Архивная публикация 2007 года: "«Злой мужчина, плохой кабан»"
В Уголовном кодексе сегодня пять статей, которые относятся к сексуальному насилию. И столько же подходов к проблеме сексуального насилия над женщиной. «Профиль» внимательно изучил оба эти пятиугольника.Одни говорят: женщина ни в чем не виновата, она — «национальное достояние» и прекрасный бриллиант, который нельзя трогать руками. Адепты этого подхода сидят тихо, в полуподвальном помещении, партизанят, боятся уличных шорохов, до сих пор получают гранты от британского дипломата, обвиненного Москвой в связи с Secret Intelligence Service. Вторые на шпионские гранты не работают, но считают: все-таки изнасилованная женщина виновата, виновата в том, что от нее пахнет жертвой. У этих людей все по-домашнему, чистые тапочки, выстиранные передники и мало денег. Третьим плевать, от кого чем пахнет, — они показывают, куда нужно укусить мужчину, в какое место пнуть коленом и что оторвать. Четвертые начинают издалека — предлагают детям инсценировать жесткое изнасилование, чтобы этот эпизод не повторился во взрослой жизни. Наконец, пятые уверены, что насилия вовсе нет, а есть лунатическая сексомния, беда больного города.
За изнасилованных в Москве взялись серьезно. Но лучше им от этого не становится.
Шпион в доме нелюбви
Когда сотрудник ФСБ недавно спустился в это полуподвальное помещение на окраине Москвы, в Бибирево, ему оставалось беспомощно развести руками: «Ну, вообще-то я не слышал, чтобы англичане вербовали в Secret Service изнасилованных женщин». Центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» до сих пор существует на гранты «шпиона с камнем» — второго секретаря британского посольства в Москве Марка Доу. Дипломат, напомним, стал главным фигурантом прошлогоднего скандала со шпионским булыжником-радиопередатчиком, вокруг которого он сколачивал агентурную сеть. Подозрения тогда пали и на неправительственные организации, финансируемые Доу.
Исполнительный директор центра «Сестры» Мария Мохова очень хочет сосредоточиться на изнасилованных женщинах, но ее отвлекают два фактора: шпионская интрига вокруг британских денег и телефонные звонки. Когда «Профиль» был допущен в штаб-квартиру «Сестер», каждые 40 минут строгий мужской голос в телефоне приказывал Моховой незамедлительно явиться домой.
— Мы действительно здесь на секретном положении, — объясняет Мария Мохова. — Ладно бы только английские деньги и шпионская истерия. Сама реабилитация женщин — достаточно опасное предприятие: ведь насильники часто преследуют своих жертв.
«Сестры» никому и никогда не сообщают свой адрес по первому звонку. Конспирация. Подвал в Бибирево вообще напоминает партизанский женсовет: приглушенный свет, грозные плакаты, обличающие насильников, «Лирика» Петрарки на полках, мрачные картины, нарисованные пациентками. Коллаж в комнате релаксации: милые щебечущие женщины, в другом углу — брутальный самец. Надпись: «Да, моя судьба — любить и верить. А их судьба — срать в души нам!»
— Главный месседж, который мы сообщаем нашим женщинам: вы ни в чем не виноваты! — говорит Мария Мохова. — Вообще ни в чем. Наше общество до сих пор дикое. Ведь, пережив сексуальное насилие, женщина остается одна не только со своей проблемой. Она вдруг оказывается изгоем в кругу семьи, изгоем в социуме. Органы дознания обвиняют ее в том, что с ней произошло. Следствие ведется с точки зрения: «А что вы сделали, чтобы вас изнасиловали?» Кроме того, врачи с большим удовольствием включаются в эту игру, зачастую они видят смысл своей жизни в том, чтобы ей, дуре, объяснить, почему ее изнасиловали.
— А она никогда ни в чем не виновата? Короткие юбки, невидимые импульсы?..
— Смотрите: если убивают человека, никому же в голову не приходит разбираться в том, каким человеком был убитый, как он себя вел перед тем, как его убили! То есть он «автоматом» признается жертвой. Угнали машину — никто ведь не спрашивает: «Почему вы ее не закрыли?» Украли кошелек — никто не упрекает вас: «Зачем же вы положили кошелек в свою сумку? Вы же знали, что это спровоцирует...»
