210 лет Рихарду Вагнеру – композитору, считавшему, что гению можно все

Дитя театра

Рихард Вагнер рос в театральной среде, поскольку его отчим Людвиг Гейер был актером. Первой любовью Рихарда стала не музыка, а драма: в 15 лет он изрядно напугал семью, прочтя родным кровавую пьесу собственного сочинения «Лейбольд и Аделаида», в которой последовательно умирали все до единого четыре десятка действующих лиц. Рихард с детства увлекался античными трагедиями и Шекспиром. Мрачный, трагический настрой был близок мятежному подростку, чувствовавшему себя потерянным в мире, особенно после того, как в семь лет он лишился отчима, к которому был очень привязан. Своего отца Фридриха Рихард вовсе не знал: тот умер от тифа, когда сыну было полгода.

Под влиянием произведений Бетховена юный Вагнер начал писать музыку, сначала изучая предмет самостоятельно, затем в Лейпцигском университете, а потом, бросив учебное заведение, под руководством кантора лейпцигского собора святого Фомы Теодора Вейнлига.

В 19 лет Вагнер исполнил свою Симфонию до мажор в консерватории Лейпцига, и успех этого мероприятия открыл для него путь профессионального музыканта. Молодой человек получил должность хормейстера театра в Вюрцбурге, а вскоре стал музыкальным директором и дирижером Магдебургского театра. В то время он еще не ненавидел итальянские и французские оперы и сам стремился утвердиться в этом жанре. Но его ранние сочинения, «Фея» по сказке Карло Гоцци «Женщина-змея» и «Запрет любви» по шекспировской пьесе «Мера за меру», успеха не имели да и были мало похожи на монументальные музыкальные драмы зрелого Вагнера.

Доминировать и соблазнять

Зато, меняя места пребывания и компании, Рихард заметил, что он сам, как личность, может иметь большой успех в любом обществе. «Моя живость, возбудимость, готовность на все реагировать позволила мне осознать со временем известную силу, с помощью которой я мог вдохновлять или подавлять своих более инертных коллег», – вспоминал позднее Рихард.

Прежде он комплексовал из-за небольшого роста, но после того как однажды соблазнил невесту своего оркестранта буквально на глазах у несчастного, Вагнер преисполнился необычайной самоуверенности, о чем рассказывал без тени смущения, что очень характерно для его отношения к людям.

Вагнер особенно гордился красноречием, способностью убедить собеседника в чем угодно, подчинить своей воле. За все годы жизни Вагнеру редко встречались достойные соперники в этом деле, и одним из них был идеолог анархизма Михаил Бакунин, такой же краснобай.

Свой дар воздействия на людей Вагнер использовал и для того, чтобы везде, где бы ни оказался, собирать вокруг себя преданных почитателей, и для того, чтобы добывать средства к существованию. Последнее занятие стало настоящим наваждением для композитора, поскольку тратил он всегда больше, чем мог заработать.

Жизнь взаймы

С молодости Вагнер был по уши в долгах, и с каждым годом они стремительно росли. Расчетам с кредиторами музыкант предпочитал бегство под покровом ночи. Во время одного такого побега – из Риги в Лондон – родилась идея оперы «Летучий голландец»: Рихард три недели плыл на утлом суденышке по неспокойному морю, натерпевшись всякого страха.

В Париже 26-летний Вагнер даже угодил в долговую тюрьму. К тому времени он уже был женат на актрисе Минне Планер. Супруга безуспешно пыталась воззвать к здравому смыслу начинающего композитора и научить его жить экономно, но Вагнер категорически отказывался смотреть на вещи с практической точки зрения. По его глубокому убеждению, мир был обязан кормить и содержать его, а то, что вселенная пренебрегала этой обязанностью, крайне раздражало Вагнера. Как и кредиторы, безуспешно пытавшиеся взыскать с нашего героя долги.

Своему другу и благодетелю Ференцу Листу Вагнер писал откровенно: «Зарабатывать не мое дело, а дело моих почитателей давать мне столько, сколько нужно, чтобы в хорошем настроении я создавал нечто дельное».

В другой раз он изрек: «Мир обязан предоставить мне всё, в чем я нуждаюсь. Я не могу прожить на жалкой должности органиста, как ваш любимый Бах».

