Когда есть с кем поговорить
Читая дебютную книгу Ляпунова, вспоминаешь совет Альбера Камю: «Хотите философствовать – пишите романы». Есть проза, возникающая из желания автора что-нибудь написать, а есть возникающая из желания высказаться. Перед нами второй случай. Это роман идей, облеченных в художественную форму. Прежде всего в форму диалогов.
Всем известно, как много говорят герои Достоевского, например в «Идиоте». Разговоры с утра до утра: напряженные, отчаянные. Иногда кажется, что у этих героев больше нет никаких дел, только говорить, говорить – следуя лихорадочному желанию великого писателя.
Персонажи Ляпунова разговаривают не меньше, однако им по-другому просто нельзя: все они на приеме у психолога. Да, главный герой «Хроник» – успешный столичный психолог Аркадий Кузнецов, к которому стекаются надломленные современники разных возрастов и занятий: страдающий социофобией программист-миллиардер Глеб, профессиональная феминистка Наталья, бывшая жена «нового русского» Светлана, стареющий наркоман Григорий, хипстер-журналист Арсений и другие разнообразные представители современного российского общества. Компания пестрая, но объединяет ее материальный достаток – всем им по карману недешевые услуги именитого Аркадия, чей телефон передают из уст в уста жители Москвы и гости столицы.
Изменение ума
Клиенты несут Кузнецову картины своих жизней, которые складываются в мозаичный портрет нашего современника. А отдельные посетители, вроде олигарха Глеба, тяготеют к глобальным рассуждениям – о мире, нравах, эволюции и деградации человека, тем самым переводя роман с уровня бытописательного на уровень размышлений о судьбах цивилизации.
Хипстер Арсений страдает от того, что журналистика стала работой на заказ, феминистка Наталья (она же отвечает в романе за политическую оппозицию) борется с патриархальностью, становясь ходячим лозунгом, а миллиардер Глеб – тот вообще кладезь рассуждений: от безответственности молодых людей, путающих жизнь с виртуальной реальностью, до претендующих на мировое господство англосаксов, Клауса Шваба и грядущего общества тотального контроля.
Действие романа начинается в 2019 году, и перед читателем строем проходят все перлы мировой и российской повестки: ЛГБТ, BLM, советский послевоенный матриархат, цифровое рабство, хайп, COVID-19, московская урбанистика, политизированная экология, Путин и его миссия – список из множества пунктов.
Но самым важным собеседником психолога Кузнецова неожиданно становится духовное лицо – архимандрит Серафим, некий вхожий в высшие слои церковной власти и в то же время очень человечный монах. Он как священник, много лет принимающий исповеди, устал от монотонности человеческих грехов. Совершив ритуал покаяния, люди снова и снова повторяют привычные грехи, не понимая, что настоящее покаяние – это не просто отчет перед батюшкой о содеянном, а изменение ума – именно так покаяние называется по-гречески (метанойя).
Концепция изменения ума, то есть фундаментальной перемены образа мышления, оказывается близка профессиональному психологу, но еще больше его цепляют рассуждения отца Серафима об Апокалипсисе, который, по мнению священника, стремительно приближается, так как человечество деградирует, забыв Бога, свою вечную душу и убедив себя в том, что на свете нет ничего, кроме материальных ценностей и телесных удовольствий.
Аркадий сначала недоумевает, чем же он может помочь такому мудрому и опытному человеку, а затем постепенно проникается влиянием отца Серафима, которое буквально переворачивает его жизнь. Отец Серафим, как и миллиардер Глеб, выразитель массы идей: от нового взгляда на предательство Иуды Искариота до концепции востоковеда Игоря Дьяконова о восьми фазах человеческой истории.
Психолог в кризисе
Герои романа не только надломлены, но и скованны: олигарх вынужден жить жизнью, которая ему противна, потому что на его фигуре завязаны интересы множества людей и большие деньги. Феминистка не может даже позволить себе купить телевизор, боясь осуждения соратников. Отец Серафим не может рассказать о своих печалях никому, кроме психолога, потому что боится непонимания церковного сообщества.
