29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2006 года: "Современный голландский деструктивист"

Архивная публикация 2006 года: "Современный голландский деструктивист"

ГМИИ им. А.С. Пушкина. «Рембрандт, его предшественники и последователи (к 400-летию мастера)». До 15 ноября. Мы, внуки авангарда и дети постмодерна, видели такое, что лучше и не показывать. От этого приключилось эстетическое переедание, культурная дезориентация и апатия на восприятие «прекрасного». Для тех, кто замечает у себя такие проблемы, серьезно напрягается от прессинга рекламы, кино и прочего видеоряда, офорты и картины славного Рембрандта ван Рейна как раз то, что нужно для профилактики пресыщенного потока «дегенеративного искусства».

Только философ исключительного мужества, заглянувший в бездну духа, может открыто бросить в лицо обывателю — а что там типа в музее делать? Но будет тут же распят друзьями за свою дерзость. Ведь, правда, все считают: храм искусства — святое, руками не трожь.

Вот зачем мы, люди, ходим сейчас в музеи и на выставки? Допустим, по работе — если мы кураторы, искусствоведы, реставраторы, художники, для саморекламы — если поп-звезды. Или в обязательном порядке, если мы дети-школьники с тетей учительницей или туристы. Кстати, по ходу дела хотелось бы спросить у жестокой машины власти: какого черта иностранцы должны платить за входные билеты больше, чем мы, россияне? Мы что, убогие людишки третьего сорта?.. Еще в музей ходят по зову души. Или тела. Потому что «на Рембрандте» можно познакомиться с симпатичными и умными подругами, там им самое место...

Высокий канон и вопиющие выверты
К рождению Рембрандта, в начале XVII века, античность уже была переработана в ходовой художественный товар. На конвейере оказались базовые основания ренессансных мастеров. Правда, Ренессанс — особое место в истории, там появились почти все будущие потенции живописи и такие непохожие друг на друга Босх, Рафаэль, Леонардо да Винчи. Все они имеют дело с одним эстетическим идеалом.

Ученые по этому поводу нагородили разной типологии. Дескать, ренессансный художественный метод и эстетический идеал были деструктурированы сначала маньеризмом, потом оба переработаны барокко. Формально Рембрандт относится к творцам как раз барочного периода, он не первый, кто уходит от ренессансных принципов и идеалов, но он из тех редких, кто взял на повороте круче своих предшественников.

Как сделать ренессансную картину? Во-первых, сходить в термы. Нужно стать немного пантеистом. Конечно, не выходя за пределы дозволенного инквизицией. Тогда осознаешь, что духовный человек телесно красив. Более того, обнаженность мужских и женских фигур подчеркивает их духовность. Тогда философы получаются атлетами, а библейские или античные героини — эротичными богинями («Венеры» с картин Тициана, Джорджоне и прочие достопочтенные жены). Современники же, подверженные греху, не должны оголяться на картине. Современников вообще и не было на картинах, если только это не были портреты аристократов, имевшие определенное социальное назначение — подаренные, к примеру, после повышения по службе.

Картина, интерьер должны быть связаны с античным или библейским сюжетом. Поэтому какое-либо государственное событие позднего Средневековья словно списано с героев «Илиады». Всякие природные стихии — лес, море, горы — игнорировались из-за отсутствия в них смысла, природа допускалась условно: ветка дерева за окном, цепочка холмов.

Персонаж должен быть изображен масштабнее, при этом должны соблюдаться стереоскопичность изображения и центральная перспектива, обязательны симметрия и ясность, никакой недосказанности. Надо изображать как можно ближе к реальности, но выделяя внутреннее единство образа, концентрируясь на нем. Поэтому композиции самых великих произведений Ренессанса состоят как бы из нескольких слоев пространства, обладающих самостоятельным сюжетом. Самые яркие примеры — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи и «Афинская школа» Рафаэля...

