Это относится и к недавним откровениям президента Франции Эмманюэля Макрона, заявившего, что Европа «должна бороться за стратегическую автономию». Эти слова имеют ту же ценность, что и противоречивые высказывания главы общеевропейской дипломатии Жозепа Борреля или сентенции очередного «советника президента Украины», озвученные во время телемарафона в Киеве. Иначе говоря, не стоит расценивать выступление французского лидера как признак некоего «суверенного трепыхания» Европы в момент, когда она по объективным причинам стала полноценной частью единого сообщества стран во главе с США. Ни о каком разброде в рядах западной коалиции речи уже давно не идет, и все события вокруг Украины это подтверждают.
Интересно, однако, что пустым словесным маневрированием занимается не просто один из европейских чиновников или украинских атаманов, а человек, которого сопровождает офицер с «ядерным чемоданчиком». Франция, напомним, обладает четвертым по величине запасом атомного оружия в мире. Однако, в отличие от России, Америки или Китая, участие в клубе самых могущественных государств планеты не дает Пятой республике никаких внешнеполитических преимуществ. Причем не столько в плане формального статуса – здесь как раз все хорошо, и размеры красной дорожки во время визита Макрона в Пекин это подтверждают. Но тем не менее Париж не может определять даже не содержание международной политики, а собственную судьбу. И если в случае с Германией мы можем говорить о формальном «растворении» суверенитета, то для Франции речь идет о его фактическом исчезновении. Это делает французский случай даже более гротескным, если смотреть на европейцев с перспективы ожиданий от сравнительно самостоятельных участников глобальной политики.
Самое удивительное, что речь при этом идет не просто о стране, которая однажды чудом создала собственное ядерное оружие. Франция, несмотря на все проблемы, – это весьма развитая современная экономика, производящая, черт возьми, гражданские авиалайнеры, способные на межконтинентальные перелеты – на что не способны пока ни Россия, ни даже суперуспешный Китай. По общим оценкам, вооруженные силы Пятой республики тоже весьма неплохи – они по меньшей мере признаются лучшими в континентальной Западной Европе. Однако, когда речь идет о положении в международной политике вообще, проку от этого мало. Участие в сообществе стран Запада обесценивает все ресурсы, в иных обстоятельствах сделавших бы Францию намного более значимым игроком, чем, например, Индия или Бразилия. Не говоря уже об уступающих Франции во всех отношениях, но весьма самоуправляемых в плане своей внешней политики Турции или Иране.
Изменить такую ситуацию Франция могла бы, пройдя до конца по тому пути, куда ее направлял во времена своего президентства Шарль де Голль. Но по прошествии более чем 50 лет после его ухода созданная генералом государственность постепенно утратила большинство атрибутов самостоятельности. Финалом этого достаточно продолжительного процесса стало возвращение Парижа в структуру военного командования НАТО, где, как известно, главенствует единоначалие США. Это решение французов подвело одновременно черту под любыми попытками подумать о самостоятельной европейской обороне, которые оживились после победы Запада в холодной войне. Кто бы что ни говорил, но вопрос контроля военного планирования – главнейший из признаков суверенного государства.
С завершением периода «голлизма» во французской оборонной политике этот вопрос по поводу всей Европы оказался окончательно закрыт. И это не проблемы Запада, что пустые заявления французского президента могут кем-то в мире восприниматься серьезно. Будут ли такие заявления делаться в дальнейшем? Безусловно, да. Даже самые тесные внутрисемейные отношения, где во главе клана стоит могущественный патриарх, допускают споры из-за того, кто из детей займет самое удобное место во время общей трапезы. Но будет глубоко ошибочно даже на секунду воспринимать эти споры как признак того, что кто-либо из членов дружной семьи глобальных паразитов может совершить предательство по отношению к своему покровителю за океаном.