— Но угоняют хорошие машины, яркие, блестящие. Кому нужна проржавевшая «Нива»?
— Это стереотип общественного сознания. Девочке говорят: «Будешь себя правильно вести — с тобой ничего не случится». Могу заверить: этого критерия правильного поведения нет. Миф о том, что насилуют молодых и красивых, тоже жив до сих пор. Ни одна девушка не хочет подвергнуться насилию. Когда она собирается на свидание, она думает совсем о другом. Когда кто-то, глядя на эту девушку со стороны, решает, что все, что она сделала, сделала лично для него и только он имеет право определять, когда и где она будет вступать в сексуальные связи и с кем, — он выбирает для себя оптимально безопасную ситуацию. Он не делает этого в магазине, он не делает этого в вестибюле института, когда там полно людей. Но, найдя ситуацию, в которой он находится в безопасности, он будет обеспечивать себе свое право распоряжаться чужой жизнью. И вот это присвоение права является насилием.
Грант от Марка Доу заканчивается 31 декабря, «Сестры» в панике. Мария Мохова занята бухгалтерией: аренда Москомимуществу — 12 тыс. рублей, 2,5 тыс. — электричество, 2 тыс. — телефон, 600 рублей — факс, зарплата трем штатным психологам. Мохова говорит, что с 1994 года, когда был создан центр, так и не удалось сломать представление о мужчине как о мачо, который должен всегда добиваться цели, брутальном самце, готовом к насилию. И вспоминает слова президента России, который на встрече с премьер-министром Израиля Эхудом Ольмертом передал шуточный привет израильскому президенту Моше Кацаву: «Оказался очень мощный мужик! Десять женщин изнасиловал! Я никогда не ожидал от него! Он нас всех удивил! Мы все ему завидуем!»{PAGE}
Женщины на грани нервного срыва
Никаких шпионских грантов сроду не видели в Клинском кризисном центре помощи женщинам «Любава». Здесь тоже есть Сестра, правда, одна — река, на которой стоит кризисный центр. Серое здание на окраине, просто так его не найти, так же, как и «Сестры», это глубоко зашифрованное предприятие. Изнасилованные женщины здесь могут укрываться до двух месяцев. Здесь все мило: чистые тапочки, кухонные полотенца в клеточку, выстиранные передники, халаты, плюшевый медведь, зеленая лампа, в релаксационной — корзина с пластмассовыми фруктами, свечка, подушка-черепаха. Здесь нужно все время рыдать — место такое. Рыдать, не переставая. И подход к жертвам несколько иной:
— Виновата! — говорит «Профилю» заместитель директора «Любавы» Людмила Сутормина. — Женщина виновата в том, что у нее жертвенный имидж. Вообще говоря, насильник и жертва очень часто ведут совместный диалог, так сказать, неправильную коммуникацию. Жертва и насильник ищут друг друга. Вот сидит она в электричке — плечи опущены, вид доверчивый, глаза испуганные, какая-то согласительность во всем. Ее так и хочется ударить или просто предупредительно пнуть. Насильник ведь никогда не выберет в качестве жертвы уверенную, сильную женщину. Потому что ему нужно подчинение и победа.
Две заплаканные женщины прибежали в центр во время нашего разговора. Им выдали чистые тапочки, усадили рисовать страхи. Очень злое солнце с черными лучами. Очень злая гусеница с портретами на брюхе: мужчины-обидчики.
— Жертвенность передается в трех поколениях, — рассказывает нам заведующая дневным отделением педагог-психолог Елена Лыткина. — Это наш метод генограммы. Женщина в таких связях подсознательно ищет брутального мужа, брутального друга. Эту цепочку невозможно разорвать, увы.
Пациентки продолжают старательно выводить на ватмане кровавые узоры гендерной ненависти.