Сложно сказать, как парились в XVI веке. Считается, что мыться стали хуже, возможно, отсюда разрыв с пантеизмом. В искусстве Европы появились беспредельщики и хулиганы. Эти бездельники вернулись к теизму в особо изощренной форме: божественное как бы покинуло мир, оставив человека наедине с пороками. Кругом царствуют духовная слепота и распущенность. Те же библейские и античные сюжеты акцентируют на страдании, иррациональности жизни.

Меняется и метод. Сознательно нарушается совершенство пропорций (растягиваются форма и контур фигур), происходит отказ от следования «золотому сечению», используется необычная перспектива (сферическая, обратная), отказываются от светотени, преобладают неестественно блеклые и мрачные краски. Либо, наоборот, резкие цветовые контрасты, как у Эль Греко: его «Вид Толедо» можно поставить в один ряд с полотнами конца XIX столетия. Фантасмагории Питера Брейгеля делают его прямым предтечей Марка Шагала. Как писал один критик начала прошлого века, «мы попадаем в мир разнообразных поворотов и вывертов, бесполезность которых положительно вопиюща».

Отвергнутый современниками
Так вот Рембрандт — другой. Он — из барокко, мира сторонников и противников Галилея, мира Тридцатилетней войны, Сервантеса и Шекспира. Наш человек… Жил он в период синтеза символизма маньеристов и высоких смыслов Возрождения. Сами художники ставили для себя задачу выразить на полотне гармоничное сочетание идеалов стоиков и эпикурейцев: любовь к жизни и отсутствие страха перед смертью. Эпикурейская жизнь не есть гедонизм в привычном для нас смысле. Их идеал призывал к сложному сочетанию — «скрывайся и таись от жизни», но истинное удовольствие не в ограничениях, а в невозмутимости сознания. Следуя по этому пути, можно превзойти телесную ограниченность. У стоиков истина есть (то есть существует в материально достижимой форме, ухватывается разумом), и у эпикурейцев она тоже есть, но нет критериев ее нахождения. В результате возникает образ внутренне сосредоточенного человека, погруженного в фатум мировых страстей, но героически преодолевающего козни судьбы. Он живет в этом обреченном мире, как в лучшем из данных, не страшится смерти, но и не рассчитывает на успех. Как раз с барочных портретов на нас впервые смотрят современники. Герой современного кино по характеру — тоже человек барокко, гедонистически-героический человек не знает разлада между требованием морали и потребностью в удовольствиях, он испытывает вакхическую радость от самых крутых пируэтов жизни.

Рембрандт оказался мощнее своих барочных предшественников и сложнее для современников. Классический случай с картиной «Ночной дозор», не понятой амстердамскими чиновниками. Групповой портрет заказала гильдия стрелков, вольная ассоциация горожан, отвоевавших независимость у испанской короны. Обычно он выполнялся по тем же канонам, что сейчас групповая фотография какой-нибудь мебельной фирмы: в центре — руководители, по краям — люди попроще. Рембрандт заказ провалил, сознательно. Он не просто изобразил динамику, он запечатлел момент движения: стрелки выходят из арки ворот, капитан обращается к лейтенанту, но тот в эту минуту задумался о чем-то другом… а так в целом, как и заказывали: атмосфера демократизма и радости после героической эпопеи. Одно из редких полотен, написанных специально так, чтобы ухватить мгновение в толпе. Говорят, работу не приняли еще и потому, что все участники заплатили по сто флоринов, чтобы оказаться в первом ряду, а оказались кто где. Признание картина получила лишь полтора столетия назад, у нас на нее обратили внимание Репин и Крамской.

