11.08.2003 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2003 года: ""Я не знаю, сколько сейчас стоит рубль""

Центральный банк готов отказаться от контроля за курсом доллара. Правда, в будущем. Что еще ждать от главного банка страны, рассказывает первый зампред ЦБ Олег ВЬЮГИН."Профиль": Олег Вячеславович, укрепление курса рубля по отношению к доллару приобрело затяжной характер. Эта тенденция сохранится и в будущем?
Олег Вьюгин: Подобного рода прогнозы делать сложно. Есть долгосрочные факторы, которые ведут к определенному укреплению рубля. Я имею в виду укрепление в реальном выражении, то есть изменение номинального курса с учетом инфляции. Это означает, что растет покупательная способность рубля при покупках импортных товаров, цены на которые определены в долларах. Тот, кто получает фиксированную зарплату в рублях, в долларах может покупать все больше и больше импортных товаров.
Изначально, после кризиса-98, рубль был недооценен и постепенно свою цену отвоевывал. Другой фактор в пользу укрепления рубля -- в России с 1998 года темпы экономического роста и производительности труда значительно выше, чем в других странах мира.
"П.": А какие временные факторы влияют на курс рубля?
О.В.: Прежде всего, это высокие цены на нефть. При росте нефтяных котировок увеличивается приток экспортной выручки, что в свою очередь способствует укреплению рубля. Например, в нынешнем году (с января по июль) средняя цена на нефть марки Urals составила $26,7 за баррель. Что на $3--4 выше, чем в прошлом году, и на $5--6 выше запланированного в бюджете. А это дополнительные $12 млрд. в положительное торговое сальдо страны.
Кроме того, на курс влияет падение процентных ставок на мировых рынках капитала. Когда стоимость денег за рубежом снизилась, наши компании бросились там занимать. А это приток валюты в страну, то есть импульс для укрепления рубля.
Конечно, возможно, в будущем цена на нефть снизится, соответственно, приток валюты уменьшится. Процентные ставки могут вырасти, и заимствовать деньги за рубежом станет не очень выгодно. В этом случае уменьшиться давление в сторону укрепления рубля.
"П.": А чем нам грозит укрепление нашей нацвалюты?
О.В.: Помимо реального курса мы рассчитываем еще и эффективный курс (соотношение рубля к корзине валют). За счет снижения стоимости доллара к евро в первой половине нынешнего года к корзине валют рубль укрепился в реальном выражении на 3,9%. Мы считаем рост этого показателя до 6% по итогам нынешнего года вполне для нас приемлемым.
С начала года производительность труда выросла на 8,9%. Это очень высокий темп. Укрепление рубля увеличивает издержки компаний в долларовом выражении. В то же время, они имеют возможность снижать издержки на зарплату, если производительность труда за счет привлечения новых технологий и лучшего управления растет еще быстрее. Таким образом, уравновешивается воздействие на издержки и на конкурентоспособность российской промышленности. Поэтому в целом укрепление рубля не оказывает значительного давления на промышленность.
"П.": И все же, какие отрасли наиболее зависимы от укрепления курса рубля?
О.В.: В первую очередь, это машиностроение. Например, тяжелое машиностроение, которое работает на экспорт. Для него это чувствительно. Рост реального курса рубля бьет по конкурентоспособности автомобильной промышленности. Не спасают ситуацию даже высокие пошлины на иномарки.
"П.": Недавно представители МВФ высказали предположение, что России следует отказаться от нынешней валютной политики. Какова позиция ЦБ в этом вопросе?
О.В.: Я уточню: сейчас мы проводим политику так называемого управляемого плавания рубля. Банк России довольно часто присутствует на рынке и воздействует на курс своими интервенциями. И курс меняется в зависимости от того, как себя ведет ЦБ, а не исключительно под действием рыночных сил, спроса и предложения.
МВФ же предлагает переходить к политике классического -- без интервенций -- плавания.
В принципе, мы согласны с фондом, что нормальная страна со здоровой экономикой и финансовой политикой действительно не нуждается в управление курсом.
"П.": А у нас что же, такого не наблюдается?
