От Кейва до рейва: история музыкальной сцены Западного Берлина

Взгляд из-за океана

Первым из музыкантов, заговоривших о Берлинской стене, был Лу Рид. В 1972‑м он, бывший лидер новаторской нью-йоркской группы Velvet Underground, выпустил дебютный сольный альбом, на котором была песня Berlin. «Ты стояла в Берлине под стеной, пяти футов десяти дюймов ростом» – любовная история, навеянная новостями из Европы и романом Кристофера Ишервуда «Прощай, Берлин», по мотивам которого Боб Фосс снял фильм «Кабаре». В следующем году Рид записывает уже целую пластинку под названием Berlin. «Я никогда не был там, но меня пленила идея разделенного города, места, где люди могут оказаться по разные стороны непреодолимой стены», – объяснял музыкант. Разделенный Берлин стал для него символом изоляции, одиночества, расставания, потерянности современного человека.

Если Лу Рид посещал Берлин лишь в воображении, то его друзья Дэвид Боуи и Игги Поп решили познакомиться с городом в реальности. Боуи искал здесь спасения от разрушавшего его образа жизни: годы, проведенные в Лос-Анджелесе, оказались непрерывной «лихорадкой субботнего вечера»: дискотеки, кокаин, концерты – и так по кругу. Его физическое и психическое здоровье было в критическом состоянии. Игги Поп тоже устал путешествовать по реабилитационным клиникам, так что товарищи решили сменить среду обитания. Кроме того, Боуи очень интересовался новой немецкой музыкой: электроникой (Клаус Шульце, Tangerine Dream, Cluster и, конечно, Kraftwerk) и краут-роком (Can, Neu!). Он желал исследовать эти направления, игнорируя суету вокруг диско, в которую погрузились его ровесники. Перед тем как осесть в Берлине, в 1976 году друзья посетили Москву и скромными интуристами сфотографировались на Красной площади.

«Стена была прекрасна»

«Не все знают, что Берлин – очень специальное место. Мало детей, мало людей средних лет. В основном молодежь и старики, а между ними почти никого. И активное музыкальное движение. Прямо волшебная страна. Целый заброшенный город. Когда немцы проиграли войну и пришли русские, вся промышленность исчезла практически за одну ночь. Остался целый город прекрасных заводских строений. Гигантские лофты, построенные в двадцатые–тридцатые годы. Много свободного места, потому туда и ломанулись все художники, артисты и так далее», – писал Игги Поп в книге «Я хочу еще».

«Законы здесь попустительские, все вежливые: «да, сэр, нет, сэр». Не то чтоб им совсем наплевать на торговлю наркотой, просто людям не мешают оттягиваться. Город открыт круглосуточно. Это берлинская традиция, оставшаяся с веселых 1920‑х. Закрываются одни клубы, открываются другие, и так сутки напролет», – также сказано в этой книге.

А вот что говорит Бликса Баргельд, лидер культовой немецкой команды Einstürzende Neubauten: «Живя в Западном Берлине, я не понимал, как сильно он отличается от других городов. Я думал, так живут везде. И только когда начал ездить по миру с гастролями, я увидел, что это место было просто уникальным. Такого не было нигде».

«Забытым островом посреди Красного моря» называет Западный Берлин Гудрун Гут, активная участница берлинского музыкального движения, игравшая во множестве групп: Einstürzende Neubauten, Mania D, Malaria! и других. Игги Поп добавляет: «Этот прекрасный остров появился подобно тому, как вулканы создают острова в океане, – благодаря давлению противоборствующих сил. Причем они старательно игнорировали его существование, поэтому никто вас там не беспокоил. Стена была прекрасна».

Западный Берлин привлекал молодых немцев и искателей приключений из других стран подобно тому, как Запорожская Сечь привлекала всякого рода сорвиголов. Между прочим, жители «острова» освобождались от воинской повинности (вооруженными силами города считались армии США, Великобритании и Франции). После войны город сильно опустел – многие дома остались без присмотра. В конце 1960‑х их стали заселять хиппи и прочие вольнодумцы. Так началась история берлинских сквотов – нелегально занятых зданий, в которых обитали как одиночки, так и целые коммуны. Сквоты позволяли людям жить буквально на гроши.

«Большинство берлинских домов оставалось в послевоенном состоянии: в стенах следы от пуль и снарядов, никакой джентрификации», – описывает ландшафт тех времен Гудрун Гут.

Клаудиа Шкода, дизайнер одежды, близкая подруга Боуи берлинской эпохи, вспоминает город как место, где люди могли заниматься тем, чем хотели, не испытывая финансового давления, обычного для нынешних времен. «Жизнь бурлила ночью в клубах вроде «Парка» или «Джунглей».

