23 апреля 2024
USD 89,69 EUR 99,19
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 1999 года: "Живущие в терновнике"

Архивная публикация 1999 года: "Живущие в терновнике"

Там, где милиция бывает только с автоматами, журналисты "Профиля" прошли с блокнотом, ручкой и фотоаппаратом. Там, в Богом забытых калмыцких степях, среди камышей живут вольные люди.Камыш -- мера всех вещей

На самом краю Европы, в калмыцких степях близ реки Маныч, там, где ее заросший камышами приток Калаус делает крутой поворот, на протяжении 75 километров живут по берегам в ветхих, вросших в почву землянках вольные люди. Радио и трактор на кургане -- единственная современная связь с внешним миром.
Вольными людьми они себя величают сами. Жители ближайших сел называют их по-старому "бродниками", или, по-новому, "камышатниками", вкладывая в это слово одновременно и презрение, и недоумение, и удивление людьми, живущими своей особой жизнью вдали от цивилизации.
Места эти удивительные: Европа -- и тут же Азия, большие водные пространства (на Маныче бывают даже штормы), но трава в десяти метрах от воды не поднимается выше пяти сантиметров -- выгорает под беспощадным солнцем. Зимой Маныч течет в Европу, летом, пересыхая, движется, наоборот, в Азию, к своим истокам (на планете это, наверное, единственная подобная река). Такое течение назад вольные люди называют приходом чистой воды. В этом году в июне вода еще не пришла, и сазан не шел на нерест. Камышатники сокрушаются: без чистой воды сазан икру не бросит, а значит, рыбы не будет.
Весной здесь цветут тюльпаны, тут и там изумрудно-зеленая степь вспыхивает алыми и желтыми полянами. На островах Маныча -- многоцветный ковер. Розовые, белые, черные, фиолетовые тюльпаны достигают в высоту пятидесяти сантиметров. Говорят, именно отсюда тюльпаны попали в Голландию. Но наладить их сбор и продажу тут никто не пытается.
В этих краях происходят чудеса. Так, близ озера Маныч-Гудило в какой-нибудь лагуне за ночь вода может исчезнуть неизвестно куда, а через несколько дней вновь разлиться на том же месте. Видели здесь и НЛО. Говорят, у рыбаков, которые наблюдали тарелку, через полгода пропало зрение. А в тридцати километрах за Манычем -- зона, в которой зашкалили дозиметры японцев, прибывших сюда на заре перестройки с деловым визитом. В глубине калмыцкой полупустыни до сих пор не законсервировали заброшенный урановый карьер. Военные о нем забыли, а президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов, наверное, никак не отыщет денег на утилизацию.
Здешние жители сохранили память о походах Стеньки Разина к Хвалынскому (Каспийскому) морю, когда отправился атаман со всей донской голытьбой и "бродниками" Маныча и Калауса в "поход за зипунами". Не первый век ищут здесь, в приманычских курганах, могилу великого Чингисхана.
Мера всех вещей у здешних людей -- камыш. Он кормит и дает кров. В самый страшный зной в камышовой землянке не жарко, камыш хранит прохладу. В самый лютый мороз -- не холодно, камыш хорошо сохраняет тепло.
Люди по Калаусу и Манычу жили давно и всегда рубили камыш. Камыш -- уникальный строительный материал: он легок, жилье из него быстро возводится и разбирается, как уже было сказано, хранит прохладу и тепло, а кроме того, в нем годами не заводится никто из насекомых. Сначала камыш рубили татары, продавали камышовые маты и циновки калмыкам и казакам для крыш и строительства тепляков (загон для овец). Потом татар прогнали казаки, но сохранились татарские названия орудий труда для рубки камыша. Татарам местные жители обязаны и профессиональными навыками. Впрочем, сейчас камыш рубят главным образом пришлые люди.
В советские времена камышовые маты 1,2 на 2 метра продавались по 1,5 рубля, и это были хорошие деньги. Сейчас -- по 4,5 рубля, и это деньги, сами понимаете, никакие. Дополнительные заработки -- лов ондатры (40 рублей за необработанную шкурку, 100 рублей за обработанную). Для себя камышатники держат кур и свиней. Торгуют помаленьку рыбой -- очень дешево, рыба -- это в основном товар для обмена на водку и курево.
Советская власть сюда дойти по-настоящему так и не смогла. Здесь всегда селились люди без паспорта и определенного места жительства. И сейчас тут не спрашивают: "Почему попал сюда? Как твоя фамилия?" Не хочешь -- не говори. Как себя называешь и откуда пришел -- вот единственное, чем здесь интересуются. Последнее нужно только для того, чтобы найти земляков. А вместо имени пойдет и прозвище. Здесь в свое время работал на камыше бывший 2-й секретарь Тульского горкома партии, которого выгнали с работы и из дома, по легенде, за любовь к зеленому змию. Пил он и здесь немало, но, работая не покладая рук, зарабатывал по 700--800 рублей -- это поболе, чем оклад партийного чиновника.
Тогда его прозвали "коммунистом", а теперь ни имени, ни фамилии вспомнить так и не смогли. Рассказывают, по весне, после расчета, "коммунист" покупал кожаный плащ и шляпу, клал ондатровую шапку в портфель -- и отправлялся домой, в Тулу. Но никогда не уезжал дальше соседнего райцентра, города Ипатово. Там в лучшем ресторане он гулял, как и прочий камышовый люд (люд также гулял в своем райцентре, селе Дивное, или в маленьких сельских столовых всей округи). Гулял "коммунист" двое-трое суток и расставался сначала с деньгами, потом с шапкой, плащом, костюмом, шляпой, портфелем и пешком возвращался к себе в камыши. Однажды он не вернулся: под Новый год пошел на другую сторону Калауса к другу, а 1 января, возвращаясь домой, провалился под лед и утонул. Нашли его весной. Друг опознал по кожаному ремню и двум бутылкам водки, которые лежали рядом со скелетом, потому что остальное объели рыбы и раки. Боясь, что милиция отберет "вещдоки", двое друзей "коммуниста" открыли водку прямо в воде и высадили ее тут же из горла.
Кстати, о милиции. Когда мы на редакционной машине проезжали через родину ставропольского губернатора Александра Черногорова село Воздвиженское, нас остановил участковый -- капитан Панасенко.
-- А это что за гвардия в моих степях?
-- Мы журналисты, приехали делать репортаж о жизни бомжей-"бродников" на реке Калаусе,-- отвечали мы.
-- Во-первых, среди "бродников" бомжей уже нет. Люди они мирные, добрые. Правда, горькую любят. Все преступления у них из-за нее, родимой, и происходят. Люди интересные, отдадут последнюю рубашку, но всегда помнят, где и сколько водки осталось. Вот лет пять назад был случай. Поехали мы в рейд осенью. Приезжаем, смотрим. Сидят квасят товарищи, а один с ножом в груди рядом у стола лежит. Он полбутылки водки из заначки у друга украл. Его тут же за это и убили. Камышатники сразу указали на борца за справедливость. Убийца стакан опрокинул и говорит: "Вяжите, поехали. Не будет водку воровать". Пять лет он отсидел, вернулся, опять камыш рубит,-- рассказал участковый.
Потом Панасенко нас переписал (мало ли что) и подробно объяснил дорогу.
Асфальтные носы

