Проблема девичьего платья
Хемингуэй родился в городке Ок-Парк недалеко от Чикаго. До дикой природы берегов озера Мичиган было рукой подать, и Эрнест с детства ходил с отцом и друзьями в походы, на охоту и рыбалку. «Когда я думаю о других странах или что-то пишу, перед моими глазами все равно стоит былое – залив, ферма, ловля пятнистой форели, замечательные дни на ферме у тетушки, наши походы на озеро Блэк и на Старден...», – признался он как-то своему другу Биллу Смиту.
У Эрнеста (названного так в честь деда) было четыре сестры и младший брат. Хотя Лестер был на целых 16 лет моложе, они очень дружили. Лестер тоже стал писателем и вскоре после смерти Хэма выпустил книгу воспоминаний о нем – довольно точную, что не очень типично для сочинений родственников знаменитых людей.
Отец Хемингуэя Кларенс был врачом и этнографом-любителем, а мать Грейс – оперной певицей, в молодости выступавшей в нью-йоркской филармонии. В провинциальном Ок-Парке ей пришлось довольствоваться ролью учительницы музыки, и всю свою энергию она направила на воспитание детей. Родители поддерживали в семье консервативные порядки, чтили предков-колонистов.
В книгах Хемингуэя много автобиографичного, и когда в них мы встречаем образ доброго, честного, но внутренне слабого отца семейства, смелого на охоте, но подкаблучника в отношениях с женой, то понимаем, что его прототипом послужил родитель автора.
С доминантной матерью отношения были еще сложнее. Взрослый писатель иногда говорил чуть ли не о ненависти к ней. Разоблачители хемингуэевского мачизма смакуют тот факт, что Грейс в детстве наряжала его в девчачью одежду и не стригла волосы, чтобы он походил на девочку. Но это была обычная для той эпохи практика, причем не только в Америке. И никого эта «принудительная феминизация» особо не травмировала – мужчины все равно вырастали мужчинами.
Первый во всем
С детства Эрнесту была присуща тяга к состязательности, он хотел быть первым во всем. В школе возглавлял несколько спортивных команд, побеждал в соревнованиях по плаванию и стрельбе, ездил в Чикаго тренироваться в боксерском клубе.
Но главными увлечениями юноши стали журналистика и беллетристика. Школьные газета «Трапеция» и журнал «Скрижаль» стали полигоном для первых литературных экспериментов будущего классика. Он писал в разных жанрах – от спортивного фельетона и музыкальных рецензий до художественных рассказов из жизни индейцев и вскоре «дослужился» до редактора «Трапеции».
Несмотря на страсть к литературе, Эрнест изучал жизнь не по книжкам: в его обычаях было проводить летние каникулы в странствиях, знакомясь с людьми, которым тоже не сиделось дома, а то и просто не имевшими его: бродягами, индейцами, проститутками, мелкими бандитами, опустившимися спортсменами.
После школы Эрнест вместо университета поступил в газету The Kansas City Star. Он решил стать писателем (позже говорил, что «всегда хотел им быть») и считал, что репортерство поможет ему в этом как ничто другое. Многие американские литераторы прошли школу журналистики. «Работая в Kansas Star, я старался о простых вещах писать просто», – вспоминал Хемингуэй. И этого принципа он придерживался всю жизнь.
Первая мировая
Весной 1917-го Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну, и молодежь начала записываться добровольцами на фронт. Хемингуэй с его стремлением быть «настоящим мужчиной» не мог равнодушно смотреть, как ровесники отбывают в Европу, чтобы совершать подвиги. Его дед воевал на Гражданской войне, индейцы, которыми Хэм увлекался в детстве, были воинами, и он тоже должен был стать воином, раз уж началась бойня. Политических соображений в ту пору у Эрнеста почти не было.
Вечно старый, вечно пьяный: 100 лет Чарльзу Буковски, одному из лучших американских писателей
В солдаты его не взяли: из-за травмы, полученной на ринге, у Хемингуэя плохо видел один глаз. Тогда он завербовался в санитарный отряд, направлявшийся в Италию. На фронте он нашел способ попасть на передовую: разносил по окопам почту, табак и прочее. Во время выполнения одного из таких заданий он попал под минометный обстрел. Контуженный и изрешеченный осколками (медики извлекли из него их более двухсот), Хэм тащил на себе раненого итальянца, пока пулеметная очередь не перебила ему ногу.