— У нас есть чудовищный пример, —продолжает Лыткина. — Нашей пациенткой долгое время была девушка, первый раз прискакала сюда в 17 лет. Сексуальное насилие в семье. Инцест. Отец — псих, мама — псих, папа ее насиловал. Сейчас ей 28, она замужем, все плохо, муж ее избивает. А у ее родителей-психов растет еще одна дочь, трехлетняя девочка. Мы были с инспекцией. Когда попросили девочку нарисовать человека, она начала с ног.
(Ребенка, начинающего рисовать человека с ног, скорее всего, склоняют дома к оральному сексу. Ноги, затем туловище, затем маленькая голова — это бессознательная дешифровка сексуального использования.)
— Он хитрый, этот насильник, — говорит Елена Лыткина. — Он бес. Ходит лисом, на одну из комиссий пришел с фруктами, за руку держал свою трехлетнюю дочь, в волосах у нее был цветок гардении. Все всё знают, но доказать не могут. Показания девочки к сведению не принимаются. Этот ад продолжается до сих пор.
Это город Клин, Московская область, август 2007 года.
Нарисовав колючее лохматое солнце, одна из зареванных женщин убегает домой — также в слезах. С другой начинают сеансы внедрения в подкорку.
— Садись удобно и закрой глаза, — голос психолога обволакивает, как первая тонна нефти обволакивает ошалевшего от радости нефтепромышленника. Впервые дама, рисовавшая до этого гусеницу-монстра, улыбается. — Ты в чудном лесу. Садись медленно на траву. Видишь, появляются разные звери и тесным кольцом окружают тебя? Это все твои личные проблемы. Чем крупнее зверь — тем серьезнее проблема. Тем больше тревога. Вот этот облезлый кабан — мужчина, который обидел тебя. Злой мужчина. Плохой кабан. Ты видишь улей с пчелами. Каждая пчела — это мелкая забота. Протяни руку — дотронься до животного. Видишь? Как только ты это делаешь, животное успокаивается и медленно уходит обратно в лес. Остается только мерное жужжание пчел.
— Они кусаются. — Пациентка откровенна с психологом.
— Это незначительная плата, зато убежали страшные звери.
— Может, пчел тогда и не трогать?
— И не трогай! Главное, что нет кабана.
Правило Скалозуба
Кабан будет всегда. Таково правило товарища Скалозуба. Но этому кабану можно оторвать яйца, чтобы потом не впадать в гипноз, избавляясь от демонов. Александр Скалозуб живет в Москве, руководит спортивным клубом «Канон» — непростое место, где женщин учат, куда нужно заехать коленом, куда впиться острыми ногтями, а потом устраивают им внезапное изнасилование. На улице, без предупреждения. В целях профилактики.
— Это среднее арифметическое между аэробикой и тайским боксом, — рассказывает нам участница программы товарища Скалозуба художница Мария. — Такая отработка боевых ударов в ритме аэробики. Отсюда название — аэротай.{PAGE}
Удары наносятся по партнеру в полную силу. Девушки делятся на два лагеря — ассистентов и ударников. Ассистенты держат боксерские лапы и щиты, ударники лупят по ним руками, ногами и коленями. По мнению Скалозуба, таким образом женщины избавляются от накопившейся агрессии, от так называемого сенсорного голодания — состояния, когда человеку не хватает физического контакта с чужим биополем.
По словам Марии, через два месяца этой бойни включается программа «Ситуационно-ролевой тренинг по городской безопасности и правилам поведения при конфликтах».
— На деле нас погружали в ситуации, имитирующие нападение и изнасилование. Это, надо сказать, вариант экстремальный, потому что нападение обставляется «как в жизни». На меня, например, «напал» мужчина в парке — на «Речном вокзале», на безлюдной тропинке около памятника Сервантесу. Естественно, меня не предупреждали. Скалозуб только сказал: «Ну, в ближайшие два месяца жди ситуационного экзамена». Я измочалила того мужика, во всяком случае в полном соответствии с инструкцией Скалозуба отбила ему яйца. Бедный, думала. Но не все так плохо: в паху у него был антивандальный гульфик.
