дойче Банка, разбросанных по всему миру (сейчас их более 2000), штаб-квартира во Франкфурте делегирует часть работ. Помимо этого главе филиала дается право — в соответствии с его личными вкусами и художественными пристрастиями — приобретать картины местных художников. Офис DB в Москве, например, украшают работы Ильи Кабакова и Андрея Ройтера. А в Deutsche Bank во Франкфурте каждый этаж назван именем художника, чьи работы там представлены, а по зданию водят специальные экскурсии.

Через десять дней после того, как откроется выставка Deutsche Bank в Музее на Волхонке, Московский дом фотографии представит коллекцию другого банка со штаб-квартирой во Франкфурте: DZ-банка. Она даст представление о том, как развивалась мировая фотография в последние 30 лет.

Но ведь в России в конце 80-х — начале 90-х молодые банки и корпорации тоже создавали коллекции современных художников. Где они теперь?

Взятие Рейхстага

В конце 80-х в России изобразительное искусство было предметом всеобщего интереса. А на Западе был просто «русский бум» — недолгий, но яркий период увлечения перестроечной Россией и всем, что из нее тогда исходило: кино, театром, музыкой. Но в первую очередь — изобразительным искусством, достаточно демократичным и не нуждающимся в переводе, а значит — наиболее конвертируемой художественной валютой.

Работы российских художников вывозились на выставки, скупались иностранными галереями и даже музеями — причем по очень высокой цене, часто открывающей художнику путь на Запад. Совершеннейшим шоком стал прошедший в Москве в 1988 году аукцион Sotheby’s, на котором шесть работ российского художника Гриши Брускина были проданы за $930 000. В 1989-м Брускин переехал в Нью-Йорк, в 1999-м — единственный из российских художников был приглашен для внутреннего оформления Рейхстага. В 1989 году Россию покинул Илья Кабаков, по негласной табели о рангах считающийся «главным современным русским художником», годом раньше отбыл в Париж Эрик Булатов, по всем искусствоведческим рейтингам входящий в десятку лучших художников мира.

Но к началу 90-х Запад уже пресытился русским искусством: Булатов, Брускин, Кабаков и художники их уровня остались классиками, а для остальных золотой дождь начал стихать. Тут-то на сцену и вышел отечественный бизнес, заработавший денег и решивший часть их потратить на современное искусство.

Так, для коллекции

Большинство бизнес-структур, в начале 90-х всерьез занимавшихся коллекционированием современного искусства (таких как, например, «РИНАКО», банк «Столичный», Инкомбанк), не дожили до наших дней. Поэтому о том, как это было, рассказывают не заказчики, платившие за коллекции деньги, а исполнители, которые эти деньги тратили.

Илья Осколков-Ценципер, ныне главный редактор группы изданий «Афиша», вспоминает: «В романтические времена начала 90-х мы, кураторы, связанные с художественной ярмаркой «Арт-Миф» и вдохновленные примером все того же Deutsche Bank, уговорили друг друга, что финансовым структурам необходимо собирать современное искусство. Мы в этом были искренне убеждены, но и банки поверили, что если начнут формировать правильные коллекции, то и сами станут как DB.

Я лично участвовал в двух историях. Для Инкомбанка мы покупали самые разные вещи — начиная с шестиметровой картины Александра Гнилицкого «Авзония, обитель рая» и заканчивая инсталляциями Ольги Чернышевой. А для банка «Московия», так как у них была ориентация на некий русский сюжет, — работы, условно говоря, левого МОСХа. Никто, и мы в том числе, толком не знали, будут ли эти вещи дорожать, а если будут, то в какой степени. Банки же и не слишком понимали, как с этими коллекциями обходиться: то ли по офису развесить, то ли еще что. Мы уговорили Инкомбанк организовать тур коллекции по тем нескольким российским городам, где открывались его отделения. И это был первый случай, когда жители регионов смогли увидеть актуальное московское искусство.

Были, повторяю, романтические времена, и казалось, это продлится вечно: интерес к современному искусству не угаснет, коллекции будут пополняться — ну не можем мы сегодня купить Кабакова, ничего, завтра купим! Сейчас очевидно, что все это было наивно и случайно, что для банков современное искусство не являлось безусловной инвестицией и, уж конечно, такого рода деятельность требовала гораздо большей изощренности и более сложного пиара. Но, глядя ретроспективно на сами коллекции, понимаешь: для начала, для собрания, сформированного за год, это было очень и очень неплохо. И если бы эта история тогда не закончилась, а продолжалась бы все последующие двенадцать лет, сейчас речь шла бы уже о первоклассной коллекции».

Один из создателей художественной ярмарки «Арт-Миф» Георгий Никич: «В истории коллекции Инкомбанка я бы выделил три эпизода: первый — абсолютно романтический, когда собиралось искусство достаточно радикальное. Эту часть коллекции сначала презентовали на «Арт-Мифе» — и отзывы публики, прессы, экспертов оказались очень положительными. Но затем было принято ошибочное, по всей видимости, решение издать календарь с этими работами. Он имел хождение среди акционеров и вызывал некоторое удивление. А когда один из акционеров сумел рассмотреть у Пурыгина мелко-мелко написанное матерное словосочетание, нам сказали: все, это явный перебор.