Несколько месяцев Эрнест пролежал в миланском госпитале, где у него был роман с медсестрой-американкой Агнес фон Куровски. Эта история 10 лет спустя в несколько измененном виде отобразилась в книге «Прощай, оружие!»
Выписавшись, Эрнест добился назначения лейтенантом в пехотную часть, но война вскоре закончилась. Домой он увез две награды: итальянский военный крест и серебряную медаль за доблесть.
Европейский корреспондент
Вернувшись на родину, Эрнест не находил себе места. Мирная жизнь казалась пресной, чуждой, он предпочитал проводить время вдали от людей, на природе, пытался писать прозу. Война стала тяжелым опытом: из-за пережитого на фронте и из-за контузии 19-летний ветеран не мог спать в темноте и был мучим кошмарами. И все же впоследствии Хемингуэй повторял, что «всякий опыт войны бесценен для писателя» и что во время боевых действий он «многое узнал про себя».
Перебравшись в поисках заработка в Чикаго, Хемингуэй познакомился с писателем Шервудом Андерсоном, который похвалил его первые рассказы, например, «У нас в Мичигане».
Устав от неприкаянности в Америке, Хемингуэй придумал «ход конем» – поработав немного в канадской газете Toronto Daily Star, он убедил редактора отправить его в Европу внештатным корреспондентом: без стабильной зарплаты, но с возмещением дорожных расходов.
Акула пера: как Хантер Томпсон стал заложником "Страха и отвращения"
Вместе с женой, пианисткой Хэдли Ричардсон, которую он встретил в Чикаго, Эрнест поселился в Париже – городе, полном таких же, как и он, американцев-экспатов. Некоторые из них после окончания Первой мировой не вернулись в Штаты, другие, как писательница Гертруда Стайн, переехали еще раньше, желая стать ближе к европейской культуре.
Сегодня «Париж Хемингуэя» – кафе «Клозери де Лила» и «Куполь» на Монпарнасе, площадь Сен-Мишель и другие связанные с писателем места – это культурно-туристический бренд. Его формированию поспособствовало романтическое описание парижской жизни в одном из последних произведений Хэма – автобиографическом «Празднике, который всегда с тобой».
Шервуд Андерсон снабдил Хемингуэя рекомендательными письмами к Стайн и поэту Эзре Паунду, и молодой писатель несколько лет рос под опекой этих столпов модернистской литературы. Но Хэм не оправдал их надежд и модернистом, играющим словами, в итоге не стал, хотя и любил крепко напиваться с автором «библии модернизма» – романа «Улисс» – ирландцем Джеймсом Джойсом.
Прощай, газета
В начале 1920-х Эрнест выпустил три малотиражных сборника стихов и рассказов. Их отметили несколько проницательных критиков, но настоящего успеха они не имели. Почти все ранние рукописи Хэма пропали вместе с чемоданом, украденным у его жены на Лионском вокзале.
Только хардкор: 60 лет напряженной жизни Генри Роллинза, панка и писателя
Как журналист Хемингуэй в начале 1920-х много перемещался по Европе, протоколируя эпохальные события: международные конференции в Генуе и Лозанне, Вторую греко-турецкую войну и массовый исход христианского населения из Малой Азии.
Но время шло, и честолюбивому Хемингуэю пора было становиться знаменитым. Репортерская работа из школы превратилась в помеху, и он бросил ее, сосредоточившись на романе.
Синклер Льюис, первым из американцев получивший Нобелевскую премию по литературе, немного завидовал Хемингуэю из-за того, что тот сумел отказаться от стабильного репортерского заработка ради свободы творчества. «Я стал ответственным журналистом и приобрел унылую привычку к деловитости и пунктуальности, – писал Синклер в одном из очерков. – Какая ошибка! Будь во мне больше этой бродяжьей закваски, какая была у Хемингуэя или По, я мог бы стать великим писателем, а не добросовестным хроникером семейных дрязг».
Вершина айсберга
В 1926 году вышел роман Хемингуэя «И восходит солнце» («Фиеста»), благодаря которому Эрнест наконец прославился.
