Что мешает государству навести порядок в рыболовецкой отрасли?

Устаревший флот, низкая глубина переработки и добавленной стоимости, производительность труда, отсутствие инфраструктуры, браконьерство… Перечислять можно очень долго, но все это лишь последствия. Настоящая причина одна – теневая организация рынка. Российский бизнес существует в полукриминальной зоне.

Основные финансовые потоки идут через офшоры, прибыль оседает в зарубежных банках. В переработку никто не вкладывается, флот не модернизируется, за рубеж (Корея, Китай, Япония, США, Норвегия) продается полуфабрикат (мороженая тушка), а обратно ввозится филе в ледяной глазури (40% льда) и сорная рыба (пангасиус, тилапия), выращенная в китайских питомниках на комбикормах и антибиотиках.
Государство 10 лет уговаривало «теневиков» вкладываться в отрасль, снижало налоги, давало время «на подумать». За 10 лет действия исторических квот «рыбные олигархи» не сделали ничего или почти ничего. И тогда государство решило изменить правила игры и ввести сначала инвестиционные квоты, а потом крабовые аукционы.

В прессе поднялся вал публикаций против новых правил. Государство обвиняли в преступном непонимании отрасли, в олигархических играх и коррупции. Судя по всему, теневой рынок бросил колоссальные средства на то, чтобы сохранить за собой право наживаться на эксплуатации государственного ресурса.

Тем не менее закон об аукционах уже подписан президентом и вступил в силу. Назад дороги нет, но разобраться, кто и во что играл в этом скандале, следует досконально.

Исторический принцип

В скандале было две стороны. Минсельхоз, Росрыболовство и ФАС выступали за реформирование рыбной отрасли. Якобы сама отрасль и рыбаки протестовали, отстаивали исторический принцип распределения квот на вылов морских биоресурсов. Под отраслью подразумевались хозяева бизнеса, под рыбаками – руководители многочисленных лоббистских структур, этими «хозяевами» сформированных.

Иными словами, офшорные миллиардеры, построившие теневой рынок и превратившие Дальний Восток в депрессивную территорию, требовали оставить всё как есть. Как заявил главный лоббист позиции «оставьте всё нам» глава Всероссийской ассоциации рыбопромышленников и экспортеров (ВАРПЭ) Герман Зверев, анализ первой сотни мировых рыбных компаний показывает: мы на верном пути.

Слова Зверева можно было бы посчитать троллингом, если бы за исторический принцип не высказались в разное время такие известные люди, как Евгений Ясин, Александр Шохин, зампред Госдумы Ольга Епифанова («Справедливая Россия»), депутаты Алексей Веллер («Единая Россия»), Андрей Андрейченко (ЛДПР) и Владимир Блоцкий (КПРФ), а также член комитета Совета Федерации России по конституционному законодательству Елена Афанасьева. Аргументация была разная, но очевидно одно: на позиции Минсельхоза и Росрыболовства явно организовали мощное давление, дабы остановить реформу отрасли. Силы и средства, судя по всему, были задействованы огромные.

Главный аргумент сторонников исторического принципа – «вы что, хотите повторения передела конца 90‑х и начала нулевых?». На фоне медийного крика про разборки 90‑х никто не слышал противоположные аргументы: 87% рыбного экспорта из России – это мороженая тушка (полуфабрикат), изношенность рыболовецких судов достигла 91,5%, Приморье из-за безработицы покинуло почти 40% населения (демографическая катастрофа).

Первую цифру озвучил 19 октября 2015 года на заседании президиума Госсовета по вопросам рыбохозяйственного комплекса президент страны Владимир Путин. Вторую – председатель комитета Госдумы по экологии и окружающей среде Владимир Кашин там же. А третья фигурирует из отчета в отчет Министерства Дальнего Востока.

Спору нет, прививку от передела страна получила сильную. Но в данном случае сторонники «оставьте всё нам» путают причину и следствие. Делают они это сознательно, потому что именно они проводили тот самый передел в 90‑х годах, и именно они потом с помощью введения исторического принципа этот передел зафиксировали. Знают, о чем говорят. Известна и цена вопроса.

