Архивная публикация 2010 года: "ТОЛСТОЙ УШЕЛ"
100-летие со дня толстовской смерти прошло в России демонстративно, оскорбительно незамеченным. Фильм Майкла Хоф-фмана "Последнее воскресение" из рук вон плох. Он плох настолько, что разбирать его всерьез стыдно. Ясная Поляна - заповедник сексуально озабоченных фри-ков. Толстовская коммуна - помесь средневекового бедлама с нудистским пляжем. За один только эпизод, в ко-тором Софья Андреевна кудахчет курочкой, а Лев Николаевич кричит петухом, всячески избегая навязываемой ему сексуальной близости, Хоффману следовало бы надолго запретить любое прикосновение к сколько-нибудь серьезной тематике. Но кто имеет моральное право критиковать эту картину, если сами россияне к 100-летию ухода и смерти Льва Толстого не подготовились вообще никак?!
Маяковский в свое время негодовал - "Не юбилейте!" - и в собственном "Юбилейном" поговорил с Пушкиным демонстративно панибратски. Кто ждал, что из всех его требований и призывов услышан будет только этот? И не потому, что с гениев решили сорвать "хрестоматийный глянец", а потому, что про этих гениев попросту забыли. Павел Басинский написал о Толстом хорошую книгу "Бегство из рая", и этим российское осмысление великой трагедии ограничилось. Хотя Россия так и не разрешила ни одной из проблем, мучивших ее сто лет назад, - и даже семейный ее ад остался тем же самым.
Мы не вправе сетовать на идиотскую трактовку толстовской драмы в британском трагифарсе. Мы не вправе обижаться на Европу и Америку, которые, конечно, ни черта не понимают в нашем Толстом, но по крайней мере читают его. Он занимает там первые строчки в рейтингах наиболее читаемых ав-торов, экранизируется (как правило, ужасно) и анализируется (пусть с точки зрения какого-нибудь радикального феминизма). Мы со своим наследием обходимся так отвратительно, что сетовать на заграницу не смеем. Библиотечные мероприятия и слеты потомков не в счет: ни одного фильма, ни единого спектакля, од-на серьезная книга, мертвое молчание ра-дио и телевидения, не считая опять-таки ра-зовых и малоудачных исключений. Почему? Потому что денег нет; потому что никому не надо; потому что нерейтингово. И главное - на вопрос о причинах толстовского ухода Россия сегодня еще менее способна ответить, чем сто лет назад. Грубо говоря, Толстой ушел потому, что все было невыносимо, потому, что жить в нормальной семье посреди ненормальной России стало неприемлемо, мучительно для совести, эстетически абсурдно. Художнику, чтобы писать, нужно чувство правоты или по крайней мере сознание, что он находится в нужное время в нужном месте. А если посреди нищей, противоречивой, катящейся к пропасти страны он живет в относительном комфорте и стабильности и наделен при этом совестью, для него ес-тественно в конце концов уходить. Сегодняшнему россиянину лучше не вспоминать об этом вообще, потому что он - и художник, и поэт, и ученый, и член прокремлевской молодежной организации - научился примиряться уже со всем. В его стране не осталось ни закона, ни чести, ни совести, а он настолько не соотносит себя со всем этим, что давно уже сформулировал частную задачу: выживать ради детушек, ради убогой карьеры, ради того, чтобы не трогали. Ему не просто непонятны толстовские мучения, они ему противны; этим-то и мешает нам наше великое наследие, о котором мы предпочитаем не помнить. Толстого (и Достоевского, и Гоголя, и весь великий пласт советской литературы) не перечитывают по единственной причине: это напоминание о величии, о человечности и о масштабе. И потому мы предпочитаем не помнить - это единственный способ хоть как-то примириться с нынешним своим состоянием.
Это, а вовсе не отсутствие денег и стимулов, представляется мне главной причиной равнодушия российского общества к собственному культурному наследию. Ведь это позор, что биографическая картина о Толстом приплывает к нам из Британии и поражает какой-то непостижимой глухотой к Толс-тому подлинному, русскому. Но для нас этот позор - давно уже такая же норма, как импортная колбаса, как сплошная переводная литература, заполонившая рейтинги, как отсутствие чего бы то ни было отечественного в гардеробе любого российского клерка. Весь мир что-нибудь производит - но что производим мы, кроме стагнации, кроме этого самого позора и равнодушия к собственной судьбе? Самобичующие тексты вроде этого? Но они еще бесполезнее. Как бесполезен для нас сегодня весь Толстой, зовущий к совести, самосознанию и творческому труду.