Так мы и отправились к черту на кулички. С ручкой и блокнотом -- туда, куда милиция ездит на всякий случай с автоматами. Километров тридцать пылили по степи -- наша редакционная "семерка" накалилась, как консервная банка, но окна из-за пыли не открыть. Красный шар солнца катился медленно над бескрайней степью, приближаясь к зениту. Трава выгорела. Плотный воздух, безветрие, только изредка прерываемое то здесь то там "ведьмочками" -- маленькими смерчами, поднимающими столбы пыли.
Оставляя по левую руку кошары, отары овец и стада свиней, мы на степных развилках выбирали жавшуюся к Калаусу колею и вскоре добрались до первых людей.
Здесь на заброшенном кирпичном заводе жили трое: Володя, Юра и Валентина. А еще отара овец и стадо свиноматок с молочными поросятами. Охраняла все это хозяйство крупная белая овчарка Найда -- боевая подруга пермяка Володи.
Когда мы подъехали к ферме, сам Вова на другой стороне реки доставал из плетеных коробов уловленную рыбу. Завидев нас, он понял, что мы боимся его собаку, и, все бросив, поспешил навстречу нежданным гостям.
-- Вы откуда, кто такие и почему такие белые? -- сразу задал три вопроса Володя. Сам он был черным от загара, в отрезанных по колено черных же штанах. Расческа касалась его головы в незапамятные времена. После первых пятидесяти граммов водки, которую мы прихватили по совету участкового, завязалась беседа.
-- Отсидел я в общей сложности 23 года. Куда податься? Поехал на юга отогреться после архангельских болот. Об этих местах на зоне слышал. Высокие заработки люди здесь имели. 500--600 рублей в советское время на круг выходило. Сейчас заработки не те. Здесь я уже полтора года, пока нравится. Сам себе хозяин. Первый год вообще один прожил здесь. Наслаждался тишиной, покоем, волей. Хочу работаю, хочу отдыхаю, рыбу ловлю, поросят разводим с Юрой, птицу по чуть-чуть держим. Так что без мяса не сидим. Нюансы,-- щегольнул словом Юра,-- правда, есть: контролирующих много стало и курево с водкой далеко.
Тем временем две крупные свиноматки с двумя десятками поросят купались в грязи. Наш водитель Мгер Закарян поморщился, на что Володя заметил:
-- Э-э, асфальтные носы воротите, а того не знаете, что свинья на воле только в лечебных грязях нежится, чует она их, да и от комаров спасается так. Я, когда время есть, тоже рядом могу полежать. Потом в речке помоешься -- и как на свет наново народился.
-- А как летом от комаров спасаетесь?
-- О! Гнус здесь знаете какой? Живой кусочек кожи в июне--июле так облепит, что насмерть закусает. Руки, лицо дегтем или грязью мажем, промасленную или просмоленную одежу надеваем. Гнус здесь зверь, обычную ткань легко берет,-- отвечал Володя.
-- Можно посмотреть, как жилище устроено?
-- Можно, только этого с "мышью" (мышью Вова окрестил фотоаппарат Валеры) не бери, надоел он мне, шуршит и шуршит вокруг. Смотри, договорились? А ты с "мышью" оставайся, а не то...-- И беззлобно выругался.
Он привел меня в свое жилище на берегу речки. Найда уселась между нами. Жилье оказалось полуземлянкой из камыша, обшитой шифером. На крыше -- самодельная радиоантенна. Посреди комнаты -- небольшая обмазанная глиной кирпичная печь, старая газовая плита и баллон с газом. В доме были напарник Володи Юра, средних лет человек невысокого роста с восточным разрезом глаз, и женщина Валентина -- она крутила пельмени.
Я подарил им последние номера журнала "Профиль".
-- Спасибо,-- прозвучал общий ответ,-- мы читать любим.
-- Обедать будете? Сейчас пельмени сварятся,-- гостеприимно пригласила хозяйка.
Я отказался и попросил разрешения пофотографировать внутри жилища. Но получил жесткий отказ: "Нет, это наша частная жизнь! Снаружи -- пожалуйста".
Мы вышли с Вовой на воздух, он заказал еще пятьдесят грамм. Тут уже я начал торговаться: сначала рассказ о жизни и фотосъемка, потом -- водка. Вова извлек из воды короб, объяснил принцип действия: рыба заходит в отверстие и обратно выйти уже не может. Достал крупного сазана и опустил в специальный мешок с двойным верхом (для того, чтобы рыба не выскакивала обратно). Потом этот мешок перебрасывается через плечо.
-- Ловим мы здесь и ондатру, но это большой секрет. Иногда она попадает к нам в короб, иногда глушим ее длинной палкой. Но для охоты нужна лицензия, а она стоит 600 рублей. Пытался я ондатру разводить, но это свободолюбивый зверек, умирают они в неволе, ну прям как я. Знаешь нашу поговорку: оленю страшен загон, а человеку -- закон. Ты, Стас, сюда по осени приезжай, я тебя богатым человеком сделаю, а пока рыбы возьми.
И он высыпал из заплечной котомки с десяток разных рыб, только что пойманных в реке, в том числе и того крупного сазана.
-- Я, может быть, и вернулся бы в цивилизацию, да она меня не очень-то принимает,-- напоследок признался Володя.
Мы отдали ему водку и стали усаживаться в машину. Наш новый знакомый, выпив залпом бутылку, пошатнувшись, но не поморщившись, нетвердой походкой направился к своему дому.
Привет москвичам