О.В.: Сейчас мы находимся в несколько специфической ситуации. Во-первых, Россия подвержена "голландской болезни" -- чрезмерной зависимости экономики от экспортной выручки от продажи сырья. Если мы отправимся в свободное плавание, то симптомы этой болезни очень быстро почувствуем в промышленности. Поэтому решение проблемы -- создание стабилизационного фонда, где будут аккумулированы или, как говорят, стерилизованы дополнительные доходы от продажи нефти (при цене выше $20 за баррель). Соответственно, при неблагоприятной для России ситуации на мировых сырьевых рынках мы сможем смягчить симптомы "голландской болезни".
Если такой фонд к следующему году будет создан и правительство соберет в него деньги, тогда мы могли бы себя чувствовать гораздо более свободными и сократить свое присутствие на валютном рынке. Например, в первом полугодии где-то из 120 рабочих дней дней мы присутствовали на рынке не менее 100 дней. При наличии стабилизационного фонда ЦБ мог бы этот показатель уменьшить вдвое, потом втрое и т.д.
"П.": Минфин планирует создать стабфонд в будущем году. Так что эта проблема уже скоро будет решена...
О.В.: Нужна не просто декларация о намерениях, а реальный сбор дополнительных доходов в зтот фонд, чего сейчас, кстати, не наблюдается. Получается, что уровень сбора налоговых доходов в федеральный бюджет в нынешнем году и в прошлом фактически одинаков. При том, что сейчас цена на нефть значительно выше. Мы посчитали, недополучено примерно 1,8% ВВП.
Мы видим, что прежде всего не поступает в полном объеме НДС и налог на прибыль. Поэтому до тех пор, пока вопрос об эффективно работающем стабилизационном фонде не будет решен, нам придется проводить нынешнюю политику на валютном рынке.
"П.": В июле нынешнего года ЦБ принял решение о снижение объема обязательной продажи валютной выручки до 25%. Как это повлияло на рынок?
О.В.: В среднем экспортеры продают валюты больше, чем того требует закон. Однако потребности у каждой компании разные: кому-то нужно оставить у себя больше валюты, кому-то меньше.
При прежнем требовании продавать не менее 50% выручки мы заставляли отдельные компании осуществлять ненужные им действия: сначала продавать валюту, а затем тут же ее обратно выкупать. Вообще, обязательная продажа вводится для того, чтобы обеспечить обязательный приток валюты в страну. Сейчас у ЦБ достаточно средств, чтобы при необходимости продать правительству валюту для выплат по внешнему долгу.
"П.": Какой объем выручки экспортеры продают сейчас?
О.В.: Все зависит от периода времени. Вплоть до начала лета продавали около 60--70%. А вот в июне--июле -- не больше 30%. В феврале, апреле и мае на рынке было много не только экспортной выручки, но, видимо, и капитала, пришедшего в страну на волне инвестиционного интереса. Например, для того, чтобы купить российские бумаги, российские обязательства, по которым хорошие ставки. А поскольку курс рубля не только устойчив, но и номинально укреплялся, все это крайне выгодно. Деньги пришли, а сейчас -- после проведенных финансовых операций -- деньги уходят. Это вполне рыночное явление.
"П.": Последние два месяца объем золотовалютных резервов снижается. С чем это связано?
О.В.: В последние месяцы мы стали меньше покупать валюты, продолжая при этом ее продавать правительству. Это главная причина стабилизации объема резервов. В августе Минфин заплатит более $2 млрд. Поэтому я думаю, что на начало сентября объем резервов составит $62,5 млрд. против нынешних $64,4 млрд.
"П.": Какой объем золотовалютных резервов вы ожидаете к концу текущего года?
О.В.: Пока мы сохраняем наш прежний прогноз -- $65 млрд., возможно, повысим его до $67 млрд. Хотя я не ожидаю во второй половине года интенсивного притока валюты: слишком много ее поступило в начале года.
"П.": При определении структуры золотовалютных резервов ЦБ принимает во внимание текущую курсовую разницу на мировых рынках?
О.В.: Мы не принимаем решений о валютной структуре резервов, исходя из соотношения курсов валют. Безусловно, при размещении наших резервов мы стараемся хеджировать курсовые риски. Но спекуляцией на курсе валют мы не занимаемся. Это очень опасно, поскольку может принести как высокие доходы, так и серьезные убытки.
Наша задача -- обеспечить сохранность резервов, их ликвидность. И лишь затем -- доходность.
Поэтому мы ориентируемся на другие показатели, а именно на валютную структуру мировых финансовых рынков. Все инструменты разделены примерно так: около 70% номинированы в долларах, 25--27% -- в евро, остальное в фунтах, иенах. Такое соотношение валют и в наших резервах.