«Ночного дозора» на выставке в ГМИИ нет, там представлены работы, демонстрирующие другую особенность, которая выделяет Рембрандта из ряда современников, — технику живописи. Ученики и современники стремились к максимальной проработанности черт персонажей, а Рембрандт играл светом, тенями, световыми пятнами и полутонами, в его работах — всегда борьба света и тени, и тени всегда больше. Порой Рембрандт писал свои картины в бликах свечей, закрепленных на полях шляпы. Их и рассматривать следует со свечами в руках. Четкость лица для него вторична — достаточно внимательно взглянуть сначала на лица на картинах Фердинанда Бола и Питера Верелеста, а потом перейти к висящим рядом полотнам Рембрандта «Изгнание торгующих из храма», «Аман, Артаксеркс и Эсфирь». Под заказ он, конечно, выполнял портреты с фотографической точностью (тут же рядом мужской и женские портреты), но стремился к другой технике, которая бы лучше передавала эмоции. В зале ГМИИ надо обязательно подойти к «Автопортрету в берете». Открытые мазки, фиксирующие только контрастность освещения, позволили некоторым утверждать, что это имитация, шутка, выполненная импрессионистами в XIX веке, или неоконченная работа самого мастера. На последнее утверждение Рембрандт отвечал, что все его работы закончены.

Другим экспериментом Рембрандта в передаче изображения стали офорты. Если в картинах он передавал восприятие, то в офортах и графике стремился к реальности: топографически точные голландские ландшафты, четко прорисованные элементы пространства. Офорты вырезались прямо на доске, на медном листе либо на доску переносили предварительную зарисовку, потом печатались. В качестве основы Рембрандт брал любую бумагу: грубую бытовую, пергаментную, рисовую. Цвет основы позволял варьировать тональные соотношения в композициях. Методика проработки изображения и подготовки доски для печати ушла вместе с художником.

Работы Рембрандта сложно представить вплетенными в жизнь. Но они не инородны повседневности, они ближе к тому, чтобы быть в баре, кабинете, небольшом помещении, нежели в объеме дворца. Он противоречит тоталитарной мощности ренессансного произведения, дрожание затухающих в темноте отблесков смотрится уютнее. Копии офортов продаются при выходе из ГМИИ за пригоршню монет. То есть Рембрандт доступен детям постмодерна в качестве символа постренессанса. Но даже такое духовное родство низводит прадедушку до положения бедного родственника. Его портреты в 12 раз дешевле картин Густава Климта, написанных в стиле ар-нуво.

ГМИИ им. А.С. Пушкина. «Рембрандт, его предшественники и последователи (к 400-летию мастера)». До 15 ноября. Мы, внуки авангарда и дети постмодерна, видели такое, что лучше и не показывать. От этого приключилось эстетическое переедание, культурная дезориентация и апатия на восприятие «прекрасного». Для тех, кто замечает у себя такие проблемы, серьезно напрягается от прессинга рекламы, кино и прочего видеоряда, офорты и картины славного Рембрандта ван Рейна как раз то, что нужно для профилактики пресыщенного потока «дегенеративного искусства».

Только философ исключительного мужества, заглянувший в бездну духа, может открыто бросить в лицо обывателю — а что там типа в музее делать? Но будет тут же распят друзьями за свою дерзость. Ведь, правда, все считают: храм искусства — святое, руками не трожь.

Вот зачем мы, люди, ходим сейчас в музеи и на выставки? Допустим, по работе — если мы кураторы, искусствоведы, реставраторы, художники, для саморекламы — если поп-звезды. Или в обязательном порядке, если мы дети-школьники с тетей учительницей или туристы. Кстати, по ходу дела хотелось бы спросить у жестокой машины власти: какого черта иностранцы должны платить за входные билеты больше, чем мы, россияне? Мы что, убогие людишки третьего сорта?.. Еще в музей ходят по зову души. Или тела. Потому что «на Рембрандте» можно познакомиться с симпатичными и умными подругами, там им самое место...

Высокий канон и вопиющие выверты

К рождению Рембрандта, в начале XVII века, античность уже была переработана в ходовой художественный товар. На конвейере оказались базовые основания ренессансных мастеров. Правда, Ренессанс — особое место в истории, там появились почти все будущие потенции живописи и такие непохожие друг на друга Босх, Рафаэль, Леонардо да Винчи. Все они имеют дело с одним эстетическим идеалом.