Следующей нашей остановкой было место, где жили Валентин, Алексей и жена его Лиза. У этих людей уже были гости -- приехали на "Жигулях" без номеров купить рыбу и отдохнуть.
Валентин попал сюда из Москвы еще в 1974 году, да и прижился. Подробнее о себе рассказывать наотрез отказался, как, впрочем, и фотографироваться.
-- Я фотографировался на карточку один раз в жизни -- на паспорт -- и больше не желаю. А москвичам привет.
Алексей и Лиза -- из местного села Апанасенковского. У них там и домик есть.
Говорят, выжили их соседи в Апанасенках, рассказывали нам на других заимках. Алексей в работе вол, вот только горькую любит. А Валентин обронил в разговоре, что на прошлой неделе Леша две тысячи пропил (при цене водки в здешних местах 15 рублей), теперь опять зарабатывать будет. Работа та же: камыш, рыба, ондатра.
Лиза в своей землянке снимать разрешила, вот только расстраивалась: подбеливаю, мол, регулярно, да нынешний керосин нечистый, коптит, собака. Две железные кровати, стол между ними, на столе -- эмалированная посуда; печка, двухконфорочная газовая плита, баллон с газом. Чувствуется женская рука. Лиза, как может, пытается придать жилищу уют. Повесила над кроватями коврики, на окно занавеску, плитами ДСП настелила полы. Над кроватью -- портреты Сталина, Ленина, ее свадебное фото и портрет дочери. Лиза любит читать -- многие книги пообтрепались и не имеют обложек, но чтением она спасается от скуки. Есть у Лизы и огородик рядом с землянкой. На нем растут лук, чеснок, помидоры, огурцы, кабачки и немного картошки. Огород приходится поливать из речки каждый день, но летний жар все равно сжигает почти весь труд.
Есть у Лизы и Алексея лошадь и телега, на которой они ездят в село. Но чаще продукты привозит им сосед Сан Саныч на своем стареньком красном "Москвиче".
Камышовый фермер