"П.": Недавно Банк России снизил ставку рефинансирования до минимальной отметки -- 16% годовых. Тем не менее это не оказывает серьезного влияния на экономику страны. Почему?
О.В.: По ставке рефинансирования ЦБ предоставляет лишь однодневные кредиты овернайт. Например, когда банк в конце дня не может закрыть свои расчеты, тогда мы это делаем за счет наших денег под ставку 16%.
Значение ставки ЦБ ограничено во многом из-за текущей политики обменного курса. Почему все всегда спрашивают, какой курс доллара будет к концу года? Потому что можно легко вычислить размер прибыли, если купить валюту сегодня, чтобы продать ее в конце года. И до тех пор, пока Банк России управляет валютным курсом, ставка рефинансирования не будет играть заметной роли при кредитовании экономики.
Бывают, конечно, случаи, когда банкам не хватает ликвидности, например на момент платежей в бюджет, тогда мы их кредитуем по рыночной ставке 6--7% годовых.
"П.": Что еще может измениться в кредитно-денежной политике с ослаблением контроля ЦБ за валютным рынком?
О.В.: Один из результатов текущей курсовой политики -- избыточная ликвидность. Заблуждение считать, что большой объем свободных денежных ресурсов связан с нехваткой эффективных финансовых инструментов. Проблему избыточной ликвидности ЦБ создает потому, что поддерживает неравновесный курс. Есть рыночная оценка рубля: при отсутствии ЦБ на рынке участники торгов сами определят реальную стоимость российского рубля. В этом случае никакая избыточная ликвидность не возникнет, потому что мы валюту не покупаем, соответственно, не продаем взамен рубли. А вот при нехватке рублей мы могли бы выдать их в кредит. Тогда и процентные ставки начнут играть ключевую роль.
"П.": Можно предположить, какова сейчас реальная стоимость рубля?
О.В.: Не знаю. В настоящее время это некорректный вопрос. Хотя практически весь июль нас на рынке нет, а курс в данный момент составляет 30,30--30,35 рубля без наших интервенций.
"П.": В конце года на заседании НБС обсуждался вопрос о приватизации росзагранбанков. Когда будут готовы отчеты аудиторов по финансовому состоянию лондонского Mosсоw Narodny Bank и французского Eurobank?
О.В.: В конце сентября, получив оценку росзагранбанков, мы вынесем на обсуждение в НБС свою программу по порядку и срокам приватизации банков. В том случае, если наши предложения будут одобрены, станем действовать в соответствии с намеченной программой.
"П.": Следует ли ожидать до конца года продажи росзагранбанков?
О.В.: Реальных сделок, я думаю, ждать не стоит.
"П.": Кто для ЦБ является лучшим покупателем росзагранбанков?
О.В.: Мы хотим видеть солидную российскую организацию, которая могла бы и хотела развивать бизнес этих банков. На самом деле из этих банков (Moscow Narodny Bank и Eurobank. -- "Профиль") может быть толк. MNB, например, имеет инвестиционный рейтинг и, несмотря на все прошлые проблемы, связанные с дефолтами России, обладает приличной репутацией. Банк ежегодно привлекает с рынка до $500 млн., его рентабельность составляет около 15%.
Купив МNB или Eurobank, новый собственник получит прямой доступ на европейский финансовый рынок. Соответственно, сможет напрямую привлекать иностранные средства. Напомню, сейчас любой российский банк или компания, желающие получить западные инвестиции, не могут обойтись без услуг иностранных лид-менеджеров.
В этой теме есть еще один аспект: мы не хотим продавать банки собственнику, который затем их ликвидирует с целью получения прибыли. Дело в том, что банк можно оценить как по стоимости бизнеса, так и по ликвидационной стоимости. Эти две цены могут отличаться. Соответственно, если ликвидационная стоимость выше, то, конечно, выгоднее купить банк, а затем его ликвидировать. Было бы неправильно отдавать эту прибыль частному владельцу, правильно ее направить в бюджет государства. Вся проблема в том, что эти банки еще не восстановились после 1998 года, а следовательно, их рыночная цена не достигла прежнего уровня, поэтому продавать их сейчас, по большому счету, себе в убыток.
Безусловно, когда ЦБ начнет предъявлять требования к потенциальным покупателям, сохранение бизнеса росзагранбанков станет одним из основных условий.