Начался второй эпизод, связанный с тем, что мы предложили менее радикальный вариант — современную фигуративную живопись. Правда, одновременно с этим банк все более увлекался приобретением Шишкина-Айвазовского, старой живописи в больших рамах. Параллельно возник и интерес к русскому авангарду.

Коллекция банка отправилась в тур по городам России — именно тогда в Самаре глава тамошнего отделения Инкомбанка обнаружил в частной коллекции «Черный квадрат» Малевича и договорился о его приобретении. Впоследствии, как известно, этот «Черный квадрат» был куплен Владимиром Потаниным и передан Эрмитажу.

На том же аукционе, что и «Черный квадрат» (13 апреля 2002 года), была продана остальная часть коллекции Инкомбанка. Аукцион проводился «Гелосом», цены были невысокие, почти все работы современных художников разошлись по московским галереям, то есть остались в России.

Из тех же коллекций, что до сих пор находятся у структур, их создававших, мне известна только одна — коллекция компании «Микроинформ», она также собиралась при нашем участии. Небольшая, всего 40 работ, но очень высокого уровня: Шутов, Аввакумов, Бродский, Уткин, Катя Филиппова… «Микроинформ» создавал эту коллекцию для себя, все работы так и развешаны в их офисе — никуда оттуда не переезжали. Но это, повторяю, единственный известный мне пример».

Easy come, easy go

А нынешний директор Московского дома фотографии Ольга Свиблова, которая в 90-е создавала коллекцию для корпорации «РИНАКО», считает, что в те времена в российском подходе к коллекционированию были два момента: чисто практический (многие собирали современное искусство, так как это был способ конвертировать рубли в валюту) и идеалистический: «Деньги приходили как-то не очень понятно откуда, думалось, они и дальше будут сыпаться дождем, но слома сознания еще не произошло. Деньги еще не начали расцениваться как самостоятельная ценность, казалось, что те, у кого они есть, должны быть обременены комплексом долга по отношению культуре. Причем культуре хотели помогать бескорыстно…

Я тогда занималась документальным кино, сделала фильм «Черный квадрат» о русских художниках и снимала картину о женщинах. Как-то у меня в гостях был директор одного лондонского музея, и он спросил: «А почему ты снимаешь фильм о женщинах?» Я ответила: «Потому что мужчин в современной России что-то не вижу».

Мы вместе сели смотреть телевизор и довольно скоро увидели на экране мужское не отталкивающее лицо, более того — человек этот произносил вполне вменяемые вещи. Переводчица моего английского гостя сказала, что знает жену этого человека — Тамару Боровую. Я ее попросила: «Передайте, пожалуйста, Тамаре, что ее муж показался мне вменяемым человеком и я готова собрать для него корпоративную коллекцию». Через день мне позвонили от Константина Борового. Мы встретились и очень быстро обо всем договорились. Я пообещала, что коллекция в любом случае будет ликвидна. Причем, покупая работы, я обещала, что они останутся в России. Я получала зарплату меньше, чем водитель, которого ко мне приставили, но все мы мечтали о музее современного искусства. На первый день рождения «РИНАКО» коллекция была представлена в ЦДХ и имела большой успех. Тогда же пришла идея обменной выставки с французским фондом. На следующий год выставка триумфально прошла в Париже на рю Жакоб. Появились статьи в ведущих французских газетах, что оказалось грандиозным пиаром для Борового… Но не успела наша выставка вернуться на родину, как «РИНАКО» начала распадаться.

Встал вопрос: что делать с коллекцией? Ко мне сразу поступило несколько очень хороших предложений о покупке от французов и итальянцев, но я, помня об обещании оставить работы в России, отказалась. Нашли покупателя на родине — им оказался Рейн банк, который полностью возместил «РИНАКО» все затраты и по приобретению коллекции, и по содержанию мастерских, и плюс к тому добавил 15% сверх стоимости. А также пообещал не продавать картины на Запад.

Большую часть коллекции они развесили у себя в офисе, и все были счастливы. Но вскоре у банка начались проблемы, картины из офиса исчезли, а затем перестали выходить на контакт и люди, с которыми я имела дело. Как я узнала потом, часть работ была роздана сотрудникам в погашение зарплат, часть якобы спрятана в надежном месте и, возможно, скоро появится на свет. Очень на это надеюсь. Но тогда у меня был настоящий шок, и я поклялась впредь иметь дело только с государственными организациями — они хотя бы являются гарантами того, что работы сохранятся. Сейчас, когда бизнес стабилизируется, может начаться новый этап корпоративного коллекционирования».

И правда, сегодня хороший бизнес — это госбизнес. Возможно, он и станет новым заказчиком для собирателей корпоративных коллекций. Правда, цены на рынке российского современного искусства очень сильно подросли. Так, работы находящихся сейчас на пике моды художников Виноградова и Дубосарского за прошлый год выросли в цене почти в 10 раз: с $3000—5000 до $30 000—40 000 за картину.

Впрочем, теперь в моде все больше яйца Фаберже.