Надломлен и скован сам Кузнецов: мало того, что он пребывает в классическом кризисе среднего возраста (в профессии чувствует себя шарлатаном и тянет лямку только ради благополучия семьи), ему и обсудить-то это не с кем. В профессиональном сообществе за такое можно поплатиться потерей статуса, с родителями контакта нет (пожилой отец – бес в ребро – ушел к молодой студентке), лучший друг погибает в Сирии, да, впрочем, Кузнецов и раньше потерял с ним контакт, с тех пор как тот пошел вверх по служебной лестнице в ФСБ.
Остается только мудрая любящая жена – небольшой островок счастья в терзающем Аркадия бурном море проблем.
Материальный уровень героев романа упомянут не случайно: в мире Кузнецова обитают только люди обеспеченные, способные позволить себе перекусывать днем в ресторане в центре города и вывозить семью в отпуск на Сицилию. Персонажи ниже этой планки абстрактны и безлики: это либо дачники, к огорчению главного героя, в пятницу вечером ордами заполняющие пригородные шоссе и магазины, либо «Абиджоны» – так в книге собирательно называются коммунальные рабочие и таксисты родом из Средней Азии. Все они немного раздражают своей бестолковостью нашего лощеного Аркадия Аркадиевича.
Да, светило психологии – сноб, да еще и столичный: интеллигентные родители, детство в арбатских переулках, учеба на психфаке МГУ. Рассказы клиентов, бежавших в Москву с окраин Новосибирска и Архангельска, лишь цементируют веру Кузнецова в то, что если и есть жизнь за МКАДом, то весьма страшноватая.
Важен и возраст Кузнецова – 40 с небольшим лет; Аркадий появился на свет примерно тогда, когда «Вояджер» унес в космос первое послание к инопланетянам. Ключевые собеседники героя книги – Глеб, отец Серафим – примерно его ровесники. С «высоты прожитых лет» психолог позволяет себе близоруко путать младшие поколения: школьницу в 2019 году причисляет к миллениалам, не смущаясь тем, что людям, которых принято называть миллениалами, уже перевалило за 30, а пришедшая им на смену молодежь зовется поколением Z, или зумерами.
Зато Аркадий помнит советское детство, и это тоже немаловажно, ведь оно наградило его знаменитым советским двоемыслием, не раз упоминающимся в романе: декларируем одно, делаем другое. Правой рукой отдаем салют Ленину, в левой держим вожделенную зарубежную жвачку.
В сторону воронки
Это двоемыслие рождает нецельную, уклончивую жизнь, от которой не сильно, но хронически мучаются Кузнецов и его сверстники. А утешения в том, что последующие поколения будут не такими ущербными, тоже нет: молодые люди видятся психологу поверхностными, инфантильными, легко управляемыми соцсетями и прочими медиа. Снова и снова в романе повторяется мысль: цивилизация дошла до точки. Лишь в несчастном журналисте Арсении брезжит что-то человеческое, и на том спасибо.
Роман не зря назван «хрониками», темп его скорее дневниковый, чем остросюжетно-детективный: кабинет психолога, бесконечный чай, обстоятельные беседы в почти куртуазном тоне, иногда поход главного героя по магазинам, выезд к родителям на дачу или философская прогулка по улочкам Москвы.
Но с каждым диалогом, с каждым новым клиентом нарастает тревожное ощущение: приближается конец мира. Надломлены не только посетители офиса Кузнецова, надломлено все человечество, ударившееся в трансгуманизм, глобализм и виртуальные развлечения. Поэтому-то совершенно нерелигиозному и довольно саркастичному психологу становятся так близки идеи отца Серафима о неотвратимо надвигающемся Апокалипсисе. Впервые в жизни Кузнецов читает «Откровение» Иоанна Богослова.
Дальше – больше. Архимандрит Серафим, к удивлению самого Аркадия, становится таким важным человеком в его жизни, что и сравнить не с кем. Недоумение насчет того, зачем монах ходил к психологу, получает вероятный ответ: не за помощью, а затем, чтобы помочь.
Жизнь респектабельного психолога внешне размеренна и, кажется, идет как по рельсам. Но на самом деле вихрь мировых событий несет ее в сторону «воронки времени». Несмотря на тревожные симптомы конца света, Кузнецов, преображенный общением с отцом Серафимом, находит в себе гармонию и покой. Но это не то чтобы хеппи-энд: финал романа оказывается довольно неожиданным. Впрочем, обойдемся без спойлеров.