Олег Вьюгин: Подобного рода прогнозы делать сложно. Есть долгосрочные факторы, которые ведут к определенному укреплению рубля. Я имею в виду укрепление в реальном выражении, то есть изменение номинального курса с учетом инфляции. Это означает, что растет покупательная способность рубля при покупках импортных товаров, цены на которые определены в долларах. Тот, кто получает фиксированную зарплату в рублях, в долларах может покупать все больше и больше импортных товаров.

Изначально, после кризиса-98, рубль был недооценен и постепенно свою цену отвоевывал. Другой фактор в пользу укрепления рубля -- в России с 1998 года темпы экономического роста и производительности труда значительно выше, чем в других странах мира.

"П.": А какие временные факторы влияют на курс рубля?

О.В.: Прежде всего, это высокие цены на нефть. При росте нефтяных котировок увеличивается приток экспортной выручки, что в свою очередь способствует укреплению рубля. Например, в нынешнем году (с января по июль) средняя цена на нефть марки Urals составила $26,7 за баррель. Что на $3--4 выше, чем в прошлом году, и на $5--6 выше запланированного в бюджете. А это дополнительные $12 млрд. в положительное торговое сальдо страны.

Кроме того, на курс влияет падение процентных ставок на мировых рынках капитала. Когда стоимость денег за рубежом снизилась, наши компании бросились там занимать. А это приток валюты в страну, то есть импульс для укрепления рубля.

Конечно, возможно, в будущем цена на нефть снизится, соответственно, приток валюты уменьшится. Процентные ставки могут вырасти, и заимствовать деньги за рубежом станет не очень выгодно. В этом случае уменьшиться давление в сторону укрепления рубля.

"П.": А чем нам грозит укрепление нашей нацвалюты?

О.В.: Помимо реального курса мы рассчитываем еще и эффективный курс (соотношение рубля к корзине валют). За счет снижения стоимости доллара к евро в первой половине нынешнего года к корзине валют рубль укрепился в реальном выражении на 3,9%. Мы считаем рост этого показателя до 6% по итогам нынешнего года вполне для нас приемлемым.

С начала года производительность труда выросла на 8,9%. Это очень высокий темп. Укрепление рубля увеличивает издержки компаний в долларовом выражении. В то же время, они имеют возможность снижать издержки на зарплату, если производительность труда за счет привлечения новых технологий и лучшего управления растет еще быстрее. Таким образом, уравновешивается воздействие на издержки и на конкурентоспособность российской промышленности. Поэтому в целом укрепление рубля не оказывает значительного давления на промышленность.

"П.": И все же, какие отрасли наиболее зависимы от укрепления курса рубля?

О.В.: В первую очередь, это машиностроение. Например, тяжелое машиностроение, которое работает на экспорт. Для него это чувствительно. Рост реального курса рубля бьет по конкурентоспособности автомобильной промышленности. Не спасают ситуацию даже высокие пошлины на иномарки.

"П.": Недавно представители МВФ высказали предположение, что России следует отказаться от нынешней валютной политики. Какова позиция ЦБ в этом вопросе?

О.В.: Я уточню: сейчас мы проводим политику так называемого управляемого плавания рубля. Банк России довольно часто присутствует на рынке и воздействует на курс своими интервенциями. И курс меняется в зависимости от того, как себя ведет ЦБ, а не исключительно под действием рыночных сил, спроса и предложения.

МВФ же предлагает переходить к политике классического -- без интервенций -- плавания.

В принципе, мы согласны с фондом, что нормальная страна со здоровой экономикой и финансовой политикой действительно не нуждается в управление курсом.

"П.": А у нас что же, такого не наблюдается?

О.В.: Сейчас мы находимся в несколько специфической ситуации. Во-первых, Россия подвержена "голландской болезни" -- чрезмерной зависимости экономики от экспортной выручки от продажи сырья. Если мы отправимся в свободное плавание, то симптомы этой болезни очень быстро почувствуем в промышленности. Поэтому решение проблемы -- создание стабилизационного фонда, где будут аккумулированы или, как говорят, стерилизованы дополнительные доходы от продажи нефти (при цене выше $20 за баррель). Соответственно, при неблагоприятной для России ситуации на мировых сырьевых рынках мы сможем смягчить симптомы "голландской болезни".