Унижения в Париже

С таким самомнением молодому Вагнеру казалось крайне унизительным добывать хлеб насущный поденным трудом. Парижская оперная среда, несмотря на протекцию композитора Джакомо Мейербера, мало интересовалась творчеством никому не известного немца, хотя тот и пытался подстроиться под ее законы. В конце концов, Вагнер возненавидел и эти законы, и саму французскую музыку, и в целом общество, принуждающее настоящего художника прозябать, зарабатывая гроши обработкой чужих сочинений.

Обида Вагнера вылилась в желание создать новое искусство, которое победит и вытеснит с поверхности земли презренную оперу и противопоставит всему французскому «истинно немецкий дух». Эта же обида стала питательной средой для его революционных идей – недаром он сошелся с вышеупомянутым Бакуниным.

С русским анархистом Рихард познакомился в Дрездене, где после французских унижений 30-летний Вагнер обосновался в солидной должности придворного капельмейстера короля Саксонии. К тому времени он прославился первой из своих гигантских музыкальных драм, «Риенци», написанной по мотивам одноименного романа английского писателя Эдуарда Бульвер-Литтона о римском трибуне XIV века.

Постановка «Риенци» шла на сцене около шести часов, но ни зрители, ни музыканты не жаловались на усталость. Несколько раз Вагнер пытался сократить драму, но приходил к выводу, что нельзя выбросить ни слова, ни ноты. «Риенци» отразила бунтарские настроения композитора, его неприязнь к «мещанскому болоту» немецкого общества, которая, после того как Вагнер занял престижную должность, не только не покинула его, а, наоборот, усилилась.

В поисках материала для новой драмы Вагнер обратился к средневековым легендам: немецким, скандинавским, исландским. Так родились «Тангейзер», основанный на предании о поэте-страннике Тангейзере и повести Гофмана «Состязание певцов», и «Лоэнгрин» – история о рыцаре Грааля. В 1848 году Вагнер начал делать первые наброски к своему титаническому труду – оперной тетралогии «Кольцо нибелунга», работа над которой длилась 26 лет.

Композитор на баррикадах

Погружаясь в своем творчестве в глубокое Средневековье, Вагнер не терял связи с современностью, активно участвуя в политической жизни Европы конца 1840-х, когда по странам и городам прокатилась волна революций, вошедших в историю как «Весна народов». В это-то время Вагнер и познакомился с Бакуниным, гостившим у его друзей.

Придя в восторг от русского пассионария, Вагнер стал излагать ему свои взгляды на жизнь и искусство, в ответ получая неизменное: «Гибель и разрушение!» – в том смысле, что новый мир предполагалось строить только после уничтожения старого. Когда Рихард пытался делиться с Бакуниным творческими планами, революционер бросил, что все либретто должны состоять из нескольких фраз вроде «Повесьте его!», «Обезглавьте его!» и тому подобных.

Под влиянием революционных друзей придворный капельмейстер Вагнер совершил ряд поступков из серии «пилить сук, на котором сидишь»: выступил с публичным докладом, предлагая упразднить монархию, публиковал социалистические статьи в полулегальной газете – хотя и анонимно, но весь Дрезден прекрасно знал имя автора. Наконец, когда волна восстаний докатилась до города, в мае 1849-го Вагнера часто видели на баррикадах. А после того как восстание обернулось крахом, он спасся лишь чудом: покинув город вместе с Бакуниным и другими повстанцами, композитор во время одной из остановок отстал от их повозки, благодаря чему избежал ареста, когда бунтовщиков настигли солдаты.

При содействии Ференца Листа Вагнер бежал в Швейцарию. На родине, то есть на территории Немецкого союза, его объявили в розыск.

Черная благодарность

Вагнер с верной Минной обосновались в Цюрихе. Композитор заранее позаботился о материальной базе, договорившись с богатыми почитательницами его таланта, немкой Юлией Риттер и англичанкой миссис Тейлор, о регулярных выплатах. Друг Вагнера дирижер Ханс фон Бюлов писал их общему знакомому Венделину Вейссхеймеру о Вагнере так: «Вот загадка: когда ему нужно, он всегда умеет раздобыть деньги – он еще более гениальный финансист, чем поэт и музыкант!»