Роман стал точным портретом «потерянного поколения»: молодых людей, травмированных большой войной, не находящих себе места в обычной жизни. Автором понятия «потерянное поколение» считается Гертруда Стайн, но она подслушала это выражение у одного французского автомеханика.
В романе не происходит ничего грандиозного: его герои, такие же экспаты, как сам Хемингуэй, перемещались по светским кругам, не совсем понимая, чему посвятить жизнь. Они не были пустыми кутилами и тяготились тем, как живут. Необычной была манера повествования – скупая и отстраненная, полная намеков, где за простыми фразами стояло что-то большее. Так за поверхностным разговором о погоде может скрываться трагедия человеческих взаимоотношений, но нужен большой талант, чтобы выразить это в тексте.
Хемингуэй считал, что текст – будь то короткий рассказ или роман – должен быть, как айсберг: небольшая видимая верхушка и огромный массив под водой. Наверху – это то, что написано, а внизу – то, что писатель знает о своих героях и изображаемой ситуации, но не рассказывает читателю. Автор должен знать о предмете намного больше, чем он говорит, только тогда читатель чувствует, что перед ним что-то настоящее, а не пустая фантазия. Хэм не раз говорил, что если писатель хорош, то в его книгах выдуманное выглядит правдивее самой реальности.
Именно это желание недоговаривать породило скуповатый хемингуэевский стиль, которому вскоре стали массово подражать.
Рыбак рыбака
Став знаменитостью в 27 лет, Хэм не остался в Париже. Он вернулся в Америку, где поселился на острове Ки-Уэст на юге Флориды с новой женой – журналисткой Полиной Пфайфер.
Есть писатели, для которых все, кроме литературы, второстепенно. Хемингуэй же стремился, чтобы его личная жизнь была не менее интересной, чем книги. В конце концов, эти книги не были чистой выдумкой – они росли из пережитого, пусть и не буквально, но в узнаваемых чертах воспроизводя реальность.
Чтобы иметь время и на жизнь, и на творчество, Хемингуэй придерживался строгого распорядка: подъем около шести утра и работа до полудня. А затем все остальное. Писатель мог крепко выпить вечером и куролесить допоздна, но просыпался всегда вовремя и в положенное время садился за письменный стол.
На Ки-Уэст Хэм, впервые оказавшись при деньгах, жил в свое удовольствие, пил кубинский ром с рыбаками и сам пристрастился к морской охоте.
Хемингуэй с пойманным тунцом
Akg-Images/Vostock PhotoПри этом он работал над одной из самых трагических своих книг –«Прощай, оружие!» Роман вышел в год начала Великой депрессии (1929) и вторил ей своим настроением, повествуя об утрате всего, что было дорого его герою. На настроение романа не в последнюю очередь повлияло самоубийство отца Эрнеста, поразившее его семью, как гром среди ясного неба. А собственно Великая депрессия отразилась в более позднем романе, «Иметь или не иметь» (1937).
Африка или смерть
Один из главных американских писателей, выделявшийся даже на фоне таких сильных фигур, как Дос Пассос, Фицджеральд или Фолкнер, Хемингуэй был скорее интернациональным человеком. Он и сам любил путешествовать, и за границей его любили даже больше, чем на родине. Многим американцам не нравились левые взгляды Хэма, а их отношение к серьезному чтению вышеупомянутый Синклер Льюис в своей Нобелевской речи (1930) красноречиво определил как «страх перед литературой».
В 1932-м вышел роман Хемингуэя «Смерть после полудня», воспевавший корриду как искусство, требующее исключительного мужества, а в следующем году на гонорар за сборник рассказов «Победитель не получает ничего» писатель отправился на сафари в Африку. Он давно об этом мечтал, поскольку желал доказать себе, что он отменный охотник. Охота вышла довольно успешной: десятки убитых антилоп, три льва, буйвол. Но природа отплатила Хемингуэю дизентерией, от которой писатель едва не умер. Оправившись, Хэм отобразил полученный опыт в повестях «Лев мисс Мэри» и «Зеленые холмы Африки», рассказе «Снега Килиманджаро».
Комплекс мачо
Коррида, охота, война, бокс – Хемингуэй строил свою жизнь на принципиально брутальных увлечениях, символизировавших для него максимальное мужество. Строил настолько истово, что это начинало казаться подозрительным.