100-летие со дня толстовской смерти прошло в России демонстративно, оскорбительно незамеченным. Фильм Майкла Хоф-фмана "Последнее воскресение" из рук вон плох. Он плох настолько, что разбирать его всерьез стыдно. Ясная Поляна - заповедник сексуально озабоченных фри-ков. Толстовская коммуна - помесь средневекового бедлама с нудистским пляжем. За один только эпизод, в ко-тором Софья Андреевна кудахчет курочкой, а Лев Николаевич кричит петухом, всячески избегая навязываемой ему сексуальной близости, Хоффману следовало бы надолго запретить любое прикосновение к сколько-нибудь серьезной тематике. Но кто имеет моральное право критиковать эту картину, если сами россияне к 100-летию ухода и смерти Льва Толстого не подготовились вообще никак?!
Маяковский в свое время негодовал - "Не юбилейте!" - и в собственном "Юбилейном" поговорил с Пушкиным демонстративно панибратски. Кто ждал, что из всех его требований и призывов услышан будет только этот? И не потому, что с гениев решили сорвать "хрестоматийный глянец", а потому, что про этих гениев попросту забыли. Павел Басинский написал о Толстом хорошую книгу "Бегство из рая", и этим российское осмысление великой трагедии ограничилось. Хотя Россия так и не разрешила ни одной из проблем, мучивших ее сто лет назад, - и даже семейный ее ад остался тем же самым.
Мы не вправе сетовать на идиотскую трактовку толстовской драмы в британском трагифарсе. Мы не вправе обижаться на Европу и Америку, которые, конечно, ни черта не понимают в нашем Толстом, но по крайней мере читают его. Он занимает там первые строчки в рейтингах наиболее читаемых ав-торов, экранизируется (как правило, ужасно) и анализируется (пусть с точки зрения какого-нибудь радикального феминизма). Мы со своим наследием обходимся так отвратительно, что сетовать на заграницу не смеем. Библиотечные мероприятия и слеты потомков не в счет: ни одного фильма, ни единого спектакля, од-на серьезная книга, мертвое молчание ра-дио и телевидения, не считая опять-таки ра-зовых и малоудачных исключений. Почему? Потому что денег нет; потому что никому не надо; потому что нерейтингово. И главное - на вопрос о причинах толстовского ухода Россия сегодня еще менее способна ответить, чем сто лет назад. Грубо говоря, Толстой ушел потому, что все было невыносимо, потому, что жить в нормальной семье посреди ненормальной России стало неприемлемо, мучительно для совести, эстетически абсурдно. Художнику, чтобы писать, нужно чувство правоты или по крайней мере сознание, что он находится в нужное время в нужном месте. А если посреди нищей, противоречивой, катящейся к пропасти страны он живет в относительном комфорте и стабильности и наделен при этом совестью, для него ес-тественно в конце концов уходить. Сегодняшнему россиянину лучше не вспоминать об этом вообще, потому что он - и художник, и поэт, и ученый, и член прокремлевской молодежной организации - научился примиряться уже со всем. В его стране не осталось ни закона, ни чести, ни совести, а он настолько не соотносит себя со всем этим, что давно уже сформулировал частную задачу: выживать ради детушек, ради убогой карьеры, ради того, чтобы не трогали. Ему не просто непонятны толстовские мучения, они ему противны; этим-то и мешает нам наше великое наследие, о котором мы предпочитаем не помнить. Толстого (и Достоевского, и Гоголя, и весь великий пласт советской литературы) не перечитывают по единственной причине: это напоминание о величии, о человечности и о масштабе. И потому мы предпочитаем не помнить - это единственный способ хоть как-то примириться с нынешним своим состоянием.
Это, а вовсе не отсутствие денег и стимулов, представляется мне главной причиной равнодушия российского общества к собственному культурному наследию. Ведь это позор, что биографическая картина о Толстом приплывает к нам из Британии и поражает какой-то непостижимой глухотой к Толс-тому подлинному, русскому. Но для нас этот позор - давно уже такая же норма, как импортная колбаса, как сплошная переводная литература, заполонившая рейтинги, как отсутствие чего бы то ни было отечественного в гардеробе любого российского клерка. Весь мир что-нибудь производит - но что производим мы, кроме стагнации, кроме этого самого позора и равнодушия к собственной судьбе? Самобичующие тексты вроде этого? Но они еще бесполезнее. Как бесполезен для нас сегодня весь Толстой, зовущий к совести, самосознанию и творческому труду.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
