– Вы ставили «Пугачева» силами липецкого Государственного театра танца «Казаки России», который обычно показывает традиционную народную хореографию. Но при этом сами тяготеете к современной хореографии и уличным танцам. Как всё это соединилось в новой постановке?
– Меня интересует всё – от классики и современности до андеграунда. Беру абсолютно разные стили, но у меня они сочетаются. Я много изучала всё это: помимо института ездила по миру и училась. Начинала в «Казаках России», а потом, когда углубилась в современную хореографию, пришла в камерный балет «Москва». И там я росла на классике, на модерне. Уличные танцы уже потом стали моим увлечением – разные баттлы, соревнования. Понимаете, я себя ощущаю масштабно, мне скучно и грустно, когда приходится ограничиваться какими-то рамками. Вот и в театре «Казаки России» захотелось разорвать шаблоны, создать что-то новое, дать артистам увидеть в себе совершенно других людей – может быть, тех, кем они на самом деле являются. И сначала танцовщики не узнавали себя в героях спектакля, но, когда постановка была готова, они стали уже другими, они изменились. О том, как получилось, судить людям, но для самих артистов это был другой уровень, абсолютно другая хореография, нечто новое. Можно сказать, что на сцене им пришлось искать себя. Для них это был опыт самопознания. Очень интересно было наблюдать их реакцию. Когда они вышли на сцену и ощутили себя внутри спектакля, они сказали: «Знаешь, а ведь мы сначала в это не верили».
– Артисты не верили в то, что получится?
– Не то чтобы совсем не верили. Они на раннем этапе не понимали, что я от них требую. Не видя декораций, не видя картины целиком, они не понимали, что это будет. Тем более что я любитель поставить такую хореографию, которая не всегда им удобна. «Мы думали, что ты от нас откажешься и уедешь через пару репетиций», – сказали они потом. Мне очень долго приходилось объяснять, чего хочу, – от хореографии до основной идеи. Они мыслили привычными категориями танца. А я делаю то, что непривычно и зрителю, и исполнителю. В хореографии приходилось объяснять, что исходить надо не из движения, а из внутреннего состояния. Как актеры, которые проживают роль. Вот говорят: надо создать образ. Это неправильно. Это должен быть не образ, это должен быть ты. У меня был хороший помощник, Антон Астапов, он делал актерские тренинги. Была колоссальная работа проделана. Для артистов это был сумасшедший дом, но было видно, что они постепенно раскрепощаются. У нас есть такое выражение – «расчехлить баян». Вот они каждый раз расчехляли баян. И потом подходили и благодарили за то, что они изменились, и этот опыт изменил их отношение ко всему.
– Для артистов «Казаков России» эта постановка стала испытанием и экспериментом. А чего ждать зрителю? Ему тоже нужно быть готовым к эксперименту?
– Конечно. Я смотрю много городских мероприятий и праздников, на которых используют хореографию. И мне не запоминается ничего, не запоминаю сути. А хочется уйти домой после такого представления, наполнившись и что-то поняв для себя, изменившись, вдохновившись. И моя задача – чтобы молодежь, посмотрев этот спектакль, ушла другой. Важно, чтобы до них дошло самое главное, дошла суть. Конечно, когда мы начали показывать «Пугачева», началась и критика: «что это такое, современные костюмы, современная хореография, а у нас же Пугачев!»
– Люди ждут казачьих танцев?
– Есть поклонники этого театра, и этот спектакль, конечно, сломал все их шаблоны. Но зато благодаря этой постановке, может быть, уже появились и новые поклонники. В любом случае в репертуаре театра есть два спектакля (я до этого помогала ставить хореографию в «Донской легенде» по Шолохову, которую делал Георгий Ковтун), меняющих привычные представления. Недавно в Липецк приехал новый губернатор, он из Москвы. И вот вроде бы Липецк – а тут такая современная постановка, он даже не ожидал. Вышел на сцену, сказал хорошие, добрые слова о спектакле. Это было приятно. И ведь это хорошо для города.
– «Пугачевъ» выглядит очень тонко продуманным с визуальной стороны. Кто работал над этими аспектами?