«Жесткость Эрнеста в значительной степени была естественной, но при этом часто она прикрывала его уязвимость. Он был очень ранимым. Людям казалось, что он слишком уверен в себе, но я думаю, у него был комплекс неполноценности, который он тщательно скрывал», – говорила первая жена писателя Хэдли.
Чувствительность Хемингуэя не вызывает вопросов: человек с толстой кожей едва ли станет хорошим писателем. Но то, что полезно для литератора, порой вредно для солдата. Хэм же хотел быть и тем, и другим.
125 лет К.С. Льюису, автору "Хроник Нарнии" и апологету христианства
Он превратил свою жизнь в соревнование, поединок, в котором ежедневно должен был побеждать. Свой путь в литературе он описывал, как схватку на ринге: «Я начинал осторожно и сначала победил Тургенева. Потом стал тренироваться усерднее и побил Мопассана». Часто Хемингуэй действительно был на высоте, но некоторые успехи он преувеличивал. Например, в боксе.
Многим неспортивным друзьям Хэма пришлось пострадать от этой страсти писателя: оборудовав дома спортзал, он вызывал их на спарринг, нещадно лупя неподготовленных интеллектуалов. Но когда дело доходило до схваток с более опытными бойцами, случались вещи, неприятные для хемингуэевского самолюбия.
Товарищеский матч с канадским писателем Морли Каллаганом закончился нокдауном и разбитым лицом автора «Фиесты». Газеты быстро разнесли эту новость.
Боксеры-чемпионы Джек Демпси и Джин Танни отмечали, что Хэм был слишком эмоционален и порывист для хорошего бойца. Танни пришлось остудить писателя ударом по печени, а Демпси мудро отклонил предложение боя, боясь помять вспыльчивую знаменитость.
«Любой, кто более-менее серьезно занимался боксом, мог запросто уложить Хемингуэя», – считал критик Стивен Дж. Герц, а Гертруда Стайн вспоминала, что однажды Хэма отправил в нокаут его ученик, юноша, которому писатель взялся показать азы этого вида спорта.
Военно-полевой роман
В молодости Хэм был участником Первой мировой войны и корреспондентом на Греко-турецкой, а в зрелости побывал еще на двух – Гражданской в Испании и Второй мировой, теперь уже не для самоутверждения, а с полным осознанием своих политических мотивов.
Виденное в Испании пошатнуло его левые убеждения: он убедился, что коммунисты вовсе не ангелы, но молчал об этом, полагая, что такие вещи лучше обсуждать после победы. Впечатления от этой войны Хэм переплавил в роман «По ком звонит колокол» (1940). «Я должен был писать быстро, потому что чувствовал, что времени мало – надвигается новая война», – говорил он советскому писателю Константину Симонову. Опытный наблюдатель, Хемингуэй еще в середине 1930-х в статье «Заметки о будущей войне» предсказал неизбежность Второй мировой.
Хемингуэй и его жена Мэри Уэлш на Кубе, 1960
Akg-Images/Vostock PhotoИсповедуя полноту жизни во всех ее проявлениях, он умел совмещать войну с любовью. В Испании его сопровождала журналистка Марта Геллхорн, вскоре ставшая его женой, а во время Второй мировой подле Хэма была другая журналистка – Мэри Уэлш. В 1946 году Уэлш стала четвертой по счету и последней супругой писателя.
Легко ли быть человеком: 125 лет писателю Эриху Марии Ремарку
На Второй мировой Папа Хэм, как его называли солдаты, особенно отличился. Сперва его вклад в победу выглядел несколько гротескным – он пытался отслеживать на своем катере немецкие подлодки у берегов Флориды. Но летом 1944-го перешел к более решительным действиям: вместе с британскими летчиками участвовал в рейдах на Германию, а затем в составе союзного десанта высадился в Нормандии и с 4-й пехотной американской дивизией двинулся на Париж. В пути он сдружился с местными партизанами и собрал из них разведывательный отряд.
Художник Джон Грот, видевший его на фронте, вспоминал: «Проходившие мимо солдаты останавливались, чтобы выпить с ним. Они знали его не как писателя, а как Папу, который был вместе с ними в течение всего похода через Францию. Он был везде, где были они. Другой рекомендации ему не требовалось».
