Поэтому реакции Москвы следовало бы быть такой, чтобы она опровергла гипотезу, рисующую России не страной, а царством. Эта реакция должна касаться не отдельных выпадов, а содержания отношений между нашими державами. А лучше бы вообще свести реакцию к минимуму. Единственное, на что во всей этой истории надо обратить пристальное внимание, так это умение американцев разрушать постоянные статусы. Но перенять этот навык вряд ли получится – российская внешняя политика по своей природе не революционна. Природный консерватизм нашего внешнеполитического поведения обуславливает веру в существование правил и норм международного общения; а в последнее время он еще и служит основанием для стремления сохранить глобальную открытую экономику. Правда, ни того, ни другого уже давно де-факто не существует.
Мало смысла и в размышлениях о связи между внешнеполитической риторикой, и даже действиями, США и их внутриполитической повесткой. Это может служить разве что утешением, да и то слабеньким – нам, дескать, хамят не потому, что это часть системной борьбы, а потому, что у них в стране бардак. Внешняя политика государства – это всегда продукт «черного ящика», до содержания которого другим игрокам на международной арене не должно быть никакого дела. Важное преимущество США пока состоит в том, что мы приучили себя заморачиваться внутренними американскими проблемами и разборками.
Содержание отношений Москвы и Вашингтона определяется не словами главы американского государства, а системными факторами и имеет настолько же системный характер противостояния по всем фронтам. Завтра на месте Байдена окажется другой человек, и ничего не изменится. Так с чего нас вообще должно волновать, что он там сказал?
Поэтому анализ уважаемых коллег-американистов необходим в той степени, в которой он поможет обнаружить уязвимые места для приложения наших недружественных усилий. Здесь Россия, судя по обвинениям из-за океана, действительно что-то делает. Все остальное нас не должно интересовать, поскольку автоматически становится оправданием бездействия или недостаточно системных ответов в ожидании, пока ветер в Вашингтоне поменяется.
Тем более, что роль и место президента Путина в устойчивости российского государства – это вопрос сугубо внутренний и являющийся предметом консенсуса национальной элиты. Странно пытаться спорить по этому поводу с американцами и еще более странно опираться в дискуссии на их субъективные оценки. Реагировать на риторические выпады в этом случае означает признавать за США статус фактора российской внутренней политики. А это явно не то, что нам нужно, – хотя бы потому, что именно этого американцы и хотят.
Сейчас нет таких областей, где сотрудничество с США было бы для России выгоднее, чем нанесение прямого или опосредованного ущерба американским интересам. Со всеми остальным партнерами этот баланс более сложен, и, в частности, поэтому они не позволяют себе личных выпадов. Где-то, как с Китаем или Индией, доминирует сотрудничество. В Европе и на Ближнем Востоке сочетание сотрудничества и враждебности практически равное. Только с Соединенными Штатами все, слава богу, достаточно просто.
Поэтому в нынешних отношениях России и США нас в первую очередь должны интересовать происхождение и мотивы не американского поведения, а российского на него ответа. И здесь хотелось бы больше подтверждений того, что политика Москвы носит системный характер. Она должна быть связана в первую очередь с нуждами национального развития и, во-вторую, с адекватной реакцией на внешний вызов, которым сегодня являются США. Россия должна отвечать на этот вызов не как царство, а как страна. Сворачивание взаимодействия с Вашингтоном там, где сами американцы хотели бы общаться, не может быть реакцией на сиюминутные раздражители. Для этого есть более фундаментальные причины.
Автор – программный директор клуба «Валдай»