Если такой фонд к следующему году будет создан и правительство соберет в него деньги, тогда мы могли бы себя чувствовать гораздо более свободными и сократить свое присутствие на валютном рынке. Например, в первом полугодии где-то из 120 рабочих дней дней мы присутствовали на рынке не менее 100 дней. При наличии стабилизационного фонда ЦБ мог бы этот показатель уменьшить вдвое, потом втрое и т.д.

"П.": Минфин планирует создать стабфонд в будущем году. Так что эта проблема уже скоро будет решена...

О.В.: Нужна не просто декларация о намерениях, а реальный сбор дополнительных доходов в зтот фонд, чего сейчас, кстати, не наблюдается. Получается, что уровень сбора налоговых доходов в федеральный бюджет в нынешнем году и в прошлом фактически одинаков. При том, что сейчас цена на нефть значительно выше. Мы посчитали, недополучено примерно 1,8% ВВП.

Мы видим, что прежде всего не поступает в полном объеме НДС и налог на прибыль. Поэтому до тех пор, пока вопрос об эффективно работающем стабилизационном фонде не будет решен, нам придется проводить нынешнюю политику на валютном рынке.

"П.": В июле нынешнего года ЦБ принял решение о снижение объема обязательной продажи валютной выручки до 25%. Как это повлияло на рынок?

О.В.: В среднем экспортеры продают валюты больше, чем того требует закон. Однако потребности у каждой компании разные: кому-то нужно оставить у себя больше валюты, кому-то меньше.

При прежнем требовании продавать не менее 50% выручки мы заставляли отдельные компании осуществлять ненужные им действия: сначала продавать валюту, а затем тут же ее обратно выкупать. Вообще, обязательная продажа вводится для того, чтобы обеспечить обязательный приток валюты в страну. Сейчас у ЦБ достаточно средств, чтобы при необходимости продать правительству валюту для выплат по внешнему долгу.

"П.": Какой объем выручки экспортеры продают сейчас?

О.В.: Все зависит от периода времени. Вплоть до начала лета продавали около 60--70%. А вот в июне--июле -- не больше 30%. В феврале, апреле и мае на рынке было много не только экспортной выручки, но, видимо, и капитала, пришедшего в страну на волне инвестиционного интереса. Например, для того, чтобы купить российские бумаги, российские обязательства, по которым хорошие ставки. А поскольку курс рубля не только устойчив, но и номинально укреплялся, все это крайне выгодно. Деньги пришли, а сейчас -- после проведенных финансовых операций -- деньги уходят. Это вполне рыночное явление.

"П.": Последние два месяца объем золотовалютных резервов снижается. С чем это связано?

О.В.: В последние месяцы мы стали меньше покупать валюты, продолжая при этом ее продавать правительству. Это главная причина стабилизации объема резервов. В августе Минфин заплатит более $2 млрд. Поэтому я думаю, что на начало сентября объем резервов составит $62,5 млрд. против нынешних $64,4 млрд.

"П.": Какой объем золотовалютных резервов вы ожидаете к концу текущего года?

О.В.: Пока мы сохраняем наш прежний прогноз -- $65 млрд., возможно, повысим его до $67 млрд. Хотя я не ожидаю во второй половине года интенсивного притока валюты: слишком много ее поступило в начале года.

"П.": При определении структуры золотовалютных резервов ЦБ принимает во внимание текущую курсовую разницу на мировых рынках?

О.В.: Мы не принимаем решений о валютной структуре резервов, исходя из соотношения курсов валют. Безусловно, при размещении наших резервов мы стараемся хеджировать курсовые риски. Но спекуляцией на курсе валют мы не занимаемся. Это очень опасно, поскольку может принести как высокие доходы, так и серьезные убытки.

Наша задача -- обеспечить сохранность резервов, их ликвидность. И лишь затем -- доходность.

Поэтому мы ориентируемся на другие показатели, а именно на валютную структуру мировых финансовых рынков. Все инструменты разделены примерно так: около 70% номинированы в долларах, 25--27% -- в евро, остальное в фунтах, иенах. Такое соотношение валют и в наших резервах.