Вольфганг Мюллер, музыкант, художник, участник группы Die Tо¨dliche Doris и автор книги о тех временах, называет Западный Берлин убежищем для всех, кому не нравились буржуазные настроения европейского общества, так или иначе сводившего всё к экономической целесообразности.

Пассажиры и герои

Свой переезд Боуи комментировал так: «Я поменял Лос-Анджелес, мировую столицу кокаина, на Берлин, мировую столицу героина. К счастью, последний меня не интересовал».

К счастью для всех, его интересовала музыка: не теряя времени, Боуи начал пользоваться всеми возможностями, которые дал ему новый город, и в итоге создал то, что принято называть берлинской трилогией: альбомы Low (1977), Heroes (1977) и Lodger (1979). В работе над первыми двумя ему помогал другой известный экспериментатор, «отец эмбиента» Брайан Ино. Он тоже был увлечен тем, что происходило в то время в немецкой музыке, и записал два совместных альбома с участниками берлинской группы Cluster и один – с коллективом Harmonia из Нижней Саксонии.

Боуи часто работал в студии Hansa, располагавшейся в двух шагах от стены. Из окна был виден сторожевой пост на территории ГДР, обитатели которого, по утверждению звукорежиссера Эду Мейера, пристально разглядывали происходящее в студии в бинокли.

Стена фигурирует в самой известной песне трилогии – Heroes. «Я помню, как мы стояли под стеной и пули свистели над нами, а мы целовались так, словно ничего страшного не может случиться». Немного напоминает мотивы из песни Лу Рида, только трагичнее.

Гудрун Гут так говорит о берлинском триптихе Боуи: «В этих записях он запечатлел мои сны, надежды и мою жизнь. Он вобрал в себя серый воздух тех дней: стена, латентный фашизм, который все еще был частью германской реальности, и это странное чувство одиночества, повисшее над Западным Берлином».

Боуи и Поп описывали проведенное в Берлине время как самое счастливое в жизни. Артисты наслаждались анонимностью – вежливые немцы делали вид, что не узнают их, даже если они были их поклонниками. Зоуи, сын Боуи, ходил в Берлине в школу. Жили скромно и относительно аскетично, снимая общую квартиру в Шенеберге. Из-за судебной тяжбы с фирмой MainMan Боуи приходилось экономить.

Творческие успехи Игги Попа в Берлине были не так велики – певец в основном отдыхал, гулял («я обошел каждый дюйм этого города»), зато познакомился с местной жительницей, фотографом Эстер Фридманн, с которой прожил семь лет.

Часто пишут, что его знаменитая песня Passenger передает впечатления от Берлина. Сам певец говорил, что эта вещь родилась после мирового турне с Боуи, в котором он почувствовал себя пассажиром в бесконечной поездке по ночным городам. Тем не менее записана эта песня, как и весь альбом Lust For Life (один из лучших у Игги Попа), именно в студии Hansa весной и летом 1977‑го. Что касается атмосферы берлинской жизни, то лучше всего ее передает трек Nightclubbing с предыдущей пластинки Попа – The Idiot (1977).

Дикий Запад

Боуи проторил дорожку в Берлин для многих западных артистов. Более того, во многом благодаря именно ему мир узнал о том, что происходит «за стеной». Однако нельзя сказать, что Боуи был единственным аттракционом в городе. К началу 1980‑х западноберлинская сцена накопила достаточно созидательной энергии, чтобы родить явление под названием Новая немецкая волна (Neue Deutsche Welle).

В послевоенной немецкой музыке доминировал шлягер, то есть эстрадная песня. В 1950‑е появился западногерманский рок-н-ролл: Петер Краус, Тед Херольд (немецкий Элвис) – подражательная музыка, как и творчество немецких бит-групп 1960‑х, по-своему копировавших The Beatles и The Rolling Stones. Но к началу 1970‑х в ФРГ были уже свои оригинальные коллективы, например, Amon Du¨u¨l из Мюнхена, Can из Кельна, Kraftwerk и Neu! из Дюссельдорфа. Они стали известны за пределами страны, прежде всего в Великобритании, где критики придумали новому музыкальному явлению несколько пренебрежительный термин краут-рок (от немецкого kraut – капуста).

В недрах Саксонии медленно вызревал один из главных немецких экспортных фруктов – Scorpions. Международный успех придет к ним в начале 1980‑х и потянет за собой массовое явление, достойное отдельного рассмотрения: немецкий хард-н-хэви (Accept, Warlock, Running Wild и т. д.).