Занимательная математика

На заседании Госсовета в Ново‑Огарево глава Росрыболовства Илья Шестаков озвучил цифру инвестиций в отрасль за 2014 год – 12,7 млрд рублей. Важна не сумма, а процентное соотношение инвестиций к обороту отрасли – 7,5%, по словам Шестакова. В сельском хозяйстве в целом этот показатель составляет 26%. Это о поднимающейся с колен отрасли и запредельном росте инвестиций, о котором кричат лоббисты старой схемы.
Путем простых арифметических действий можно подсчитать, что годовой оборот рыбной отрасли приближался к 170 млрд рублей. В 2017 году оборот отрасли, по официальным данным, составил 310 млрд рублей, а инвестиции остались на прежнем уровне. Это без учета теневого фактора. На заседании Госсовета Илья Шестаков привел еще одну цифру: удельная стоимость 1 т экспорта из схожих с Россией по ресурсам стран на 1/3 выше. То есть 170 млрд надо как минимум увеличить на 60. Но и это не вся сумма. Есть еще и браконьерство, о котором тоже много говорили в Ново‑Огарево.

К примеру, за I квартал 2010 года таможня России дает цифру экспорта в Японию 7364,6 т морепродуктов, а по данным таможни Японии, из России ввезено 26 983,1 т. Разница в 3,7 раза. В 2007 году эти данные расходились в 5,3 раза; в 2008-м – в 5,1; в 2009-м – в 2,6. Примерные потери государства только по браконьерским поставкам в Японию составили $900 млн в 2007 году, $1200 млн – в 2008‑м, $800 млн – в 2009‑м.

Напоминаю, это годы действия «исторического принципа», который 10 лет назад пробили хозяева офшорного бизнеса и привлеченные лоббисты. Если верить японцам, то почти вся дальневосточная квота краба выгружается к ним. В США, Канаду, Европу, Китай и Южную Корею российский краб не поставляется. При этом на рынке США камчатский королевский краб из России занимает около 80%. Но это опять же по их данным, по нашим данным нашего краба в таком количестве там нет.

Есть и еще более простые подсчеты. Общая квота вылова краба на Дальнем Востоке и в Северо-Западном бассейне составляет 120 тыс. т. Экспортная цена краба (а 97% улова идет на экспорт) в зависимости от вида составляет $10–30 тыс. за тонну. Итого по средней цене $20 тыс. получается $2 млрд, или 130 млрд рублей в год по сегодняшнему курсу (без учета браконьерства).

Доходность в добыче краба достигает 80%. Значит, «на кармане» у крабовых олигархов за 10 лет действия исторического принципа должно остаться 1 трлн 4 млрд рублей. Понятно, что курс доллара скакал, у олигархов были дополнительные потери. Понятно, что есть еще взятки таможне, пограничникам, чиновникам различного уровня. В общем, не все так сладко в крабовой отрасли, как некоторые в Росрыболовстве думают.

Еще одна цифра напоследок: физически в общем объеме вылова российских биоресурсов крабу принадлежит 2%, а в ценовом выражении – 17%. Подсчитать, сколько скрывается от налогов и угоняется в офшоры, труда для читателя не составит. Стоит ли удивляться, что среди главных организаторов кампании за сохранение исторического принципа в прессе называют крабового монополиста Мурманска, совладельца Северо-Западного рыбопромышленного консорциума Геннадия Миргородского.

Кто тут крайний?

Исторический принцип ввели в 2008 году. Этому предшествовало еще одно заседание президиума Госсовета по управлению рыбохозяйственным комплексом России, которое прошло в Астрахани в 2007 году. Именно тогда президента убедили закрепить квоты за прежними владельцами на 10 лет, обещая стремительный рост инвестиций.

Среди главных аргументов были изношенность на 80% рыболовецкого флота, серый экспорт, аренда старых иностранных судов и так называемые «квотные рантье» – владельцы квот, которые сами не ловят, а перепродают их иностранцам. Выступая на Госсовете, глава Минсельхоза Алексей Гордеев заявил, что российский экспорт биоресурсов составляет 1,3 млн т в год и только 300 тысяч из этого объема проходит таможенное оформление.

Первый заместитель председателя правительства Сергей Иванов рассказал, что в советское время в рыбной отрасли работало 10–12 крупных производственных объединений, которые ловили рыбу по всему миру. Сегодня на 1800 компаний приходится 3700 судов. Иванов назвал их компаниями-«живопырками».

Действительно, о каких инвестициях, о какой береговой переработке и развитии отрасли может идти речь, когда на каждую рыболовецкую компанию приходится по 1,5 судна? Сплошной малый бизнес, «песочница». Как заявил тогда глава Росрыболовства Андрей Крайний, мы арендуем у иностранцев суда без экипажа и рыбу туда продаем со скидкой. Это и есть экономика «рыбных рантье».