При этом композитор взял за привычку кусать руку, которая его кормит, то есть, мягко выражаясь, огорчать благодетелей. Сначала он закрутил роман с замужней дочерью миссис Тейлор Джесси, задумав бежать с той в Грецию, причем, конечно, на деньги миссис Тейлор. Разразился скандал, и Вагнер лишился важного спонсора.

Другому своему покровителю, богатому бизнесмену Отто Везендонку, оплатившему устроенный Вагнером фестиваль в Цюрихе и построившему для композитора в Швейцарии уютный домик, Вагнер отплатил тем, что завел роман с его женой Матильдой. Напряженные отношения внутри любовного треугольника с Везендонками очень напоминали сюжет «Тристана и Изольды» – эпической музыкальной драмы, над которой он работал в то время.

Судя по всему, Вагнер вовсе не видел себя коварным и неблагодарным соблазнителем. Переживания других людей для него значили мало. Он просто считал себя гением, которому неизбежно должно было доставаться все самое лучшее.

Музыка будущего

Вагнер был убежден, что современное ему европейское искусство исчерпало себя, превратилось в предмет торговли, в дешевое развлечение. Он называл его «подлым и ничтожным» и не жалел слов на описание «презренности», «низменности» оперы и особенно оперной публики. Увлечение франко-итальянской оперой он считал недостойным для немца, а национализм в его искусствоведческих рассуждениях занимал немало места.

Жанр же симфонии, по мнению Вагнера, остался в прошлом, так как Бетховен своей Девятой симфонией закрыл тему навсегда. На живопись и литературу Вагнер смотрел с пренебрежением.

Композитор считал, что будущее за музыкальной драмой – так он называл свои сочинения, чтобы не ассоциировать их с ненавистной оперой. Несмотря на это, термин «опера» все же применяется к творчеству Вагнера, а самого музыканта принято считать реформатором жанра.

В музыкальной драме музыка, поэзия и драматургия соединялись в едином замысле, тогда как в опере драматическая часть, как правило, была лишь «подпоркой» для музыкальных идей. Вагнер сам разрабатывал сюжеты своих произведений и писал либретто, что нетипично для композиторов. Его идеалом в драматургии была античная трагедия.

За словом в карман

В современных дискуссиях о музыкальной критике нередко всплывает высказывание Фрэнка Заппы, однажды изрекшего, что писать о музыке – все равно что танцевать об архитектуре. Американский артист, видимо, был не в курсе, что многие известные композиторы любили не только писать музыку, но и писать о ней, например Лист, Шуман, Берлиоз, Дебюсси. К их числу относится и Рихард Вагнер.

Его литературное наследие по объему намного превышает музыкальное. Фонтанируя идеями и упиваясь своим красноречием, он мог писать о чем угодно. В молодости в Париже он ради заработка сочинил несколько романов на французском. Он написал множество эссе, статей и фельетонов об искусстве, обществе, политике, отстаивая свои идеологические воззрения.

Друзьям и знакомым Вагнер слал множество пространных писем. Не преминул он написать и мемуары, в которых изложил свою версию многих неоднозначных событий собственной жизни.

Порой Вагнера-публициста сильно заносило, как, например, в случае со скандальным очерком «Еврейство в музыке». Он был напечатан в 1850 году под псевдонимом Вольнодумец, но личность автора не стала ни для кого секретом. В этой статье автор «Тангейзера» пытался доказать, что евреи не могут создавать хорошую европейскую музыку, и, следуя своей печальной традиции «черной благодарности», особенно нападал на Джакомо Мейербера, немало помогшего ему в молодые годы. Антисемитские выпады выглядели грязным сведением счетов с популярными современниками, например, с Мендельсоном, но Вагнера, похоже, совсем не волновало, как он выглядит со стороны. Вагнер был убежден в своей правоте и своем величии. В России текст этого очерка решением Вельского районного суда Архангельской области внесен в список экстремистских материалов.

Дойти до дна

Весной 1861-го Вагнер предпринял вторую попытку покорить Париж, предварительно проведя большую дипломатическую работу, чтобы поставить «Тангейзера» в знаменитом театре Гранд-Опера.