Ученые по этому поводу нагородили разной типологии. Дескать, ренессансный художественный метод и эстетический идеал были деструктурированы сначала маньеризмом, потом оба переработаны барокко. Формально Рембрандт относится к творцам как раз барочного периода, он не первый, кто уходит от ренессансных принципов и идеалов, но он из тех редких, кто взял на повороте круче своих предшественников.

Как сделать ренессансную картину? Во-первых, сходить в термы. Нужно стать немного пантеистом. Конечно, не выходя за пределы дозволенного инквизицией. Тогда осознаешь, что духовный человек телесно красив. Более того, обнаженность мужских и женских фигур подчеркивает их духовность. Тогда философы получаются атлетами, а библейские или античные героини — эротичными богинями («Венеры» с картин Тициана, Джорджоне и прочие достопочтенные жены). Современники же, подверженные греху, не должны оголяться на картине. Современников вообще и не было на картинах, если только это не были портреты аристократов, имевшие определенное социальное назначение — подаренные, к примеру, после повышения по службе.

Картина, интерьер должны быть связаны с античным или библейским сюжетом. Поэтому какое-либо государственное событие позднего Средневековья словно списано с героев «Илиады». Всякие природные стихии — лес, море, горы — игнорировались из-за отсутствия в них смысла, природа допускалась условно: ветка дерева за окном, цепочка холмов.

Персонаж должен быть изображен масштабнее, при этом должны соблюдаться стереоскопичность изображения и центральная перспектива, обязательны симметрия и ясность, никакой недосказанности. Надо изображать как можно ближе к реальности, но выделяя внутреннее единство образа, концентрируясь на нем. Поэтому композиции самых великих произведений Ренессанса состоят как бы из нескольких слоев пространства, обладающих самостоятельным сюжетом. Самые яркие примеры — «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи и «Афинская школа» Рафаэля...

Сложно сказать, как парились в XVI веке. Считается, что мыться стали хуже, возможно, отсюда разрыв с пантеизмом. В искусстве Европы появились беспредельщики и хулиганы. Эти бездельники вернулись к теизму в особо изощренной форме: божественное как бы покинуло мир, оставив человека наедине с пороками. Кругом царствуют духовная слепота и распущенность. Те же библейские и античные сюжеты акцентируют на страдании, иррациональности жизни.

Меняется и метод. Сознательно нарушается совершенство пропорций (растягиваются форма и контур фигур), происходит отказ от следования «золотому сечению», используется необычная перспектива (сферическая, обратная), отказываются от светотени, преобладают неестественно блеклые и мрачные краски. Либо, наоборот, резкие цветовые контрасты, как у Эль Греко: его «Вид Толедо» можно поставить в один ряд с полотнами конца XIX столетия. Фантасмагории Питера Брейгеля делают его прямым предтечей Марка Шагала. Как писал один критик начала прошлого века, «мы попадаем в мир разнообразных поворотов и вывертов, бесполезность которых положительно вопиюща».

Отвергнутый современниками

Так вот Рембрандт — другой. Он — из барокко, мира сторонников и противников Галилея, мира Тридцатилетней войны, Сервантеса и Шекспира. Наш человек… Жил он в период синтеза символизма маньеристов и высоких смыслов Возрождения. Сами художники ставили для себя задачу выразить на полотне гармоничное сочетание идеалов стоиков и эпикурейцев: любовь к жизни и отсутствие страха перед смертью. Эпикурейская жизнь не есть гедонизм в привычном для нас смысле. Их идеал призывал к сложному сочетанию — «скрывайся и таись от жизни», но истинное удовольствие не в ограничениях, а в невозмутимости сознания. Следуя по этому пути, можно превзойти телесную ограниченность. У стоиков истина есть (то есть существует в материально достижимой форме, ухватывается разумом), и у эпикурейцев она тоже есть, но нет критериев ее нахождения. В результате возникает образ внутренне сосредоточенного человека, погруженного в фатум мировых страстей, но героически преодолевающего козни судьбы. Он живет в этом обреченном мире, как в лучшем из данных, не страшится смерти, но и не рассчитывает на успех. Как раз с барочных портретов на нас впервые смотрят современники. Герой современного кино по характеру — тоже человек барокко, гедонистически-героический человек не знает разлада между требованием морали и потребностью в удовольствиях, он испытывает вакхическую радость от самых крутых пируэтов жизни.