В Западном Берлине главными местными достопримечательностями первой половины 1970‑х были Tangerine Dream, Cluster, Ashra, Клаус Шульце и Михаэль Хениг. Они создавали не ритмичный краут-рок, а пространственную экспериментальную музыку, порой расплывчатую и медитативную. В целом она была довольно мирной по сравнению с тем, что вскоре пришло ей на смену, хотя некоторые записи несут в себе и темные оттенки.

Культурная жизнь в этой части города была очень интенсивной, что постепенно привело местных музыкантов к пониманию самоценности своего творчества: на рубеже 1970‑х и 1980‑х молодые группы начинают отказываться от идеи петь на английском и прославиться за рубежом, что дает им особую степень свободы. Появляется куча юных дерзких команд, а песня группы Ideal Berlin становится гимном Новой немецкой волны.

Это был музыкальный бум, разошедшийся из Западного Берлина по всей ФРГ: Нина Хаген, Nena, Neonbabies, Malaria!, D. A.F. (Deutsch-Amerikanische Freundschaft), Der Plan, Die Haut и масса других интереснейших коллективов.

То была резкая, отчаянная, не слишком уютная музыка, соответствовавшая характеру тогдашнего Берлина. В ней были нервность и тоска. Особого упоминания заслуживают Einstürzende Neubauten, одни из отцов‑основателей стиля «индастриал», выразившие отчаяние и трагическое напряжение Западного Берлина – города, не то взятого в плен, не то, наоборот, освобожденного от всех обязательств.

«В Берлине в начале 1980‑х чего только не происходило. Фестиваль Geniale Dilletanten, например, был очень смешным и творческим. Ты запросто мог присоединиться к происходящему. Никто толком играть не умел, группы формировались буквально за ночь, а люди слышали то, чего они никогда до этого не слышали», – рассказывает Марк Ридер, англичанин, переехавший в Западный Берлин в 1978 году. На родине, в Манчестере, он играл в панк-команде
The Frantic Elevators. В Берлине Ридер организовал группу Die Unbekannten и помогал множеству немецких музыкантов. Например, ему удалось устроить панкам из Die Toten Hosen концерт в ГДР, что было совершенно нелегальной авантюрой. Приключения Ридера замечательно изображены в полудокументальном фильме «B‑Movie: Шум и ярость в Западном Берлине 1979–1989» (2015).

Тихий восток

На таком пестром и ярком фоне могло казаться, что к востоку от стены простирается культурная пустыня, скупо усеянная безрадостными булыжниками официально одобренных социалистической партией песен. Бликса Баргельд честно признавался, что ему было совершенно неинтересно, чем живет Восточный Берлин. «Ни в Англии, ни в Западном Берлине мне толком про Восточный Берлин тогда никто не мог ничего рассказать. Да и попасть туда тогда можно было только тем, у кого там жили родственники. Отношение к Восточному Берлину было враждебным и отрицательным», – говорит Ридер.

К востоку от стены со свободой творчества было, конечно, похуже, но и там кипела музыкальная жизнь: существовал свой не совсем официальный рок (City, Karat, Silly), свой андеграунд, свои панки – например, команда Feeling B, трое участников которой прославились позже в составе Rammstein. Панк-движение в ГДР вообще было довольно заметным (группы Planlos, Namenlos, Mu¨llstation, Sandow, Zerfall), даже слишком заметным, по мнению работников Штази: в 1983 году музыкантов Namenlos арестовали во время берлинского концерта. Собравшихся на демонстрацию в их поддержку арестовали тоже.

Пещера для Ника

Еще одним известным музыкальным мигрантом в Западный Берлин был Ник Кейв, уроженец Австралии. Он переехал в середине 1980‑х, после того, как его группа The Birthday Party, игравшая зловещий апокалиптический пост-панк, приказала долго жить. Проведя какое-то время в Лондоне, Кейв не нашел там подходящего круга единомышленников, кроме того, англичане слишком навязчиво давали понять, что не одобряют его увлечение героином.
Берлин же Кейву понравился еще во времена европейских гастролей The Birthday Party. «Их очень любили у нас, – вспоминал немецкий кинорежиссер Вим Вендерс, – когда они приезжали, то были самыми главными людьми в городе». Плюс, судя по приведенному выше высказыванию Боуи, с героином там проблем не было.

Как писал Клинтон Уокер, австралийский журналист и друг Кейва, «они собирались переезжать в Берлин, и мне это было понятно. Ведь все, что мы любили, пришло к нам из Берлина. Казалось, достаточно оказаться в этом городе – и все наладится само собой».