Грозная Маша, ученица Скалозуба, первый раз подверглась насилию в 14 лет. Дело было на даче — в Валентиновке. Она возвращалась с речки домой, на железнодорожных путях ее схватил мужчина, взвалил на плечо — как мешок с опилками. Они шли молча около 100 метров.
— Тогда он удивился: «Почему ты не кричишь?», — говорит Маша. — На что я ему заявила, что у папы больное сердце и я не хочу, чтобы он расстраивался, услышав мой крик. Ему это не понравилось. Пока мы шли, я еще пару раз пристыдила его, что он пьяный, лоботряс и бездельник. Он поставил меня на место и попросил отстать от него с нравоучениями и пойти к черту. Мы разошлись.
Этот метод парадоксального «асимметричного», идиотского ответа работает не всегда. Лучше, по словам смелой и грозной Маши, делать, как велит Скалозуб.
А Скалозуб велит:
1. Взглядом просканировать радиус ближайших двух-трех метров, найти подручные средства. Проанализировать возможные повреждения. Важно не убить обидчика.
2. Противодействовать психологическому давлению. Не впадать в ступор. Здесь важно правильно дышать — глубоко.
3. Нанести удар в стойке. Попробовать унести ноги.
4. Кричать о помощи.
5. Если не помогает — использовать захват за одежду. Это форма пассивной защиты.
6. Немедленно включить фактор «ногти и зубы».
Life is life
Слегка дикие игры по профилактике сексуального насилия «Профиль» обнаружил в доме отдыха «ВКС Кантри» в поселке Сосновый Бор Петушинского района Владимирской области. Летом он превращается в дорогой детский лагерь. Целебный воздух соснового бора — ничто по сравнению с самой любимой ролевой игрой здесь — Life is life.
— Там все учат английский, — рассказывает прошедший стажировку в лагере 12-летний Матвей. Матвей 2,5 часа просидел в местной тюрьме. — Да не настоящая это тюрьма. Мы с пацаном делали вид, что насиловали девочку, «полиция» сделала вид, что посадила нас за решетку.
Ролевая игра в «ВКС Кантри» — это чудо психолиберализма. Правила таковы: за 2,5 часа прожить взрослую жизнь. В начале игры каждый получает паспорт. В нем — семейное положение, дети, судимость. Как у взрослых. Нужно окончить школу, ответив на вопрос из школьной программы. Потом можно поступить в институт. Но это все не обязательно. Психологи не имеют ничего против, если ребенок в лагере «изнасилует» пару девочек, пустит пулю в приятеля, обманет, ограбит, искалечит. Таким образом, считают здесь, маленький человек изживает негатив в зародыше.
— Ну, на школьный вопрос я ответил, но в вуз так и не поступил: не было желания тухнуть в очереди в приемное отделение, — продолжает Матвей. — Тогда мы с другом решили покататься на велосипеде. Мы катались, потом решили ограбить слоняющегося без дела парня. Отняли у него мобильный. Тот стукнул в «полицию». Но пока «полицейские» добрались до нас, мы вдвоем «изнасиловали» девочку из параллельного отряда. Ничего страшного — просто пощупали ее. Это же взрослая жизнь, в конце концов. На нас заявила и девочка — в результате всю оставшуюся игру мы провели в «тюрьме». В «тюрьме» мы не «насиловали» друг друга. Не хотелось.
Психолог «ВКС Кантри», не пожелавшая представиться, заявила «Профилю», что во время игры «дети могут стать президентами, членами парламента, окончить вуз, заключить брак. Изнасилование и грабеж возможны как маргинальные проявления взрослой жизни. Но это же карается, ребенок получает негативный опыт, изживая его».
Что изжила при этом жертва — «изнасилованная» девочка, — не сообщается. «Жизнь есть жизнь».
В 2004 году в Норвегии был оправдан насильник на основании того, что он болен сексомнией. Sexomnia — неконтролируемое сексуальное поведение во сне: стоны, мастурбация, агрессивное приставание. Норвежцы задумались над тем, что в ряде случаев реальные изнасилования происходят из-за того, что мужчина впадает в полусон, в состояние, близкое к сексомнии наяву.
Что там было про сон разума, который рождает чудовищ?