Самый лучший домик в здешних местах у Александра Александровича Мальцева. Здесь он вместе с женой с 1979 года. Подались сюда заработать на кооперативную квартиру, да так и остались. Сейчас в Ставрополе у них есть уже и приличная квартира в центре, и гараж. Двенадцать лет Мальцев собирается покинуть эти места, но что-то держит его здесь.
-- Приехали мы сюда,-- рассказывает Светлана Ивановна, супруга Сан Саныча,-- за длинным рублем, потому что вступили в кооператив и на что-то надо было строиться. Муж -- молодой инженер на оборонном заводе, я медсестра. Денег не было, тянули от зарплаты до зарплаты. Надоело, поехали на Дальний Восток, да больше там потеряли. Люди подсказали, что ехать надо сюда. В первый год за четыре месяца мы заработали 2000 рублей. Во второй год нарубили и навязали матов на 3500 рублей.
Потом председатель колхоза сказал, что рубить камыш лучше зимой, когда на реке встал лед. Снега здесь обычно немного, и камыш можно срезать шахой -- скребком. Если же снега много, то ходуром -- короткой косой. А летом срезанный камыш вязать. И в третий год мы заработали 11000 рублей. За квартиру рассчитались, но уж здесь прижились. В квартире сестра живет, мы туда наезжаем временами. Сейчас муж рыбачит, охотится, все по закону, всегда с лицензиями.
Фотографироваться супруги Мальцевы наотрез отказались: в Ставрополе племянники работают на приличных местах, и может выйти неудобно. Всем ведь не объяснишь, что здесь живут просто вольные люди.
-- Нас всегда уважали, наши заработки открывали любые двери, но теперь мы нищие. Все наши деньги были на книжке, мы верили государству хотя бы в том, что перед пенсией оно нас не бросит. Но при Гайдаре, когда кинулись, не смогли снять ни рубля. Потом наши сбережения превратились в прах,-- говорит Сан Саныч.-- Занялся я овцеводством, имел маленькое стадо, но года три назад пришлось овец пустить под нож и продать за копейки: корма стали непомерно дороги, а баранина спросом не пользовалась. Сейчас у нас только куры остались,-- закончил рассказ камышовый фермер.
-- А зарплату в колхозе уже два года не дают,-- продолжала хозяйка (в местном колхозе сеют пшеницу и занимаются овцеводством). Правда, председатель колхоза мясо по рублю за килограмм привозит. Корма подкидывает, да и муку дает подешевле. Так и спасаемся -- нам много уже и не надо.
По-житейски помогает Сан Саныч не только Лизе и Алексею, но и еще одному соседу -- Михаилу Минкину по прозвищу Лохматый. Двадцать лет Лохматый рубит камыш. Балагур и рассказчик он особый. Важно, чтобы он сам поверил, что слушателю интересно. Все его рассказы надо делить на двести, при этом, судя по всему, на веку повидал он немало. Самым большим достижением Лохматого, по его словам, была работа водителем у самого Юрия Гагарина.
Сейчас Лохматый уже не тот, болят и отнимаются ноги, все труднее рубить и вязать камыш. Лицензия на отлов ондатры ему не по карману. Пенсию в колхозе оформлять не хотят, говорят: мол, не хватает стажа -- наряды ты, Лохматый, как надо, не закрывал. Теперь жив он только охотой да камышовым братством.
-- Прописали бы вы наших бюрократов в своем журнале, может, и Лохматому бы пенсию начислили,-- попросил нас Сан Саныч.
У Мальцевых живет в работниках Паша из белорусского Гомеля. Живет в пристройке -- добрый, хороший дед. Отсидел свое и приехал сюда. Тридцать лет уже в камышах. Раз пять уезжал, но дальше райцентра, села Дивного, не выбирался. Первое же кафе становилось для него последней точкой цивилизации. Здесь сразу находились друзья, которых угощал Паша щедро. Потом он очень расстраивался, что эти друзья не были столь же щедры, и возвращался обратно в камыши. Сейчас он уже выработал пенсию. Сан Саныч помог ее оформить и теперь хочет отправить его к сестре в Белоруссию: здоровье уже не то, чтоб камыш рубить. Но боится, что сам Паша дотуда не доедет.
Упросили мы Пашу показать, как рубят камыш. Делянку десять на десять Паша скосил ходуром за три минуты, еще две ушло на зачистку территории и собирание снопов. Сан Саныч с женой связали для примера камышовый мат на наших глазах за пятнадцать минут и положили его сушиться на солнце.
-- У каждого здесь своя территория километров по шесть -- и не дай Бог кто-нибудь переступит границу,-- уверил нас Паша. Ходур в его руках смотрелся грозно.
Нас накормили яичницей с маринованными помидорами, мы в ответ угостили хозяев кофе, взятым в дорогу. Мальцевы решили дать нам с собой свежей рыбы, и Паша, облачившись в резиновые забродческие сапоги по грудь, пошел к реке, к коробам. Между тем разговор за столом продолжился.
-- Брошенными мы чувствуем себя только в распутицу и снежные зимы, когда сюда не может добраться техника. Вот зима 1996/97 года снежная была. Губернатор о нас тогда даже по радио вспомнил, что есть, дескать, местечко Хутхур, мол, никого власть не забыла. А мы в это время без воды сидели, снег топили. Знаете, даже звери в тот год себя по-другому вели. Зайцы жались к человеку за кормом. Я поначалу двух пристрелил, а потом вижу, что мои кавказцы, сторожевые псы, за ними не гоняются, понимают, что белякам корм иначе не достать, погибнут,-- и стали мы зайцев подкармливать. А так сюда наезжают то с урной для выборов, то санэпидемстанция, то милиция с автоматами, то грузины-энергетики ЛЭП тянули, то американцы -- строители нефтепровода. По ночам бывает у нас весело, но только в сезон охоты. Какие машины и ружья у охотников -- мы в жизни таких раньше не видели.
Раньше веселее было: телевизор у нас был, от аккумуляторов с комбайна работал. Прежде здесь таких телевизоров за сезон можно было купить 4--5, теперь не то. А телевизора сейчас нет. Пока с женой в Ставрополь квартиру проведать мотались, Паша наш махнул не глядя, в подпитии, конечно, телевизор на поломанную радиолу и ящик водки. Телевизор он смотреть не любил, вот теперь и слушаем радио после обеда и вечерком. А раньше мы с супругой всех хоккеистов наперечет знали и в СССР, и в Чехословакии, и в Канаде,-- делился Сан Саныч.
Паша наконец принес разной рыбы, пересыпал нам в корзину, и мы отправились домой -- на закат, где шумят камыши, где красный шар солнца ложится спать в гладь озера, чтобы утром опять взойти на Востоке.

