Илья Куликов: "Главное – оставаться человеком, где бы ты ни был и что бы ни делал"

Бизнес-тренер (Артем Сучков) внушает себе и окружающим, что успех дают отнюдь не деньги, а оптимистичный взгляд на жизнь. И хотя он беден, как церковная крыса, его кредо – «надо мыслить позитивно, и все сложится». Но его жизнь и мировоззрение перевернет общение с олигархом Олегом Калугиным (Владимир Сычёв), который наймет коуча на работу. И герои поменяются ролями.

«Неизвестно, кто из них успешный на самом деле»

– Сначала фильм воспринимается как комедийная утопия, а потом как трагедия. Там есть и криминал, и мелодрама…

– Так и есть: это драмеди. На самом деле Саша (коуч) в глубине души считает, что успех – это деньги, машины и все остальное, но его «подопечный», у которого все это есть, приходит к выводу, что это не так. Ведь он несчастлив. В итоге коуч обретет психологию олигарха, а олигарх поймет, что деньги не главное, без радости жизни они теряют смысл. Сериал называется «Успешный», но ведь неизвестно, кто из них успешный на самом деле.

– Насколько реален сценарий развития событий, предложенный в фильме?

– Это сказка, но она реалистичная. Понятно, что все утрированно. Как в «Полицейском с Рублевки»: ясно, что полицейские не ездят в Барвихе на «Феррари» и не стреляют из кольта. Так и в «Успешном». Ведь всем известно, как нормального, хорошего, жизнерадостного человека могут испортить большие деньги. Но когда потом он обращает взгляд в прошлое, то понимает, насколько был счастливым раньше и насколько несчастлив теперь. С такой точки зрения это абсолютно реальная история, просто написанная утрированно.

Я считаю, что лейтмотив всех моих сериалов такой: главное – оставаться человеком, где бы ты ни был и что бы ни делал. В чем беда олигарха Калугина в сериале «Успешный»? Он забыл, что такое быть человеком. Он спрашивает у жены: а помнишь, нам было хорошо вместе? Спрашивает у коуча Саши: почему ты такой радостный? Он уже не помнит, как это бывает. Его чуть разморозило, и он учится быть настоящим.

– Сейчас идут следственные дела против некоторых коучей. У вас другая тема, хотя герой – коуч. Что вы о них думаете?

– Такая профессия, конечно, есть. Но на одного настоящего коуча, чьи имена известны, приходятся тысячи манипуляторов. Настоящему коучу не нужно устраивать «марафоны желаний», он реально, как врач, помогает людям. Однако в массе своей они играют на человеческих слабостях.

Хороший специалист никогда не скажет: сейчас мы все сделаем, все у тебя будет. Он выслушает, посмотрит. Ведь и нормальный врач сходу не скажет: сейчас мы тебя вылечим. Он будет искать способы помочь пациенту, но никогда не будет врать. И вот на такого одного суперпрофи может быть десять тысяч тех, кто играет на человеческих слабостях. Это как знахари, которые обманывают, играя на несчастьях человека.

О детективе, правде характера и таланте

– Первый большой успех у вас был связан с сериалом «Глухарь». В то же время в одном интервью вы сказали, что ненавидите детективы. Почему?

– «Глухарь» – это не детектив, потому он и стал таким успешным. Люди, смотря полицейские сериалы, привыкли следить, кто кого убил, отравил, у кого машину угнали. Но в «Глухаре» я захотел показать: полицейские – это живые люди, просто в форме. Показал их жизнь, и оказалось, что именно жизнь-то и интересна, а не «кто убил Мариванну».

А детективы я не то чтобы ненавижу, просто любой хороший сценарист детектив напишет с закрытыми глазами. Даже плохой детективный сюжет со слабыми актерами, некачественно снятый (а у нас детективов тонны на всех каналах), держит внимание зрителей. Это не так сложно, как рассмешить или написать серьезную драму. Конечно, и «Шерлок Холмс» – детектив. Но великий. Какие там характеры!

– Как выбираете актеров? Вы нашли Александра Петрова для «Полицейского с Рублевки», а теперь – Артема Сучкова. С одной стороны, он у вас эксцентрик, а с другой – почти трагик.