В Уголовном кодексе сегодня пять статей, которые относятся к сексуальному насилию. И столько же подходов к проблеме сексуального насилия над женщиной. «Профиль» внимательно изучил оба эти пятиугольника.Одни говорят: женщина ни в чем не виновата, она — «национальное достояние» и прекрасный бриллиант, который нельзя трогать руками. Адепты этого подхода сидят тихо, в полуподвальном помещении, партизанят, боятся уличных шорохов, до сих пор получают гранты от британского дипломата, обвиненного Москвой в связи с Secret Intelligence Service. Вторые на шпионские гранты не работают, но считают: все-таки изнасилованная женщина виновата, виновата в том, что от нее пахнет жертвой. У этих людей все по-домашнему, чистые тапочки, выстиранные передники и мало денег. Третьим плевать, от кого чем пахнет, — они показывают, куда нужно укусить мужчину, в какое место пнуть коленом и что оторвать. Четвертые начинают издалека — предлагают детям инсценировать жесткое изнасилование, чтобы этот эпизод не повторился во взрослой жизни. Наконец, пятые уверены, что насилия вовсе нет, а есть лунатическая сексомния, беда больного города.
За изнасилованных в Москве взялись серьезно. Но лучше им от этого не становится.
Шпион в доме нелюбви
Когда сотрудник ФСБ недавно спустился в это полуподвальное помещение на окраине Москвы, в Бибирево, ему оставалось беспомощно развести руками: «Ну, вообще-то я не слышал, чтобы англичане вербовали в Secret Service изнасилованных женщин». Центр помощи пережившим сексуальное насилие «Сестры» до сих пор существует на гранты «шпиона с камнем» — второго секретаря британского посольства в Москве Марка Доу. Дипломат, напомним, стал главным фигурантом прошлогоднего скандала со шпионским булыжником-радиопередатчиком, вокруг которого он сколачивал агентурную сеть. Подозрения тогда пали и на неправительственные организации, финансируемые Доу.
Исполнительный директор центра «Сестры» Мария Мохова очень хочет сосредоточиться на изнасилованных женщинах, но ее отвлекают два фактора: шпионская интрига вокруг британских денег и телефонные звонки. Когда «Профиль» был допущен в штаб-квартиру «Сестер», каждые 40 минут строгий мужской голос в телефоне приказывал Моховой незамедлительно явиться домой.
— Мы действительно здесь на секретном положении, — объясняет Мария Мохова. — Ладно бы только английские деньги и шпионская истерия. Сама реабилитация женщин — достаточно опасное предприятие: ведь насильники часто преследуют своих жертв.
«Сестры» никому и никогда не сообщают свой адрес по первому звонку. Конспирация. Подвал в Бибирево вообще напоминает партизанский женсовет: приглушенный свет, грозные плакаты, обличающие насильников, «Лирика» Петрарки на полках, мрачные картины, нарисованные пациентками. Коллаж в комнате релаксации: милые щебечущие женщины, в другом углу — брутальный самец. Надпись: «Да, моя судьба — любить и верить. А их судьба — срать в души нам!»
— Главный месседж, который мы сообщаем нашим женщинам: вы ни в чем не виноваты! — говорит Мария Мохова. — Вообще ни в чем. Наше общество до сих пор дикое. Ведь, пережив сексуальное насилие, женщина остается одна не только со своей проблемой. Она вдруг оказывается изгоем в кругу семьи, изгоем в социуме. Органы дознания обвиняют ее в том, что с ней произошло. Следствие ведется с точки зрения: «А что вы сделали, чтобы вас изнасиловали?» Кроме того, врачи с большим удовольствием включаются в эту игру, зачастую они видят смысл своей жизни в том, чтобы ей, дуре, объяснить, почему ее изнасиловали.
— А она никогда ни в чем не виновата? Короткие юбки, невидимые импульсы?..
— Смотрите: если убивают человека, никому же в голову не приходит разбираться в том, каким человеком был убитый, как он себя вел перед тем, как его убили! То есть он «автоматом» признается жертвой. Угнали машину — никто ведь не спрашивает: «Почему вы ее не закрыли?» Украли кошелек — никто не упрекает вас: «Зачем же вы положили кошелек в свою сумку? Вы же знали, что это спровоцирует...»