Там, где милиция бывает только с автоматами, журналисты "Профиля" прошли с блокнотом, ручкой и фотоаппаратом. Там, в Богом забытых калмыцких степях, среди камышей живут вольные люди.Камыш -- мера всех вещей


На самом краю Европы, в калмыцких степях близ реки Маныч, там, где ее заросший камышами приток Калаус делает крутой поворот, на протяжении 75 километров живут по берегам в ветхих, вросших в почву землянках вольные люди. Радио и трактор на кургане -- единственная современная связь с внешним миром.

Вольными людьми они себя величают сами. Жители ближайших сел называют их по-старому "бродниками", или, по-новому, "камышатниками", вкладывая в это слово одновременно и презрение, и недоумение, и удивление людьми, живущими своей особой жизнью вдали от цивилизации.

Места эти удивительные: Европа -- и тут же Азия, большие водные пространства (на Маныче бывают даже штормы), но трава в десяти метрах от воды не поднимается выше пяти сантиметров -- выгорает под беспощадным солнцем. Зимой Маныч течет в Европу, летом, пересыхая, движется, наоборот, в Азию, к своим истокам (на планете это, наверное, единственная подобная река). Такое течение назад вольные люди называют приходом чистой воды. В этом году в июне вода еще не пришла, и сазан не шел на нерест. Камышатники сокрушаются: без чистой воды сазан икру не бросит, а значит, рыбы не будет.

Весной здесь цветут тюльпаны, тут и там изумрудно-зеленая степь вспыхивает алыми и желтыми полянами. На островах Маныча -- многоцветный ковер. Розовые, белые, черные, фиолетовые тюльпаны достигают в высоту пятидесяти сантиметров. Говорят, именно отсюда тюльпаны попали в Голландию. Но наладить их сбор и продажу тут никто не пытается.

В этих краях происходят чудеса. Так, близ озера Маныч-Гудило в какой-нибудь лагуне за ночь вода может исчезнуть неизвестно куда, а через несколько дней вновь разлиться на том же месте. Видели здесь и НЛО. Говорят, у рыбаков, которые наблюдали тарелку, через полгода пропало зрение. А в тридцати километрах за Манычем -- зона, в которой зашкалили дозиметры японцев, прибывших сюда на заре перестройки с деловым визитом. В глубине калмыцкой полупустыни до сих пор не законсервировали заброшенный урановый карьер. Военные о нем забыли, а президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов, наверное, никак не отыщет денег на утилизацию.

Здешние жители сохранили память о походах Стеньки Разина к Хвалынскому (Каспийскому) морю, когда отправился атаман со всей донской голытьбой и "бродниками" Маныча и Калауса в "поход за зипунами". Не первый век ищут здесь, в приманычских курганах, могилу великого Чингисхана.

Мера всех вещей у здешних людей -- камыш. Он кормит и дает кров. В самый страшный зной в камышовой землянке не жарко, камыш хранит прохладу. В самый лютый мороз -- не холодно, камыш хорошо сохраняет тепло.

Люди по Калаусу и Манычу жили давно и всегда рубили камыш. Камыш -- уникальный строительный материал: он легок, жилье из него быстро возводится и разбирается, как уже было сказано, хранит прохладу и тепло, а кроме того, в нем годами не заводится никто из насекомых. Сначала камыш рубили татары, продавали камышовые маты и циновки калмыкам и казакам для крыш и строительства тепляков (загон для овец). Потом татар прогнали казаки, но сохранились татарские названия орудий труда для рубки камыша. Татарам местные жители обязаны и профессиональными навыками. Впрочем, сейчас камыш рубят главным образом пришлые люди.

В советские времена камышовые маты 1,2 на 2 метра продавались по 1,5 рубля, и это были хорошие деньги. Сейчас -- по 4,5 рубля, и это деньги, сами понимаете, никакие. Дополнительные заработки -- лов ондатры (40 рублей за необработанную шкурку, 100 рублей за обработанную). Для себя камышатники держат кур и свиней. Торгуют помаленьку рыбой -- очень дешево, рыба -- это в основном товар для обмена на водку и курево.

Советская власть сюда дойти по-настоящему так и не смогла. Здесь всегда селились люди без паспорта и определенного места жительства. И сейчас тут не спрашивают: "Почему попал сюда? Как твоя фамилия?" Не хочешь -- не говори. Как себя называешь и откуда пришел -- вот единственное, чем здесь интересуются. Последнее нужно только для того, чтобы найти земляков. А вместо имени пойдет и прозвище. Здесь в свое время работал на камыше бывший 2-й секретарь Тульского горкома партии, которого выгнали с работы и из дома, по легенде, за любовь к зеленому змию. Пил он и здесь немало, но, работая не покладая рук, зарабатывал по 700--800 рублей -- это поболе, чем оклад партийного чиновника.