– Во-первых, нужно суметь увидеть способного, талантливого актера. Потом начинаешь его примерять на какую-то роль. И тебе кажется, что этот герой должен быть именно таким. Желательно, чтобы от слова «коуч» не возникал в голове целый ряд штампованных как бы коучей. Хороший актер – это когда тебе грустно, если происходит что-то печальное, и смешно – когда что-то смешное. А если не веришь этому, даже суперсмешные шутки не будут оценены.

– Вы однажды сказали: «Можно взять любой роман Диккенса или Достоевского, переписать на наше время, и мы увидим, что простые человеческие сумасшествия, порождающие дичь, никуда не делись. Замени лошадей на машины, и все будет работать». Пользуетесь этим сегодня?

– Да. Вот «Успешный» – это сказка про «проданный смех». Заменил лошадей на машины и убрал магическое пари. Я не сознательно на это пошел. Просто в какой-то момент понял: что-то мне это напоминает. Понятно, что герой не буквально потерял смех, но по сути это оно и есть. Ведь когда смотришь на олигархов, видишь, что они, хоть иногда и смеются, намертво выгоревшие изнутри люди. И когда автор писал сказку про проданный смех, он тоже видел миллионеров, совершенно потерявших себя. Если это талантливое классическое произведение, то и сегодня все страсти души остались такими же.

Изменения в кино цикличны, но темп растет

– Вы говорили как-то, что даже очень хорошие сериалы устаревают. Киноязык уже не тот, и способы построения тоже...

– Объясню, почему это так. Я «Ликвидацию» видел, когда она вышла, потом через несколько лет пересматривал. А лет через десять понял, что смотреть трудно. Не потому, что это плохо, а потому, что язык изменился. Я это почувствовал, как это ни странно, на примере мультфильма «Симпсоны», первые три сезона которых видел в детстве. И вот спустя энное количество лет включил и понял, что просто не могу смотреть: скорость его выросла в разы. Он не имеет связного сюжета, там идут гэги, шутки ради шутки, одна за другой. Это перегружает мозг.

Молодежь привыкла смотреть тик-токи, ютубы – всё короткое, одно за другим. Пять секунд без событий, и им уже скучно. Авторы идут на поводу: больше-больше, быстрее-быстрее. Такое, наверное, есть и с литературой, поэтому современному человеку тяжело читать классику. Это не хорошо и не плохо, просто другое время.

– Киноязык изменился только за счет темпа изложения?

– Темп – это основное, все другие изменения цикличны. Просто время диктует свои нормы. С российским кино сложнее. Есть советское кино, потом яма 90-х – и потихонечку возрождение, но уже российского кино. А вот по голливудскому кино можно отслеживать цикличность: сначала оно было волшебной сказкой, потом, к 70-м годам, начало погружаться в мрачную реальность (гангстерские фильмы, убийства, драма). Исчезли хеппи-энды, концовки стали мрачные («Однажды в Америке»). Потом люди наелись и захотели снова сказку, затем снова последовала жесткая реальность. А темп – что в западном кино, что в нашем – только растет. Конечно, я говорю о мейнстриме. Бесспорно, есть авторское кино и разные режиссеры, типа Николаса Виндинга Рёфна или Дени Вильнёва. Понятно, что гениям можно больше, но мейнстрим – он другой. Темп ускоряется.

– А вы ориентируетесь на эту голливудскую цикличность: сегодня сказка, завтра экшен?

– Нет. Думаю, что, поскольку я живу в обществе и с ним связан, подсознательно чувствую его запрос. И хочу снимать то, в чем ощутил потребность. Так было с «Глухарем». Мне хотелось показать настоящую жизнь полицейского, с его бытом, эмоциями. Оказалось, что этого не хватает. Потом прошло какое-то время, и уже, наоборот, стали появляться герои-полицейские, которые или в оборотня превращаются, или еще что-то делают (смеется).

Почему сериалы, а не полный метр

– Вы редко снимаете полный метр, больше сериалы. Валерий Тодоровский говорил, что, когда снимал «Оттепель», выработка была семь минут в день, а в полном метре он снимает по полминуты. Такая разница как-то влияет на психологию режиссера?

– Я не скажу, что у нас такая же большая разница по выработке с полным метром, но, конечно, она есть. Если Тодоровский может позволить себе снимать в сериале семь минут в день, то мы и на полном метре снимали по семь минут. А на сериале иногда бывало и десять.