— Но угоняют хорошие машины, яркие, блестящие. Кому нужна проржавевшая «Нива»?
— Это стереотип общественного сознания. Девочке говорят: «Будешь себя правильно вести — с тобой ничего не случится». Могу заверить: этого критерия правильного поведения нет. Миф о том, что насилуют молодых и красивых, тоже жив до сих пор. Ни одна девушка не хочет подвергнуться насилию. Когда она собирается на свидание, она думает совсем о другом. Когда кто-то, глядя на эту девушку со стороны, решает, что все, что она сделала, сделала лично для него и только он имеет право определять, когда и где она будет вступать в сексуальные связи и с кем, — он выбирает для себя оптимально безопасную ситуацию. Он не делает этого в магазине, он не делает этого в вестибюле института, когда там полно людей. Но, найдя ситуацию, в которой он находится в безопасности, он будет обеспечивать себе свое право распоряжаться чужой жизнью. И вот это присвоение права является насилием.
Грант от Марка Доу заканчивается 31 декабря, «Сестры» в панике. Мария Мохова занята бухгалтерией: аренда Москомимуществу — 12 тыс. рублей, 2,5 тыс. — электричество, 2 тыс. — телефон, 600 рублей — факс, зарплата трем штатным психологам. Мохова говорит, что с 1994 года, когда был создан центр, так и не удалось сломать представление о мужчине как о мачо, который должен всегда добиваться цели, брутальном самце, готовом к насилию. И вспоминает слова президента России, который на встрече с премьер-министром Израиля Эхудом Ольмертом передал шуточный привет израильскому президенту Моше Кацаву: «Оказался очень мощный мужик! Десять женщин изнасиловал! Я никогда не ожидал от него! Он нас всех удивил! Мы все ему завидуем!»{PAGE}
Женщины на грани нервного срыва
Никаких шпионских грантов сроду не видели в Клинском кризисном центре помощи женщинам «Любава». Здесь тоже есть Сестра, правда, одна — река, на которой стоит кризисный центр. Серое здание на окраине, просто так его не найти, так же, как и «Сестры», это глубоко зашифрованное предприятие. Изнасилованные женщины здесь могут укрываться до двух месяцев. Здесь все мило: чистые тапочки, кухонные полотенца в клеточку, выстиранные передники, халаты, плюшевый медведь, зеленая лампа, в релаксационной — корзина с пластмассовыми фруктами, свечка, подушка-черепаха. Здесь нужно все время рыдать — место такое. Рыдать, не переставая. И подход к жертвам несколько иной:
— Виновата! — говорит «Профилю» заместитель директора «Любавы» Людмила Сутормина. — Женщина виновата в том, что у нее жертвенный имидж. Вообще говоря, насильник и жертва очень часто ведут совместный диалог, так сказать, неправильную коммуникацию. Жертва и насильник ищут друг друга. Вот сидит она в электричке — плечи опущены, вид доверчивый, глаза испуганные, какая-то согласительность во всем. Ее так и хочется ударить или просто предупредительно пнуть. Насильник ведь никогда не выберет в качестве жертвы уверенную, сильную женщину. Потому что ему нужно подчинение и победа.
Две заплаканные женщины прибежали в центр во время нашего разговора. Им выдали чистые тапочки, усадили рисовать страхи. Очень злое солнце с черными лучами. Очень злая гусеница с портретами на брюхе: мужчины-обидчики.
— Жертвенность передается в трех поколениях, — рассказывает нам заведующая дневным отделением педагог-психолог Елена Лыткина. — Это наш метод генограммы. Женщина в таких связях подсознательно ищет брутального мужа, брутального друга. Эту цепочку невозможно разорвать, увы.
Пациентки продолжают старательно выводить на ватмане кровавые узоры гендерной ненависти.
