Трудно вспомнить, когда Евросоюзу столь ярко демонстрировали, что его мнение не имеет значения. Иран, проблема для европейских стран нецентральная, стал развилкой. Решение Трампа расторгнуть иранскую сделку (с угрозой жесточайших санкций против Тегерана и тех, кто с ним сотрудничает) загнало ЕС в цугцванг. Смириться и прекратить дела с Исламской Республикой во имя сохранения трансатлантического единства и американского рынка – то, о чем говорит Лелюш. Прагматично, но унизительно. Жестко противопоставить себя Вашингтону, отвергнув санкции, – рисковать серьезными финансовыми карами и собственным единством, в Восточной Европе уже зазвучали голоса: никакой Иран не стоит дружбы США.
Французский президент Макрон, канцлер Германии Меркель и даже британский премьер Мэй грозно заявляют, что давлению не уступят. Но именно сейчас видно, как далеко зашли европейские страны на пути отказа от самостоятельности. Считалось, что отказываются они в пользу собственного объединения – ЕС. Оказалось, просто отказываются.
В холодную войну, когда блоковая дисциплина и нужда в американских гарантиях безопасности были неизмеримо прочнее, европейцы вели себя куда независимее. Шарль де Голль вывел Францию из военной организации НАТО, дабы подчеркнуть стратегическую автономию, в том числе в ядерной сфере. Вилли Брандт и Гельмут Шмидт добились от США согласия на строительство, а затем расширение инфраструктуры поставок советского газа в Западную Европу, хотя идея вызывала подозрение. Их активно поддерживали итальянские руководители, а ведь Италия в силу склонности к левизне находилась под особым контролем Вашингтона. Европу в Новом Свете слушали и с ней считались.
А что сегодня? Аргументы Макрона и Меркель насчет Ирана Трамп вообще не принял во внимание, как будто их не было. Равно как и увещеваний из-за намерений Вашингтона ввести повышенные пошлины на сталь и алюминий, дабы сократить торговый дефицит с ЕС. Апелляции к правилам ВТО и духу союзничества не помогли – с 1 июня штрафной тариф начал действовать. Европейцы возмущены, грозят торговым же возмездием, но повлиять на Вашингтон не могут, поскольку их контрмеры довольно символические (ну, подорожают бурбон и джинсы…). Еще в прошлом августе, когда конгресс США принял санкционный закон о «противниках Америки» (прежде всего России), угрожавший Германии наказанием за сотрудничество с Москвой, немецкие политики говорили: они по своим каналам «объяснят» американцам, что применять документ не надо. Убедительность объяснений сейчас вполне наглядна. Лучше немцев или французов психологию американской администрации поняли в Польше: Вашингтон отныне понимает союзничество не как моральный или политический долг, а как услугу, за которую надо заплатить. Вот Варшава и предложила $2 млрд за американскую базу.
Замешательство Европы подтолкнуло ее к активизации на российском направлении. Меркель в Сочи говорит о взаимодействии, Макрон только и обращается в Петербурге к «дорогому Владимиру», премьер Болгарии сожалеет об утраченном «Южном потоке», австрийский канцлер дружески принимает Путина в Вене… Что из этого следует? Ничего. Идей о том, на какой основе Европа могла бы консолидироваться, помимо привычной трансатлантической парадигмы, сейчас нет. Слишком много в ЕС линий размежевания (экономическая политика, миграция, то же самое отношение к США и России), и резкое движение чревато тем, что трещины побегут во все стороны.
Вероятнее всего, Европа выберет путь «компромисса». Суверенная риторика, аккуратное уклонение компаний от санкций – отчасти прекращение деятельности, отчасти поиск обходных путей, заигрывание с Россией и одновременно поиск общих тем с Вашингтоном (например, антироссийские меры за Украину). Краткосрочно сработает. Но процесс смены политических элит начался, и то поколение, которое просто не может вообразить Европу без Америки, постепенно уходит. Правда, их преемникам только предстоит придумать, какой Европа станет после этого.