Мне на полном метре тяжело, потому что там большее количество кадров, очень кропотливая работа именно операторской группы, художников, осветителей. А ты как режиссер делаешь примерно то же количество работы, что и в полном метре. Как постановщик – рассказываешь актерам, что нужно играть. Отрепетировали, сцена получилась, дальше начинаешь снимать дубли. Но как только рассказал и вы сняли, фактически твоя работа закончилась. Только командуешь «начали», «стоп» и что-то поправляешь. Меньше работаешь, но проводишь на площадке то же количество времени. А на сериале, поскольку там все чуть быстрее, у тебя больше активности как у режиссера.

Почему документальное кино снимать сложнее, чем художественное

– Вы как сценарист начинали с того, что переводили американские сценарии на русский язык. Потом стали еще и режиссером, продюсером, шоураннером. Как вы определяете свою позицию, кем себя считаете?

– Для меня «шоураннер» – это пишущий продюсер. То есть продюсер, который сам написал эту историю. Это еще и человек, который выбирает режиссера, команду, но при этом он обязательно должен быть автором. Так я, как правило, и работаю.

– Мне показалось парадоксальным ваше высказывание, что снимать документальное кино сложнее, чем художественное. Почему?

– Потому что в художественном кино ты придумал сценарий и дальше от него отталкиваешься. А у документального киносценарий пишется потом. Сначала возникает тема, по ней проводится исследование, потом берутся интервью (и не знаешь, что люди скажут и скажут ли вообще). В результате кино может повернуться в другую сторону: все зависит от того, что ты узнаешь. Бывает, что в твою концепцию это не вписывается, и придется все переделывать, переосмыслять, и вообще все будет не так, как хотел.

– А вам не хочется снова снимать документальное кино?

– Я пока не готов к этому. Считаю, что документальное кино – это очень круто. Но картину, которая будет интересна зрителю, снять трудно. Надо делать или как Майкл Мур – «Боулинг для Колумбины», «Фаренгейт 9/11», или как Морган Сперлок, который снял документальный фильм «Двойная порция» о вреде фастфуда и месяц ел только в «Макдональдсе»: завтрак – обед – ужин. Угробил свое здоровье, и всё это показал. Это и есть настоящее документальное кино – когда погружаешься в тему по полной. В этом плане художественное гораздо проще и комфортнее.

Как погибла группа Дятлова

– Почему вы заинтересовались темой гибели отряда Дятлова? Ведь эта загадка до сих пор не разгадана.

– Загадка разгадана! И в сериале «Перевал Дятлова» это показано. Когда-то я делал сериал из 12 отдельных серий про самые громкие дела Следственного комитета. Например, про расследование убийства зампреда Центробанка, про дело майора Евсюкова, который расстрелял людей в магазине.

Возникла возможность поговорить с руководством СК, со следователями и попросить их дать мне посмотреть дело Свердловской прокуратуры о гибели группы Дятлова. Существовало дело старое, и было доследование, то ли 2012-го, то ли 2014 года, которое вели уже современные следователи. Они пришли к окончательному выводу, что причиной смерти дятловцев был сход лавины. Не убийство, хотя в нашей картине показаны все версии.

Если бы они остались наверху, раскопали эту палатку, все бы было нормально. Но у них было несколько человек раненых, и они хотели спасти этих ребят, потащили их вниз. Думали, что очень быстро спустятся, найдут свой лабаз, разведут костер, согреются, поедят, и все будет здорово. Но в метель они заблудились, а назад уже вернуться не смогли. Фатальная случайность, ошибка. Но они настоящие герои, потому что бились до последнего ради спасения других и погибли из-за этого. И я подумал: ого, есть о чем снимать!

– Какие у вас планы? Продолжение «Успешного» будет?

– Надеюсь, что будет. С КION есть новые сериалы, которые мы сейчас запускаем. На ТНТ – «Наследство», на «Пятнице» мы очень долго делали с гендиректором канала, Николаем Картозия, сериал «Карьеристки» (и мне кажется, он суперклассный). 9 мая у нас состоится премьера полнометражного фильма «Блиндаж» – такое военное кино. И еще много проектов на год.