Тогда его прозвали "коммунистом", а теперь ни имени, ни фамилии вспомнить так и не смогли. Рассказывают, по весне, после расчета, "коммунист" покупал кожаный плащ и шляпу, клал ондатровую шапку в портфель -- и отправлялся домой, в Тулу. Но никогда не уезжал дальше соседнего райцентра, города Ипатово. Там в лучшем ресторане он гулял, как и прочий камышовый люд (люд также гулял в своем райцентре, селе Дивное, или в маленьких сельских столовых всей округи). Гулял "коммунист" двое-трое суток и расставался сначала с деньгами, потом с шапкой, плащом, костюмом, шляпой, портфелем и пешком возвращался к себе в камыши. Однажды он не вернулся: под Новый год пошел на другую сторону Калауса к другу, а 1 января, возвращаясь домой, провалился под лед и утонул. Нашли его весной. Друг опознал по кожаному ремню и двум бутылкам водки, которые лежали рядом со скелетом, потому что остальное объели рыбы и раки. Боясь, что милиция отберет "вещдоки", двое друзей "коммуниста" открыли водку прямо в воде и высадили ее тут же из горла.

Кстати, о милиции. Когда мы на редакционной машине проезжали через родину ставропольского губернатора Александра Черногорова село Воздвиженское, нас остановил участковый -- капитан Панасенко.

-- А это что за гвардия в моих степях?

-- Мы журналисты, приехали делать репортаж о жизни бомжей-"бродников" на реке Калаусе,-- отвечали мы.

-- Во-первых, среди "бродников" бомжей уже нет. Люди они мирные, добрые. Правда, горькую любят. Все преступления у них из-за нее, родимой, и происходят. Люди интересные, отдадут последнюю рубашку, но всегда помнят, где и сколько водки осталось. Вот лет пять назад был случай. Поехали мы в рейд осенью. Приезжаем, смотрим. Сидят квасят товарищи, а один с ножом в груди рядом у стола лежит. Он полбутылки водки из заначки у друга украл. Его тут же за это и убили. Камышатники сразу указали на борца за справедливость. Убийца стакан опрокинул и говорит: "Вяжите, поехали. Не будет водку воровать". Пять лет он отсидел, вернулся, опять камыш рубит,-- рассказал участковый.

Потом Панасенко нас переписал (мало ли что) и подробно объяснил дорогу.

Асфальтные носы


Так мы и отправились к черту на кулички. С ручкой и блокнотом -- туда, куда милиция ездит на всякий случай с автоматами. Километров тридцать пылили по степи -- наша редакционная "семерка" накалилась, как консервная банка, но окна из-за пыли не открыть. Красный шар солнца катился медленно над бескрайней степью, приближаясь к зениту. Трава выгорела. Плотный воздух, безветрие, только изредка прерываемое то здесь то там "ведьмочками" -- маленькими смерчами, поднимающими столбы пыли.

Оставляя по левую руку кошары, отары овец и стада свиней, мы на степных развилках выбирали жавшуюся к Калаусу колею и вскоре добрались до первых людей.

Здесь на заброшенном кирпичном заводе жили трое: Володя, Юра и Валентина. А еще отара овец и стадо свиноматок с молочными поросятами. Охраняла все это хозяйство крупная белая овчарка Найда -- боевая подруга пермяка Володи.

Когда мы подъехали к ферме, сам Вова на другой стороне реки доставал из плетеных коробов уловленную рыбу. Завидев нас, он понял, что мы боимся его собаку, и, все бросив, поспешил навстречу нежданным гостям.

-- Вы откуда, кто такие и почему такие белые? -- сразу задал три вопроса Володя. Сам он был черным от загара, в отрезанных по колено черных же штанах. Расческа касалась его головы в незапамятные времена. После первых пятидесяти граммов водки, которую мы прихватили по совету участкового, завязалась беседа.

-- Отсидел я в общей сложности 23 года. Куда податься? Поехал на юга отогреться после архангельских болот. Об этих местах на зоне слышал. Высокие заработки люди здесь имели. 500--600 рублей в советское время на круг выходило. Сейчас заработки не те. Здесь я уже полтора года, пока нравится. Сам себе хозяин. Первый год вообще один прожил здесь. Наслаждался тишиной, покоем, волей. Хочу работаю, хочу отдыхаю, рыбу ловлю, поросят разводим с Юрой, птицу по чуть-чуть держим. Так что без мяса не сидим. Нюансы,-- щегольнул словом Юра,-- правда, есть: контролирующих много стало и курево с водкой далеко.

Тем временем две крупные свиноматки с двумя десятками поросят купались в грязи. Наш водитель Мгер Закарян поморщился, на что Володя заметил:

-- Э-э, асфальтные носы воротите, а того не знаете, что свинья на воле только в лечебных грязях нежится, чует она их, да и от комаров спасается так. Я, когда время есть, тоже рядом могу полежать. Потом в речке помоешься -- и как на свет наново народился.

-- А как летом от комаров спасаетесь?

-- О! Гнус здесь знаете какой? Живой кусочек кожи в июне--июле так облепит, что насмерть закусает. Руки, лицо дегтем или грязью мажем, промасленную или просмоленную одежу надеваем. Гнус здесь зверь, обычную ткань легко берет,-- отвечал Володя.

-- Можно посмотреть, как жилище устроено?

-- Можно, только этого с "мышью" (мышью Вова окрестил фотоаппарат Валеры) не бери, надоел он мне, шуршит и шуршит вокруг. Смотри, договорились? А ты с "мышью" оставайся, а не то...-- И беззлобно выругался.

Он привел меня в свое жилище на берегу речки. Найда уселась между нами. Жилье оказалось полуземлянкой из камыша, обшитой шифером. На крыше -- самодельная радиоантенна. Посреди комнаты -- небольшая обмазанная глиной кирпичная печь, старая газовая плита и баллон с газом. В доме были напарник Володи Юра, средних лет человек невысокого роста с восточным разрезом глаз, и женщина Валентина -- она крутила пельмени.