"П.": Недавно Банк России снизил ставку рефинансирования до минимальной отметки -- 16% годовых. Тем не менее это не оказывает серьезного влияния на экономику страны. Почему?

О.В.: По ставке рефинансирования ЦБ предоставляет лишь однодневные кредиты овернайт. Например, когда банк в конце дня не может закрыть свои расчеты, тогда мы это делаем за счет наших денег под ставку 16%.

Значение ставки ЦБ ограничено во многом из-за текущей политики обменного курса. Почему все всегда спрашивают, какой курс доллара будет к концу года? Потому что можно легко вычислить размер прибыли, если купить валюту сегодня, чтобы продать ее в конце года. И до тех пор, пока Банк России управляет валютным курсом, ставка рефинансирования не будет играть заметной роли при кредитовании экономики.

Бывают, конечно, случаи, когда банкам не хватает ликвидности, например на момент платежей в бюджет, тогда мы их кредитуем по рыночной ставке 6--7% годовых.

"П.": Что еще может измениться в кредитно-денежной политике с ослаблением контроля ЦБ за валютным рынком?

О.В.: Один из результатов текущей курсовой политики -- избыточная ликвидность. Заблуждение считать, что большой объем свободных денежных ресурсов связан с нехваткой эффективных финансовых инструментов. Проблему избыточной ликвидности ЦБ создает потому, что поддерживает неравновесный курс. Есть рыночная оценка рубля: при отсутствии ЦБ на рынке участники торгов сами определят реальную стоимость российского рубля. В этом случае никакая избыточная ликвидность не возникнет, потому что мы валюту не покупаем, соответственно, не продаем взамен рубли. А вот при нехватке рублей мы могли бы выдать их в кредит. Тогда и процентные ставки начнут играть ключевую роль.

"П.": Можно предположить, какова сейчас реальная стоимость рубля?

О.В.: Не знаю. В настоящее время это некорректный вопрос. Хотя практически весь июль нас на рынке нет, а курс в данный момент составляет 30,30--30,35 рубля без наших интервенций.

"П.": В конце года на заседании НБС обсуждался вопрос о приватизации росзагранбанков. Когда будут готовы отчеты аудиторов по финансовому состоянию лондонского Mosсоw Narodny Bank и французского Eurobank?

О.В.: В конце сентября, получив оценку росзагранбанков, мы вынесем на обсуждение в НБС свою программу по порядку и срокам приватизации банков. В том случае, если наши предложения будут одобрены, станем действовать в соответствии с намеченной программой.

"П.": Следует ли ожидать до конца года продажи росзагранбанков?

О.В.: Реальных сделок, я думаю, ждать не стоит.

"П.": Кто для ЦБ является лучшим покупателем росзагранбанков?

О.В.: Мы хотим видеть солидную российскую организацию, которая могла бы и хотела развивать бизнес этих банков. На самом деле из этих банков (Moscow Narodny Bank и Eurobank. -- "Профиль") может быть толк. MNB, например, имеет инвестиционный рейтинг и, несмотря на все прошлые проблемы, связанные с дефолтами России, обладает приличной репутацией. Банк ежегодно привлекает с рынка до $500 млн., его рентабельность составляет около 15%.

Купив МNB или Eurobank, новый собственник получит прямой доступ на европейский финансовый рынок. Соответственно, сможет напрямую привлекать иностранные средства. Напомню, сейчас любой российский банк или компания, желающие получить западные инвестиции, не могут обойтись без услуг иностранных лид-менеджеров.

В этой теме есть еще один аспект: мы не хотим продавать банки собственнику, который затем их ликвидирует с целью получения прибыли. Дело в том, что банк можно оценить как по стоимости бизнеса, так и по ликвидационной стоимости. Эти две цены могут отличаться. Соответственно, если ликвидационная стоимость выше, то, конечно, выгоднее купить банк, а затем его ликвидировать. Было бы неправильно отдавать эту прибыль частному владельцу, правильно ее направить в бюджет государства. Вся проблема в том, что эти банки еще не восстановились после 1998 года, а следовательно, их рыночная цена не достигла прежнего уровня, поэтому продавать их сейчас, по большому счету, себе в убыток.

Безусловно, когда ЦБ начнет предъявлять требования к потенциальным покупателям, сохранение бизнеса росзагранбанков станет одним из основных условий.

НАТАЛЬЯ РОМАНОВА

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».