Эта система гарантировала максимальную надежность вкладов. В 1‑й половине XIX века Россия, в отличие от Западной Европы, не знала ни шумных банкротств банков, ни паники вкладчиков. Российская империя единственная в мире без ограничений принимала вклады в свои госбанки и платила по ним 4% годовых «в серебре», исправно начисляя даже «сложные проценты». К концу царствования Николая I общая сумма вкладов в госбанках и «кассах» составляла фантастические для той эпохи цифры – 691 млн руб. серебром, в бумажных деньгах – более миллиарда!
При этом частный банковский капитал в нашей стране тогда оказался если не маргинален, то весьма ограничен. «Приватные» банкирские дома были заметны лишь в трех городах Российской империи – в Петербурге, Одессе и маленьком Бердичеве. Столица просто не могла обойтись без присутствия отечественных и иностранных банкиров. В Одессе, главном торговом центре обширной Новороссии, частными банкирами выступали крупнейшие греческие и французские торговцы. А маленький уездный городок Бердичев, расположенный к юго-западу от Киева, был главным финансовым центром еврейской «черты оседлости» – здесь на Золотой улице работало аж восемь «банкирских домов».
В остальной Российской империи частные коммерческие банки практически не были заметны. Более того, выдающийся министр финансов той эпохи Егор Канкрин, носивший генеральские погоны и являвшийся настоящим финансовым героем наполеоновских войн, был убежденным противником частных банкиров. По его мнению, увеличение роли «приватного» банковского капитала лишь привело бы к спекуляциям и разорению дворянства, падкого на шикарную жизнь в кредит.
Действительно, к середине XIX века российское дворянство умудрилось заложить в банки 61% всех своих крепостных. Однако другое сословие – купечество – явно тяготилось отсутствием доступного кредита. Не случайно в «купеческих» пьесах Александра Островского, знаменитого драматурга той эпохи, ни разу не упоминаются банки, зато полно сетований на дороговизну кредита.
Историки до сих пор спорят, насколько была оправданна негативная позиция министра финансов и самого царя в отношении частных коммерческих банков. Система госбанков эпохи Николая I действительно обеспечивала уникальную надежность вкладов. Однако вторая важнейшая функция банков – кредит, прежде всего для коммерции и промышленности – была куда менее эффективна. Популярный в ту эпоху публицист Николай Огарёв весьма едко писал: «Зло монополии казенного кредита произошло не от доступности его заемщикам, а от доступности вкладчикам, которые без всякого труда живут на проценты. Это сделало из казенных банков средоточие самого тупого и скучного ростовщичества…»
Ту же проблему отмечал и вполне лояльный чиновник, директор канцелярии Минфина Юлий Гагемейстер: «Количество вкладов постоянно возрастает, ибо при малом развитии промышленности и беспечности русского дворянства капиталисты находят более удобным вверять деньги банку и довольствоваться малыми процентами, чем пускаться в неверные предприятия…»
Император Николай I, понимая дефект системы, пытался устранить его двумя способами – увеличением числа «земских» и «общественных» банков, а также сведением госбанков и многочисленных «касс» в единую, хорошо управляемую систему. Первое почти удалось – к 1850 году по всей стране возникло два десятка новых «общественных банков». Однако все попытки наладить систему, эффективно инвестирующую огромные накопления госбанков в промышленность, так и не удались.