Через почитательницу своего таланта княгиню Меттерних, супругу австрийского посла и подругу императрицы Евгении, он заручился протекцией Наполеона III. Однако партия французских театральных снобов специально вооружилась охотничьими свистками, чтобы освистать постановку. Неудача еще больше укрепила Вагнера в отвращении ко всему французскому. После поражения Франции во Франко-прусской войне 1870–1871 годов композитор не преминул сочинить пьесу «Капитуляция», в которой от души злорадствовал по поводу краха французов.

Зато благодаря установленным в Париже связям в кругах европейских дипломатов Вагнеру удалось добиться амнистии на родине. Но в Германии почти 50-летнего композитора ждали нелегкая жизнь и скитания, напоминавшие перипетии молодости. Снова нужно было выпрашивать деньги в долг, снова самоутверждаться в музыкальном мире. Даже крупный гонорар за успешные гастроли в России в начале 1863-го не спас положения.

В эти годы Вагнер работал над «Нюрнбергскими мейстерзингерами», комической оперой о средневековом певческом турнире, задуманной как веселая параллель к «Тангейзеру». Работа шла со скрипом. Вагнер начал уже задумываться о самоубийстве, как вдруг получил неожиданную и чудесную новость: молодой король Баварии приглашает композитора к себе, готов оплатить все его расходы и обеспечить всем необходимым.

В гостях у сказки

Это событие было похоже на сказку, тайную мечту многих художников. Но Вагнер не просто мечтал – он вполне отчетливо сформулировал свои пожелания о покровительстве со стороны какого-нибудь монарха в послесловии к изданию текста «Кольца нибелунга», вышедшем в начале 1860-х. И Людвиг II, бывший поклонником Вагнера с тех пор как «Лоэнгрин» в детстве перевернул его сознание, решил, что сможет удовлетворить эти пожелания.

Вагнер с радостью воспользовался приглашением и поселился при дворе в Мюнхене. То, что он, ранее выступавший против монархии, теперь пользуется милостями короля, композитора не смущало: Вагнер всегда действовал стихийно, словно бы забывая, что делал еще вчера. Людвиг II не просто оплачивал счета и долги композитора: между Вагнером и 18-летним королем установились отношения гуру и ученика. В письмах к друзьям Рихард восторженно писал об уме и талантах своего покровителя и настойчиво требовал от друзей немедленно бросить все дела, чтобы составить ему компанию в Мюнхене.

Некоторые так и сделали, например, Ханс фон Бюлов, ставший придворным капельмейстером Людвига II. За два года, что Вагнер провел в Мюнхене, прежде чем его судьба совершила очередной крутой поворот, он успел основать «Новую школу музыки», поставил «Летучего голландца» и «Тангейзера». А вот с «Тристаном и Изольдой» было все не так просто. Подготовка к премьере шла тяжело, а когда она все-таки с триумфом состоялась, после четырех спектаклей внезапно скончался исполнитель роли Тристана Людвиг Шнорр. Эта смерть послужила поводом к слухам о нечеловеческих нагрузках, на которые Вагнер обрекает своими партитурами бедных певцов. Сам композитор, потрясенный случившимся, даже заявил: постановок «Тристана» больше не будет никогда.

Хейтеры и поклонники

Не только сам Вагнер мыслил себя фигурой космического масштаба – у его «музыки будущего» хватало поклонников, создавших вокруг беспокойного композитора настоящий культ.
Одно время ярым вагнерианцем был молодой философ Фридрих Ницше, поверивший в концепцию музыки будущего и развивший ее в работе «Рождение трагедии из духа музыки». Но он охладел к мэтру, когда понял, что тот использует его как своего очередного пиар-агента.

Вагнерианской партии противостояла многочисленная армия критиков, откровенно смеявшихся над амбициями Вагнера и разносивших каждое его произведение в пух и прах. В 1877 году, при жизни композитора, критик Вильгельм Таперт издал книгу «Вагнеровский словарь», в которой собрал цитаты из множества статей разных авторов, писавших о нашем герое. Чего там только нет: какофония, надувательство, грубость, безвкусица, жестокость. Даже придуманный Вагнером термин «музыка будущего», который он применял прежде всего к своим сочинениям, немецкие критики употребляли с издевательским оттенком.