Я подарил им последние номера журнала "Профиль".

-- Спасибо,-- прозвучал общий ответ,-- мы читать любим.

-- Обедать будете? Сейчас пельмени сварятся,-- гостеприимно пригласила хозяйка.

Я отказался и попросил разрешения пофотографировать внутри жилища. Но получил жесткий отказ: "Нет, это наша частная жизнь! Снаружи -- пожалуйста".

Мы вышли с Вовой на воздух, он заказал еще пятьдесят грамм. Тут уже я начал торговаться: сначала рассказ о жизни и фотосъемка, потом -- водка. Вова извлек из воды короб, объяснил принцип действия: рыба заходит в отверстие и обратно выйти уже не может. Достал крупного сазана и опустил в специальный мешок с двойным верхом (для того, чтобы рыба не выскакивала обратно). Потом этот мешок перебрасывается через плечо.

-- Ловим мы здесь и ондатру, но это большой секрет. Иногда она попадает к нам в короб, иногда глушим ее длинной палкой. Но для охоты нужна лицензия, а она стоит 600 рублей. Пытался я ондатру разводить, но это свободолюбивый зверек, умирают они в неволе, ну прям как я. Знаешь нашу поговорку: оленю страшен загон, а человеку -- закон. Ты, Стас, сюда по осени приезжай, я тебя богатым человеком сделаю, а пока рыбы возьми.

И он высыпал из заплечной котомки с десяток разных рыб, только что пойманных в реке, в том числе и того крупного сазана.

-- Я, может быть, и вернулся бы в цивилизацию, да она меня не очень-то принимает,-- напоследок признался Володя.

Мы отдали ему водку и стали усаживаться в машину. Наш новый знакомый, выпив залпом бутылку, пошатнувшись, но не поморщившись, нетвердой походкой направился к своему дому.

Привет москвичам


Следующей нашей остановкой было место, где жили Валентин, Алексей и жена его Лиза. У этих людей уже были гости -- приехали на "Жигулях" без номеров купить рыбу и отдохнуть.

Валентин попал сюда из Москвы еще в 1974 году, да и прижился. Подробнее о себе рассказывать наотрез отказался, как, впрочем, и фотографироваться.

-- Я фотографировался на карточку один раз в жизни -- на паспорт -- и больше не желаю. А москвичам привет.

Алексей и Лиза -- из местного села Апанасенковского. У них там и домик есть.

Говорят, выжили их соседи в Апанасенках, рассказывали нам на других заимках. Алексей в работе вол, вот только горькую любит. А Валентин обронил в разговоре, что на прошлой неделе Леша две тысячи пропил (при цене водки в здешних местах 15 рублей), теперь опять зарабатывать будет. Работа та же: камыш, рыба, ондатра.

Лиза в своей землянке снимать разрешила, вот только расстраивалась: подбеливаю, мол, регулярно, да нынешний керосин нечистый, коптит, собака. Две железные кровати, стол между ними, на столе -- эмалированная посуда; печка, двухконфорочная газовая плита, баллон с газом. Чувствуется женская рука. Лиза, как может, пытается придать жилищу уют. Повесила над кроватями коврики, на окно занавеску, плитами ДСП настелила полы. Над кроватью -- портреты Сталина, Ленина, ее свадебное фото и портрет дочери. Лиза любит читать -- многие книги пообтрепались и не имеют обложек, но чтением она спасается от скуки. Есть у Лизы и огородик рядом с землянкой. На нем растут лук, чеснок, помидоры, огурцы, кабачки и немного картошки. Огород приходится поливать из речки каждый день, но летний жар все равно сжигает почти весь труд.

Есть у Лизы и Алексея лошадь и телега, на которой они ездят в село. Но чаще продукты привозит им сосед Сан Саныч на своем стареньком красном "Москвиче".

Камышовый фермер


Самый лучший домик в здешних местах у Александра Александровича Мальцева. Здесь он вместе с женой с 1979 года. Подались сюда заработать на кооперативную квартиру, да так и остались. Сейчас в Ставрополе у них есть уже и приличная квартира в центре, и гараж. Двенадцать лет Мальцев собирается покинуть эти места, но что-то держит его здесь.

-- Приехали мы сюда,-- рассказывает Светлана Ивановна, супруга Сан Саныча,-- за длинным рублем, потому что вступили в кооператив и на что-то надо было строиться. Муж -- молодой инженер на оборонном заводе, я медсестра. Денег не было, тянули от зарплаты до зарплаты. Надоело, поехали на Дальний Восток, да больше там потеряли. Люди подсказали, что ехать надо сюда. В первый год за четыре месяца мы заработали 2000 рублей. Во второй год нарубили и навязали матов на 3500 рублей.

Потом председатель колхоза сказал, что рубить камыш лучше зимой, когда на реке встал лед. Снега здесь обычно немного, и камыш можно срезать шахой -- скребком. Если же снега много, то ходуром -- короткой косой. А летом срезанный камыш вязать. И в третий год мы заработали 11000 рублей. За квартиру рассчитались, но уж здесь прижились. В квартире сестра живет, мы туда наезжаем временами. Сейчас муж рыбачит, охотится, все по закону, всегда с лицензиями.