– Декорации и костюмы делал Максим Обрезков, заслуженный художник России, он работает в Вахтанговском театре, и его по всему миру приглашают делать спектакли. Свет ставил Сергей Скорнецкий и его помощник Руслан Майоров, с которым мы потом продолжили работать, потому что Сергей не мог быть с нами.
– Кто еще в вашей команде?
– Музыку написал композитор Алексей Сергунин, интересный человек со своим видением. В прошлом году он получил на «Кинотавре» приз за музыку к фильму «Ван Гоги». И конечно, помощник режиссера Антон Астапов, который и с актерами работал, и продюсерские функции выполнял. Такая вот у нас интересная команда собралась, сплоченная, адекватная и душевная.
– А чья была идея сделать спектакль по «Капитанской дочке»?
– Идея Леонида Петровича Милованова (народный артист России, художественный руководитель Государственного театра танца «Казаки России». – «Профиль».) Я согласилась, мне было интересно – это же наша история и Пушкин.
– Он знал, что вы сделаете что-то необычное?
– Он знал, что я люблю современную хореографию, но не знал, чего от меня ждать, и боялся, что переборщу. Я очень старалась держать эту грань, видела, что доступно телу, а что – нет. Для меня это тоже был опыт наблюдения: приезжала, изучала артистов – подходит ли им та или иная роль, как они себя в ней чувствуют. Иногда Леонид Петрович пытался вмешиваться в работу, говорил: «Вот мне здесь нужно так». Я отвечала: «Извините, Леонид Петрович, давайте так: закончится работа, и вы мне скажете свое мнение». Он тогда очень обиделся: «Ко мне здесь не прислушиваются» и ушел. Но после показа сказал: «Спасибо, что ты тогда меня не послушала».
– В вашей постановке особенная роль отведена кругу как символу. Можете раскрыть эту идею?
– Я очень люблю эту тему, символизм. Во время спектакля на сцене происходит трансформация декораций: круг как барабан, как плаха, как ложе, качели, Луна, колесо. В нем происходит всё – от постельной сцены до сцены казни. Состояние круговорота, закольцованности. У нас и исторические события, и события в жизни, ошибки – всё имеет закольцованную природу. На самом деле от современного костюма до глубокой истории всего один шаг. Смотришь: вроде это реальность наша – и вроде это было несколько веков назад. Мне хотелось донести мысль, что у нас всё повторяется. Костюмы меняются, а по сути всё остается таким же, события те же. Всё основано на круге. И на любви. Не знаю, может, это моя какая-то тема, но мне хочется, чтобы все было, по крайней мере, чтобы такая нота всегда была.
– Интересна ваша личная хореографическая история. Кто-то скажет: ну понятно, дочь хореографа стала хореографом, а как иначе? Но ведь вы, насколько я знаю, не собирались выбирать профессию отца?
– Совершенно не собиралась. Интересы были другие – от философии и психологии до путешествий и работы переводчиком. Но однажды увидела по телевизору выступление Барышникова, и мне очень понравилось, причем даже не знала, кто это. Сказала: «Классно мужик танцует». Папа спросил: «Разве ты не знаешь, кто это?» Он танцевал в Мариинке, «Кони привередливые», в кроссовках. Я такого никогда не видела. И всё, я решила поступать на хореографический факультет. Для отца это был шок. А я стала так одержима танцами, что больше ничего уже не интересовало.
Всегда комплексовала, что у меня известный папа, и в 17 лет уехала учиться в Москву и стала жить сама по себе. Не хотела быть папиной дочкой. До сих пор неприятно, что некоторые говорят: «А, семейственность». Но тогда я могла бы спокойно поехать в Липецк и руководить театром. У меня своя жизнь. Хотя всему свое время. Сейчас хочу по всему миру мотаться и ставить спектакли. Есть цели, которые хочется осуществить, чтобы потом ни о чем не жалеть. Но, конечно, если это будет нужно, мобилизуюсь и буду помогать отцу.
А вообще-то в детстве я хотела быть водолазом или космонавтом. Потом эта мечта реализовалась в том, что начала заниматься дайвингом. А космонавт я по жизни – люблю всё, что связано с космосом, ну и сама по себе порой летаю на своей волне. Тоже, можно сказать, космос.