— У нас есть чудовищный пример, —продолжает Лыткина. — Нашей пациенткой долгое время была девушка, первый раз прискакала сюда в 17 лет. Сексуальное насилие в семье. Инцест. Отец — псих, мама — псих, папа ее насиловал. Сейчас ей 28, она замужем, все плохо, муж ее избивает. А у ее родителей-психов растет еще одна дочь, трехлетняя девочка. Мы были с инспекцией. Когда попросили девочку нарисовать человека, она начала с ног.
(Ребенка, начинающего рисовать человека с ног, скорее всего, склоняют дома к оральному сексу. Ноги, затем туловище, затем маленькая голова — это бессознательная дешифровка сексуального использования.)
— Он хитрый, этот насильник, — говорит Елена Лыткина. — Он бес. Ходит лисом, на одну из комиссий пришел с фруктами, за руку держал свою трехлетнюю дочь, в волосах у нее был цветок гардении. Все всё знают, но доказать не могут. Показания девочки к сведению не принимаются. Этот ад продолжается до сих пор.
Это город Клин, Московская область, август 2007 года.
Нарисовав колючее лохматое солнце, одна из зареванных женщин убегает домой — также в слезах. С другой начинают сеансы внедрения в подкорку.
— Садись удобно и закрой глаза, — голос психолога обволакивает, как первая тонна нефти обволакивает ошалевшего от радости нефтепромышленника. Впервые дама, рисовавшая до этого гусеницу-монстра, улыбается. — Ты в чудном лесу. Садись медленно на траву. Видишь, появляются разные звери и тесным кольцом окружают тебя? Это все твои личные проблемы. Чем крупнее зверь — тем серьезнее проблема. Тем больше тревога. Вот этот облезлый кабан — мужчина, который обидел тебя. Злой мужчина. Плохой кабан. Ты видишь улей с пчелами. Каждая пчела — это мелкая забота. Протяни руку — дотронься до животного. Видишь? Как только ты это делаешь, животное успокаивается и медленно уходит обратно в лес. Остается только мерное жужжание пчел.
— Они кусаются. — Пациентка откровенна с психологом.
— Это незначительная плата, зато убежали страшные звери.
— Может, пчел тогда и не трогать?
— И не трогай! Главное, что нет кабана.
Правило Скалозуба
Кабан будет всегда. Таково правило товарища Скалозуба. Но этому кабану можно оторвать яйца, чтобы потом не впадать в гипноз, избавляясь от демонов. Александр Скалозуб живет в Москве, руководит спортивным клубом «Канон» — непростое место, где женщин учат, куда нужно заехать коленом, куда впиться острыми ногтями, а потом устраивают им внезапное изнасилование. На улице, без предупреждения. В целях профилактики.
— Это среднее арифметическое между аэробикой и тайским боксом, — рассказывает нам участница программы товарища Скалозуба художница Мария. — Такая отработка боевых ударов в ритме аэробики. Отсюда название — аэротай.{PAGE}
Удары наносятся по партнеру в полную силу. Девушки делятся на два лагеря — ассистентов и ударников. Ассистенты держат боксерские лапы и щиты, ударники лупят по ним руками, ногами и коленями. По мнению Скалозуба, таким образом женщины избавляются от накопившейся агрессии, от так называемого сенсорного голодания — состояния, когда человеку не хватает физического контакта с чужим биополем.
По словам Марии, через два месяца этой бойни включается программа «Ситуационно-ролевой тренинг по городской безопасности и правилам поведения при конфликтах».
— На деле нас погружали в ситуации, имитирующие нападение и изнасилование. Это, надо сказать, вариант экстремальный, потому что нападение обставляется «как в жизни». На меня, например, «напал» мужчина в парке — на «Речном вокзале», на безлюдной тропинке около памятника Сервантесу. Естественно, меня не предупреждали. Скалозуб только сказал: «Ну, в ближайшие два месяца жди ситуационного экзамена». Я измочалила того мужика, во всяком случае в полном соответствии с инструкцией Скалозуба отбила ему яйца. Бедный, думала. Но не все так плохо: в паху у него был антивандальный гульфик.