В Берлине Кейв нашел все, что искал: и единомышленников, и вдохновение. Здесь он собрал свою новую группу The Bad Seeds, с которой и прославился на весь мир. Кейв пригласил в команду главную местную достопримечательность – Бликсу Баргельда, перед которым благоговел. С Кейвом они стали друзьями не разлей вода.

В 1986 году в Берлин подтянулись и другие культовые австралийцы – Саймон Бонни и его проект Crime & the City Solution, укомплектованный бывшими участниками The Birthday Party. Они тоже органично встроились в местный пейзаж, и вскоре в Crime & the City Solution уже играли Крисло Хаас из D. A.F. и Александр Хаке из Einstürzende Neubauten.

Ник Кейв жил в районе Кройцберг. Тусовкам предпочитал уединение, работая над своим первым романом «И узре ослица Ангела Божия».

Если кому-то сумрачные декорации Западного Берлина и могли показаться серыми и удручающими, то для мрачной музы Кейва они были в самый раз. В этих декорациях артиста запечатлел Вим Вендерс в знаменитом фильме «Небо над Берлином». Тем не менее, прожив в городе-острове несколько лет, Кейв решил, что исчерпал тему, и отбыл в солнечную Бразилию.

Техно, рейв и разрушение

Во второй половине 1980‑х Новая немецкая волна пошла на спад, а у хмурой музыки The Bad Seeds появился конкурент – танцевальная электроника. Ее королем в Западном Берлине был провозглашен диджей WestBam (Максимиллиан Ленц).

Завезенный из Детройта стиль хорошо лег на берлинскую почву – недаром американские техно-отцы отталкивались в своих экспериментах от Kraftwerk, Tangerine Dream и им подобных. В техно соединилось все то, чем был богат Берлин: индастриал, панк и экспериментальная электроника.
Одним из энтузиастов новой музыки стал упоминавшийся выше Марк Ридер. В 1990 году он основал собственный лейбл MFS, издававший много техно и транса. О разрушении Берлинской стены обычно принято говорить с восхищением, но Ридер был одним из тех, кто чувствовал, что вместе со стеной исчезает целый мир: «Я понял, что моего маленького, приватного Диснейленда больше не существует».

Основывая лейбл, Ридер хотел дать возможность проявить себя восточногерманским артистам. В частности, он открыл молодого диджея Пола Ван Дайка, вскоре ставшего суперзвездой.

Летом 1989‑го, за несколько месяцев до падения стены, в Западном Берлине прошел первый Love Parade, в котором принял участие и WestBam. А в 1991 году, уже в объединенной Германии, этот диджей учредил свой фестиваль Mayday, ставший частью рейв‑движения. Как и в случае с техно, Берлин моментально усвоил родившуюся в Британии рейв‑культуру, сделав ее своей.

Стену «провожали» тоже с музыкой. Тут как нельзя кстати оказался Роджер Уотерс с песнями из альбома The Wall. Летом 1990‑го на Потсдамской площади на глазах у 200 тысяч зрителей он представил масштабную постановку с участием западных звезд: Брайана Адамса, Синди Лаупер, Шинейд О’Коннор. От немецкой стороны были певица Уте Лемпер, Scorpions и Восточногерманский симфонический оркестр.

Без стены

После воссоединения Германии и восстановления кровообращения между ее частями музыкальная сцена начала меняться. Теперь часто можно было услышать: «Самое интересное происходит в восточных районах». Наиболее известный музыкальный бренд Германии последних лет – группа Rammstein – выходцы из Восточного Берлина.

Сквотов стало еще больше: появилось много пустующих помещений – и жилых, чьи жильцы решили переместиться западнее, и промышленных (остановленные гэдээровские предприятия, заброшенные склады), а также тех, которые все время существования стены находились в зоне отчуждения. В них массово въезжали сквотеры из разных стран. Обычным явлением в сквотах 1990‑х были масштабные музыкальные концерты и рейвы. В таких бесхозных зданиях, с которыми власти не могли определиться, открывались клубы: Tresor, E‑Werk, Berghain.

Но за три десятилетия совместной жизни востока и запада город сильно обуржуазился, власти постепенно вытесняют всякую анархию, многие сквоты ликвидированы. Хотя Берлин все еще держит марку места, где делается самая актуальная электронная музыка. Тон задают местные лейблы, такие, как Pan, Ostgut Ton, Stroboscopic Artefacts.

Стены уже 30 лет как нет, но ее призрак витает над Берлином, одновременно пугая жителей и напоминая об удивительном «острове посреди Красного моря», в котором музыканты и художники были почти абсолютно свободны.