Фотографироваться супруги Мальцевы наотрез отказались: в Ставрополе племянники работают на приличных местах, и может выйти неудобно. Всем ведь не объяснишь, что здесь живут просто вольные люди.

-- Нас всегда уважали, наши заработки открывали любые двери, но теперь мы нищие. Все наши деньги были на книжке, мы верили государству хотя бы в том, что перед пенсией оно нас не бросит. Но при Гайдаре, когда кинулись, не смогли снять ни рубля. Потом наши сбережения превратились в прах,-- говорит Сан Саныч.-- Занялся я овцеводством, имел маленькое стадо, но года три назад пришлось овец пустить под нож и продать за копейки: корма стали непомерно дороги, а баранина спросом не пользовалась. Сейчас у нас только куры остались,-- закончил рассказ камышовый фермер.

-- А зарплату в колхозе уже два года не дают,-- продолжала хозяйка (в местном колхозе сеют пшеницу и занимаются овцеводством). Правда, председатель колхоза мясо по рублю за килограмм привозит. Корма подкидывает, да и муку дает подешевле. Так и спасаемся -- нам много уже и не надо.

По-житейски помогает Сан Саныч не только Лизе и Алексею, но и еще одному соседу -- Михаилу Минкину по прозвищу Лохматый. Двадцать лет Лохматый рубит камыш. Балагур и рассказчик он особый. Важно, чтобы он сам поверил, что слушателю интересно. Все его рассказы надо делить на двести, при этом, судя по всему, на веку повидал он немало. Самым большим достижением Лохматого, по его словам, была работа водителем у самого Юрия Гагарина.

Сейчас Лохматый уже не тот, болят и отнимаются ноги, все труднее рубить и вязать камыш. Лицензия на отлов ондатры ему не по карману. Пенсию в колхозе оформлять не хотят, говорят: мол, не хватает стажа -- наряды ты, Лохматый, как надо, не закрывал. Теперь жив он только охотой да камышовым братством.

-- Прописали бы вы наших бюрократов в своем журнале, может, и Лохматому бы пенсию начислили,-- попросил нас Сан Саныч.

У Мальцевых живет в работниках Паша из белорусского Гомеля. Живет в пристройке -- добрый, хороший дед. Отсидел свое и приехал сюда. Тридцать лет уже в камышах. Раз пять уезжал, но дальше райцентра, села Дивного, не выбирался. Первое же кафе становилось для него последней точкой цивилизации. Здесь сразу находились друзья, которых угощал Паша щедро. Потом он очень расстраивался, что эти друзья не были столь же щедры, и возвращался обратно в камыши. Сейчас он уже выработал пенсию. Сан Саныч помог ее оформить и теперь хочет отправить его к сестре в Белоруссию: здоровье уже не то, чтоб камыш рубить. Но боится, что сам Паша дотуда не доедет.

Упросили мы Пашу показать, как рубят камыш. Делянку десять на десять Паша скосил ходуром за три минуты, еще две ушло на зачистку территории и собирание снопов. Сан Саныч с женой связали для примера камышовый мат на наших глазах за пятнадцать минут и положили его сушиться на солнце.

-- У каждого здесь своя территория километров по шесть -- и не дай Бог кто-нибудь переступит границу,-- уверил нас Паша. Ходур в его руках смотрелся грозно.

Нас накормили яичницей с маринованными помидорами, мы в ответ угостили хозяев кофе, взятым в дорогу. Мальцевы решили дать нам с собой свежей рыбы, и Паша, облачившись в резиновые забродческие сапоги по грудь, пошел к реке, к коробам. Между тем разговор за столом продолжился.

-- Брошенными мы чувствуем себя только в распутицу и снежные зимы, когда сюда не может добраться техника. Вот зима 1996/97 года снежная была. Губернатор о нас тогда даже по радио вспомнил, что есть, дескать, местечко Хутхур, мол, никого власть не забыла. А мы в это время без воды сидели, снег топили. Знаете, даже звери в тот год себя по-другому вели. Зайцы жались к человеку за кормом. Я поначалу двух пристрелил, а потом вижу, что мои кавказцы, сторожевые псы, за ними не гоняются, понимают, что белякам корм иначе не достать, погибнут,-- и стали мы зайцев подкармливать. А так сюда наезжают то с урной для выборов, то санэпидемстанция, то милиция с автоматами, то грузины-энергетики ЛЭП тянули, то американцы -- строители нефтепровода. По ночам бывает у нас весело, но только в сезон охоты. Какие машины и ружья у охотников -- мы в жизни таких раньше не видели.

Раньше веселее было: телевизор у нас был, от аккумуляторов с комбайна работал. Прежде здесь таких телевизоров за сезон можно было купить 4--5, теперь не то. А телевизора сейчас нет. Пока с женой в Ставрополь квартиру проведать мотались, Паша наш махнул не глядя, в подпитии, конечно, телевизор на поломанную радиолу и ящик водки. Телевизор он смотреть не любил, вот теперь и слушаем радио после обеда и вечерком. А раньше мы с супругой всех хоккеистов наперечет знали и в СССР, и в Чехословакии, и в Канаде,-- делился Сан Саныч.

Паша наконец принес разной рыбы, пересыпал нам в корзину, и мы отправились домой -- на закат, где шумят камыши, где красный шар солнца ложится спать в гладь озера, чтобы утром опять взойти на Востоке.

СТАНИСЛАВ ЗВОНОК, НАТАЛЬЯ БАЗЮК

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».