Грозная Маша, ученица Скалозуба, первый раз подверглась насилию в 14 лет. Дело было на даче — в Валентиновке. Она возвращалась с речки домой, на железнодорожных путях ее схватил мужчина, взвалил на плечо — как мешок с опилками. Они шли молча около 100 метров.
— Тогда он удивился: «Почему ты не кричишь?», — говорит Маша. — На что я ему заявила, что у папы больное сердце и я не хочу, чтобы он расстраивался, услышав мой крик. Ему это не понравилось. Пока мы шли, я еще пару раз пристыдила его, что он пьяный, лоботряс и бездельник. Он поставил меня на место и попросил отстать от него с нравоучениями и пойти к черту. Мы разошлись.
Этот метод парадоксального «асимметричного», идиотского ответа работает не всегда. Лучше, по словам смелой и грозной Маши, делать, как велит Скалозуб.
А Скалозуб велит:
1. Взглядом просканировать радиус ближайших двух-трех метров, найти подручные средства. Проанализировать возможные повреждения. Важно не убить обидчика.
2. Противодействовать психологическому давлению. Не впадать в ступор. Здесь важно правильно дышать — глубоко.
3. Нанести удар в стойке. Попробовать унести ноги.
4. Кричать о помощи.
5. Если не помогает — использовать захват за одежду. Это форма пассивной защиты.
6. Немедленно включить фактор «ногти и зубы».
Life is life
Слегка дикие игры по профилактике сексуального насилия «Профиль» обнаружил в доме отдыха «ВКС Кантри» в поселке Сосновый Бор Петушинского района Владимирской области. Летом он превращается в дорогой детский лагерь. Целебный воздух соснового бора — ничто по сравнению с самой любимой ролевой игрой здесь — Life is life.
— Там все учат английский, — рассказывает прошедший стажировку в лагере 12-летний Матвей. Матвей 2,5 часа просидел в местной тюрьме. — Да не настоящая это тюрьма. Мы с пацаном делали вид, что насиловали девочку, «полиция» сделала вид, что посадила нас за решетку.
Ролевая игра в «ВКС Кантри» — это чудо психолиберализма. Правила таковы: за 2,5 часа прожить взрослую жизнь. В начале игры каждый получает паспорт. В нем — семейное положение, дети, судимость. Как у взрослых. Нужно окончить школу, ответив на вопрос из школьной программы. Потом можно поступить в институт. Но это все не обязательно. Психологи не имеют ничего против, если ребенок в лагере «изнасилует» пару девочек, пустит пулю в приятеля, обманет, ограбит, искалечит. Таким образом, считают здесь, маленький человек изживает негатив в зародыше.
— Ну, на школьный вопрос я ответил, но в вуз так и не поступил: не было желания тухнуть в очереди в приемное отделение, — продолжает Матвей. — Тогда мы с другом решили покататься на велосипеде. Мы катались, потом решили ограбить слоняющегося без дела парня. Отняли у него мобильный. Тот стукнул в «полицию». Но пока «полицейские» добрались до нас, мы вдвоем «изнасиловали» девочку из параллельного отряда. Ничего страшного — просто пощупали ее. Это же взрослая жизнь, в конце концов. На нас заявила и девочка — в результате всю оставшуюся игру мы провели в «тюрьме». В «тюрьме» мы не «насиловали» друг друга. Не хотелось.
Психолог «ВКС Кантри», не пожелавшая представиться, заявила «Профилю», что во время игры «дети могут стать президентами, членами парламента, окончить вуз, заключить брак. Изнасилование и грабеж возможны как маргинальные проявления взрослой жизни. Но это же карается, ребенок получает негативный опыт, изживая его».
Что изжила при этом жертва — «изнасилованная» девочка, — не сообщается. «Жизнь есть жизнь».
В 2004 году в Норвегии был оправдан насильник на основании того, что он болен сексомнией. Sexomnia — неконтролируемое сексуальное поведение во сне: стоны, мастурбация, агрессивное приставание. Норвежцы задумались над тем, что в ряде случаев реальные изнасилования происходят из-за того, что мужчина впадает в полусон, в состояние, близкое к сексомнии наяву.
Что там было про сон разума, который рождает чудовищ?
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