Последним батальным эпизодом Хэма стали тяжелые бои на линии Зигфрида. Писатель впервые участвовал в войне, после которой не было мрачного осадка на душе. К тому же он еще раз доказал себе, что он бравый мужчина.
Хемингуэй с капитаном американского военного корабля, 1944
AP/TASSСтарик и море рома
Привыкшему всегда быть первым Хемингуэю не довелось узнать, что чувствует литератор, когда о нем начинают говорить, что он исписался. На шестом десятке Хэм продолжал покорять новые вершины: получил сначала Пулитцеровскую, а затем и Нобелевскую премию за повесть «Старик и море». Он жил вольной жизнью на Кубе, ежедневно справляя «праздник, который всегда с тобой» с помощью друзей (от простых работяг до знаменитых матадоров и голливудских звезд), больших доз алкоголя и сытной еды. Он снова охотился в Африке, два раза едва не разбившись на самолете, некоторые газеты даже успели опубликовать некрологи.
Фотографии этого седобородого мужчины в свитере грубой вязки украшали не только обложки популярных журналов, но и стены многих квартир, особенно это было в ходу в Советском Союзе. У нас Хэм шел в паре с Ремарком, который тоже убедительно писал о мужестве и дружбе.
«Мое поколение не только выросло на Хемингуэе, но и превратило его в русского писателя, причем любимого. Списанный у Хемингуэя образ жизни был, как это водится в России, важнее собственно литературы», – говорил писатель и журналист Александр Генис о себе и ровесниках, чья юность пришлась на 1960-е.
У Хемингуэя был пафос покорителя мира, женщин, альфа-самца, одинаково ловкого и в словесности, и в бою. Вряд ли ему недоставало самоиронии: думается, человек с таким чувством юмора, как у него, мог распознать свои слабости и уязвимость своей позы не хуже тех, кто над ним потешался. Но его выбором было подражать льву, а не пересмешнику.
Безусловно, Хэм стал ролевой моделью для многих других писателей. Один из самых очевидных примеров: создатель Штирлица и мастер детективного жанра Юлиан Семенов.
Последняя охота
Иногда пишут, что с возрастом у Хемингуэя развилась мания преследования: ему казалось, что за ним следит ФБР. Спустя годы выяснилось, что слежка действительно велась.
Но и проблемы с психическим здоровьем у стареющего писателя действительно были. Развилась мнительность. Вспышки гнева сменялись приступами страха, во время которых прославленный смельчак не мог выйти из гостиничного номера несколько дней.
За полгода до смерти Хемингуэй побывал в Испании на корриде. Когда настало время лететь в Америку, он запаниковал, решив, что из-за изменившихся правил провоза багажа авиакомпания не позволит ему взять на борт несколько сотен сделанных им фотографий. Друзья были изумлены, узнав о столь мелкой причине беспокойства человека, который всегда казался титаном.
Врачи в Америке определили у писателя маниакально-депрессивный психоз и предложили лечение электросудорожной терапией – пропускание через мозг разрядов тока. После этих процедур Хэм, по свидетельствам очевидцев, сильно изменился. Он обнаружил, что утратил способность писать, то есть придумывать истории и переносить их на бумагу. Скорее всего, это был временный побочный эффект жесткого лечения, но Хэму казалось, что это навсегда. Депрессия не проходила, физические недуги усиливались.
Меньше всего покорителю мира Хемингуэю хотелось предстать перед этим миром беспомощным инвалидом. И раз уж его не удалось убить ни нескольким войнам, ни авто- и авиакатастрофам, ни дизентерии, ни алкоголю, он решил сделать это сам.
2 июля 1961 года 61-летний Хемингуэй застрелился из любимого охотничьего ружья. Самоубийства стали проклятием рода Хемингуэев: Эрнест последовал за отцом, а потом с собой покончили сестра Урсула, брат Лестер и внучка Марго. Возможно, это вид душевной болезни, передающейся по наследству.
Считал ли Хемингуэй, что уходит непобежденным, или, наоборот, впервые признал свое поражение, неизвестно. Может быть, в то время все эти вопросы уже казались ему мелочью.