В отличие от многих творческих людей, привыкших тихо страдать от уничижительных рецензий, всегда готовый к перепалкам Вагнер охотно вступал с критиками в споры, стараясь подавить их напором и красноречием. Особо неугодных оппонентов он называл евреями – антисемитизм Вагнера невозможно было скрыть никаким псевдонимом.

Снова в изгнании

Хорошо знавшие композитора люди понимали, что идиллия при дворе Людвига II не затянется надолго и что Вагнер в очередной раз не сможет избежать искушения перепилить сук, на котором так комфортно расположился.

Вагнер настроил против себя многих придворных и влиятельных баварцев, и без того недовольных тем, какое положение он занял при монархе, и суммами, которые казна тратила на композитора. Переоценив силу своего влияния, Вагнер начал плести интриги с целью устранить недоброжелателей, прежде всего личного секретаря короля Пфистермейстера и премьер-министра фон дер Пфордтена. В итоге ему пришлось устраниться самому, после того как Пфордтен собрал четыре тысячи подписей под прошением удалить Вагнера из Мюнхена ради сохранения мира в королевстве. На Людвига II давили и члены королевской фамилии. Вагнеру пришлось с позором удалиться, хотя ученик-самодержец и продолжил помогать ему финансово.

И все же отношения между молодым монархом и композитором со временем портились: последний, обиженный «предательством», держал себя дерзко, не отказываясь, разумеется, от присылаемых денег. Людвиг же замечал, что его гуру не такой идеальный, как казалось прежде. Короля потрясло, что Вагнер вынудил его дать ложную клятву, публично поручившись, что Рихард не крутит роман с Козимой, супругой фон Бюлова, поскольку об их незаконной связи судачил весь Мюнхен. А роман, как оказалось, был: еще одна иллюстрация отношения Вагнера к друзьям и благодетелям. «В своих творениях он возвышен, в своих поступках – низок», – обронил фон Бюлов, до последнего веривший, что жена и товарищ не наставили ему рога.

Резиденция в Байрейте

Козима была не только супругой фон Бюлова, но и дочерью еще одного верного друга Вагнера – Ференца Листа. Она была младше Вагнера на 24 года. В 1870-м они поженились, и Козима, будучи не менее честолюбивой, чем ее второй муж, приложила много усилий для создания образа Вагнера как великого и непогрешимого гения, которого стараются придерживаться немецкие биографы.

Несмотря на некоторое разочарование в кумире, именно Людвиг II был тем, кто закрывал финансовые дыры нового масштабного проекта Вагнера, увенчавшего его неспокойную жизнь: строительство театра и организацию фестивалей в баварском городе Байрейте, выбранном композитором в качестве резиденции.

Вообще-то Вагнер рассчитывал собрать средства краудфандингом, выпустив тысячу дорогих патронатных билетов. Но многочисленная армия поклонников-вагнерианцев покупала билеты вяло, и раскошеливаться снова пришлось королю.

Первый байрейтский фестиваль состоялся в августе 1876-го, через три года после изначально намеченной даты. Следующий прошел через шесть лет. К тому времени Вагнер завершил свой последний крупный труд – музыкальную драму «Парсифаль», которая, по его завещанию, не должна была исполняться нигде, кроме Байрейта.

Незадолго до смерти композитор нашел партитуру одного из своих первых сочинений, Симфонии до мажор, которую почти полвека считал утраченной, и исполнил ее вновь, как подарок на день рождения жене Козиме, находясь в это время на отдыхе в Венеции. Так словно бы замкнулся круг. Вагнер готовился праздновать 70-летие, но его беспокоили сердечные приступы, участившиеся в Венеции. И 13 февраля 1883 года композитор умер от инфаркта.

Его верный ученик и меценат Людвиг II пережил учителя всего на три года, утонув в озере вскоре после того, как его объявили сумасшедшим и отстранили от власти. Истратив изрядные суммы на своего кумира, он затем едва не разорил казну окончательно, взявшись строить масштабные сказочные замки, конечно же, под влиянием творчества Рихарда Вагнера.