Рембрандт оказался мощнее своих барочных предшественников и сложнее для современников. Классический случай с картиной «Ночной дозор», не понятой амстердамскими чиновниками. Групповой портрет заказала гильдия стрелков, вольная ассоциация горожан, отвоевавших независимость у испанской короны. Обычно он выполнялся по тем же канонам, что сейчас групповая фотография какой-нибудь мебельной фирмы: в центре — руководители, по краям — люди попроще. Рембрандт заказ провалил, сознательно. Он не просто изобразил динамику, он запечатлел момент движения: стрелки выходят из арки ворот, капитан обращается к лейтенанту, но тот в эту минуту задумался о чем-то другом… а так в целом, как и заказывали: атмосфера демократизма и радости после героической эпопеи. Одно из редких полотен, написанных специально так, чтобы ухватить мгновение в толпе. Говорят, работу не приняли еще и потому, что все участники заплатили по сто флоринов, чтобы оказаться в первом ряду, а оказались кто где. Признание картина получила лишь полтора столетия назад, у нас на нее обратили внимание Репин и Крамской.

«Ночного дозора» на выставке в ГМИИ нет, там представлены работы, демонстрирующие другую особенность, которая выделяет Рембрандта из ряда современников, — технику живописи. Ученики и современники стремились к максимальной проработанности черт персонажей, а Рембрандт играл светом, тенями, световыми пятнами и полутонами, в его работах — всегда борьба света и тени, и тени всегда больше. Порой Рембрандт писал свои картины в бликах свечей, закрепленных на полях шляпы. Их и рассматривать следует со свечами в руках. Четкость лица для него вторична — достаточно внимательно взглянуть сначала на лица на картинах Фердинанда Бола и Питера Верелеста, а потом перейти к висящим рядом полотнам Рембрандта «Изгнание торгующих из храма», «Аман, Артаксеркс и Эсфирь». Под заказ он, конечно, выполнял портреты с фотографической точностью (тут же рядом мужской и женские портреты), но стремился к другой технике, которая бы лучше передавала эмоции. В зале ГМИИ надо обязательно подойти к «Автопортрету в берете». Открытые мазки, фиксирующие только контрастность освещения, позволили некоторым утверждать, что это имитация, шутка, выполненная импрессионистами в XIX веке, или неоконченная работа самого мастера. На последнее утверждение Рембрандт отвечал, что все его работы закончены.

Другим экспериментом Рембрандта в передаче изображения стали офорты. Если в картинах он передавал восприятие, то в офортах и графике стремился к реальности: топографически точные голландские ландшафты, четко прорисованные элементы пространства. Офорты вырезались прямо на доске, на медном листе либо на доску переносили предварительную зарисовку, потом печатались. В качестве основы Рембрандт брал любую бумагу: грубую бытовую, пергаментную, рисовую. Цвет основы позволял варьировать тональные соотношения в композициях. Методика проработки изображения и подготовки доски для печати ушла вместе с художником.

Работы Рембрандта сложно представить вплетенными в жизнь. Но они не инородны повседневности, они ближе к тому, чтобы быть в баре, кабинете, небольшом помещении, нежели в объеме дворца. Он противоречит тоталитарной мощности ренессансного произведения, дрожание затухающих в темноте отблесков смотрится уютнее. Копии офортов продаются при выходе из ГМИИ за пригоршню монет. То есть Рембрандт доступен детям постмодерна в качестве символа постренессанса. Но даже такое духовное родство низводит прадедушку до положения бедного родственника. Его портреты в 12 раз дешевле картин Густава Климта, написанных в стиле ар-нуво.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама