Забор нужен человеку не только для того, чтобы было под чем валяться. Задача забора -- не впускать посторонних. Иногда -- не выпускать, но это уже чистой воды криминал.Велика Россия, а посмотреть некуда: куда ни кинь взгляд, так там либо вообще ничего нет, либо есть, но за забором. Остается, значит, рассматривать заборы, и, скажу я вам, тут есть на что посмотреть, ибо русский забор бывает очень разным -- от дырявого дощатого убогого сооружения до великолепной архитектурной конструкции из красного кирпича, со вкусом украшенной сверху колючей проволокой и бутылочными осколками.
Говорят, есть такое общинное сознание, свойственное людям с незапамятных времен. То есть мы бы и рады жить открыто, но вот с окружающим миром не повезло: он так и лезет в наше внутреннее пространство своими грязными руками. Так что если хочешь жить спокойно -- строй забор повыше. А вот если бы окружающий мир был другим... Тогда и мы, конечно, вели бы себя иначе, спору нет.
Анька давно уже подбивала меня поехать с ней в Испанию, уверяя, что нам с ней там будет очень хорошо. Потому что мы поедем туда вдвоем, без всяких там детей и мужчин (на этом Анька настаивала с особым упорством), и будем веселиться беззаботно и безмятежно, как юные девицы. Лично я в Испании уже была, и не раз, поэтому сманивала подружку поехать еще куда-нибудь -- веселиться, как юные девицы, мы можем в любом месте земного шара, кроме разве что Саудовской Аравии. Но, как выяснилось, еще в студенческие годы у Аньки был жгучий роман с неким Хорхе. Потом она вышла за обычного отечественного мужчину, но Хорхе забыт не был. Все было более чем пристойно: время от времени они писали друг другу письма. Однако в письмах они позволяли себе намеки на то, что хорошо бы было однажды встретиться и предаться воспоминаниям. И ничего больше, не подумайте ничего дурного.
И вот, чтобы ничего больше действительно не было, Анька и хотела взять меня с собой: типа я пригляжу, хотя сторож общественной нравственности из меня такой же, как добрая фея из Джека Потрошителя. Впрочем, может, как раз на это она и рассчитывала.
В общем, она меня в конце концов уломала. И вот мы на одной из многих испанских "кост" неподалеку от Барселоны, и Анька звонит своему Хорхе и сообщает: привет-привет, я тут с подругой совершенно случайно, вот ведь как и кто бы мог подумать, и может, встретимся?
И Хорхе, по невероятному совпадению живущий тоже неподалеку от Барселоны, вроде бы очень обрадовался и сразу пригласил нас к себе в гости. Спросил только: может, ему за нами приехать?
-- Нет-нет, что ты, мы сами тебя найдем, -- в приступе деликатности защебетала Анька.
Ха, мы найдем! Таксист найдет. И вот мы едем по симпатичному пригороду, застроенному славными домиками с цветочками. И вдруг прямо удар под дых, привет с Рублевки: нелепый в этом прелестном месте огромный глухой забор высотой с двухэтажный дом, с воротами, на которых на самом что ни на есть русском языке написано то самое слово из трех букв, без которого не бывает нашей родины.
-- Ну конечно, -- неприязненно сказала Анька, -- наши и сюда понаехали. Голову дам на отсечение: соотечественник построился!
Вышло совсем непатриотично. Тем более что про отсечение головы -- это она напрасно: внимательно изучающий номера домов таксист остановил нас как раз напротив мерзкого забора. Увы -- это и был дом ее Хорхе.
При встрече со старой любовью Анька не бросилась ему на шею и не стала говорить о том, как он совсем не изменился и как она ужасно рада его видеть. Нет, она сразу же возмущенно спросила:
-- Ты зачем себе такой дурацкий забор построил?
И Хорхе объяснил зачем. Оказалось, что у него на это были веские причины.
Однажды, лет пять тому назад, в соседнем доме поселилась русская семья. Хорхе обрадовался: о своем студенчестве в СССР у него сохранились самые теплые воспоминания, да и приятно было с кем-то поговорить на русском языке. Поэтому с приезжими Хорхе довольно быстро подружился. И вот в очередной раз во время совместного выпивания сангрии русский сосед Серега принялся раскрывать перед Хорхе душу.
-- Старик, -- говорил он, -- ты давно у нас не был, так? И не надо, не приезжай -- ничего хорошего не увидишь. Думаешь, я сюда от хорошей жизни уехал? Да устал: там без охраны ребенка в школу не пустишь, дома живешь как в зоне, за колючей проволокой, собаки злые по участку бегают -- мрак! А здесь душа отдыхает: ничего не боюсь, никакого забора не надо, красота, соседи -- класс... Вот с тобой, мужик, знакомы мы всего ничего, а ты мне прямо как родной стал.
Дальнейшее понятно: измученный одиночеством на чужбине, Серега впился в Хорхе как клещ: он являлся к нему каждый вечер как на работу, обязательно с бутылкой, и, уж конечно, не вина, и желал задушевных бесед. Хорхе вежливо терпел -- как терпел он и то, что Серегина собака непонятно почему делала все, что положено, исключительно на его, Хорхе, участке. Мало того, сделав что надо, она все это аккуратно закапывала, в основном цветочками с Хорхиных же клумб.
Через какое-то время в окрестностях появился новый сосед, Колян, так же восхищенный свободой передвижения в этой не знающей заборов Испании. Серега и Колян дружили с Хорхе уже вдвоем, а в гости друг к другу ходили, не стесняясь, через участок милого испанского соседа. Подружились и их дети: с российской непосредственностью они заглядывали в окна к Хорхе в самые неподходящие моменты, а если не любовались его жизнью, так вольготно играли на его газончике в футбол.
Через какое-то время в поселке появился Сашок с семьей, некто Армен, Паша-таракаша и интересная женщина Эльвира Александровна, совершенно ни в чем не уступающая мужчинам. Аборигены охотно продавали свои владения щедрым и часто платящим наличными загадочным русским; прошла пара лет, и Хорхе остался единственным испанцем на несколько кварталов, взятым в плотное кольцо дружелюбными и общительными приезжими из стран СНГ.
Приезжие, все как один, наслаждались европейской свободой: не стесняясь, толпами болтались по территории Хорхе, приходили к нему по-родственному, без звонка и без приглашения, и все хвалили его -- мол, вот какой свойский мужик, даром что испанец! Хорхе стал иногда прятаться и делать вид, что его нет дома. "Что же, жаль, Хорхи нашего нет, -- говорили друг другу Армен и Паша-таракан, -- нормальный мужик, ну ладно, может, потом подойдет". И они устраивали какой-нибудь милое русское веселье: например, вся община делала шашлык и пела песни, а поскольку дом Хорхе располагался равноудаленно от остальных домов, то, разумеется, веселье происходила как раз у него в садике.
Постепенно от цветочков Хорхе осталось одно воспоминание. Да и прочая зелень тоже зачахла, а на самом дворике стали видны лысые тропинки, которыми русское население привычно ходило друг к другу в гости. А сколько раз резвые дети в процессе игры в футбол били стекла в его доме! На Новый год гости с севера фейерверком подпалили старинную беседку, построенную лично Хорхиным дедушкой.
Но главное, что выводило Хорхе из себя, -- это атмосфера вечного праздника, устроенная его русскими соседями. Поскольку их было много, то у кого-нибудь постоянно случался либо день рождения, либо именины, либо годовщина свадьбы, а если не случалось личного юбилея -- так всегда есть День десантника, День взятия Бастилии, День независимости США или еще что-то в этом роде. А также есть просто пятницы, субботы и воскресенья, которым русские соседи радовались по не совсем понятным Хорхе причинам. По его наблюдениям, ни один из них не ходил на работу и вообще не был замечен хоть в чем-то созидательном. Разве что пару раз кто-нибудь отвечал на звонок мобильного с далекой родины, ронял что-то вроде:
-- Ну ты, это, разберись там как-нибудь!
На самом деле Хорхе пора было следовать примеру прочих соседей и уезжать из этих обрусевших мест. Но уезжать-то как раз ему страшно не хотелось: в этом доме жило уже пятое поколение его семьи, и продать родовое гнездо каким-то вот таким же Колянам? Ни за что!
И тогда Хорхе построил забор. Высокий, больше трех метров, из специального звуконепроницаемого материала вроде того, которым огораживают автострады. И поставил крепкие ворота.
Поначалу русские возмущались: Хорхе испортил им пейзаж и настроение и вообще поступил не по-соседски. А потом все решили, что он нормальный жлоб и что с него взять: испанец он и есть испанец, духовности в нем ни на грош, а раз так, то и пошел он сами понимаете куда. Дети, моментально перенимающие у родителей все самое лучшее, тут же написали на воротах, куда именно может идти Хорхе, после чего наконец оставили его в покое настолько, что даже перестали с ним здороваться.
Мы с Анькой внимательно выслушали эту душераздирающую историю. Я приготовилась сочувственно кивать головой и цокать языком, но меня опередила Анька, которую внезапно захлестнул пароксизм патриотизма:
-- Знаешь что, дорогой, -- сказала она сухо, -- не забывай, что я тоже русская! Как тебе не стыдно при мне ругать мою страну! Мне жаль, что я тебя увидела, -- раньше ты был совсем другим.
И мы гордо удалились. А озадаченный Хорхе так и остался за своим забором, на котором было написано главное русское слово. И Хорхе вспомнил стихотворение, за которое получил "отлично" на экзамене по русскому языку. Ну то самое, где про загадку русской души.
ЛЕНА ЗАЕЦ, рисунки ЛЮБЫ ДЕНИСОВОЙ