В общем, говорили все и всё правильно. Но вот предложение по выходу из сложившейся ситуации потрясло своей логикой Владимира Путина. Как отметил Андрей Крайний, сегодня у нас квоты на 5 лет закреплены, а мы планируем их закрепить на 10 лет. Когда президент возразил, что, «опираясь на исторический принцип, мы это жульничество будем сохранять вечно», его тут же бросились разубеждать.

Решающий аргумент привел глава Росрыболовства. Он рассказал про Китай, который выделил $700 млн на скупку наших компаний, и про китайскую компанию «Пасифик Андес», которая контролировала 30% добычи российского минтая. «Эту сурепку надо прорядить, – образно заметил Крайний. – Порядок наведем».

Уже упоминавшийся Герман Зверев тогда обещал: «Получив квоту на 10 лет, рыбопромышленники инвестируют в развитие отрасли в 2–3 раза больше, чем записано в Федеральной целевой программе развития рыболовства. Причем не только в модернизацию и строительство судов, но и в перерабатывающие предприятия на берегу». («Российская газета» от 19 августа 2008 г., «Селедкина доля»).

Как показал Госсовет‑2015, лукавили оба: и Крайний, и Зверев. Изношенность судов за 10 лет выросла с 80% до 91,5%, а проблема «квотных рантье» осталась ключевой в отрасли. И ничего им за это не было. Крайнего уволили из Росрыболовства, а Зверев даже в гору пошел как лоббист.

Оба защищают сегодня «исторический принцип». Крайний как независимый эксперт, Зверев как член правления и председатель комиссии РСПП по рыбному хозяйству.

Передел переделу рознь

Выступая на Госсовете‑2015, глава антимонопольной службы Игорь Артемьев сказал, что мы обсуждаем те же самые вопросы, что в 2007‑м, на прошлом Госсовете. За это время помимо минтаевого картеля («Пасифик Андес») были вскрыты вьетнамский, норвежский и крабовый картели. «Ассоциации, которые любят защищать отрасль, – подчеркнул глава ФАС, – регулировали вывоз рыбы в иностранные государства, чтобы в Россию в том числе завезти поменьше, чтобы цена была повыше».

Как Росрыболовство в течение 10 лет «сурепку прореживало» и боролось с картелем «Пасифик Андес», свидетельствует несколько цифр. В 2008 году российский рыбный экспорт составил (в основном минтай, сельдь, треска, камбала) 76,9 тыс. т, из них в Китай – 43,6 тыс т. В 2009 году соответственно – 620,7 тыс. т и 376,6 тыс. т; в 2010‑м – 1050,7 тыс. т и 620,8 тыс. т; в 2011‑м – 1071,958 тыс. т и 661,433 тыс. т.

В Китае на российской рыбе за это время в провинции Циндао был создан колоссальный комплекс с общим числом рабочих мест 30 тыс. Как делится прибыль между поставщиками мороженой тушки и теми, кто ее перерабатывает в филе, муку, рыбий жир и сурими (чистый белок, из которого делают крабовые палочки и икру), можно понять по китайской статистике.

Стоимость общего объема китайского импорта рыбной продукции первичной обработки (мороженая тушка) в 2012 году составила $4,79 млрд. Экспорт переработанной рыбной продукции по физическому объему почти совпал с импортом (40% ледяной глазури на филе), а его стоимость достигла $11,24 млрд. Рост за счет добавленной стоимости – 134,7% (в 2,35 раза).

Кстати, Зверев все это время возглавлял Ассоциацию добытчиков минтая, которую ФАС России назвала главным лоббистом интересов «Пасифик Андес» в России. Подсчитать доходы рыбных и крабовых олигархов, а следовательно, потери страны просто. Стоит ли после этого удивляться списку привлеченных к теме лоббистов и экспертов.

Как говорилось выше, главный аргумент защитников такой политики заключается в тезисе «вы что, новый передел в отрасли хотите устроить?» В пример ставилась нефтяная отрасль, где лицензии на добычу не выставляют на аукцион каждые 10–15 лет.

Понятно, почему «нефтянка». Рыба, как и углеводороды, является природным ресурсом, она не создается тяжелым трудом хлеборобов или металлургов, а воспроизводится матушкой-природой. Рыба, как и углеводороды, принадлежит государству, а получатели квот и лицензий являются всего лишь пользователями. Аргумент убойный.

Во‑первых, нефть, в отличие от рыбы, невосстанавливаемый ресурс. Во‑вторых, разработка месторождения требует вложений, а рыбу уже лет 20 ловят на старой и ржавой рухляди. В‑третьих, налоговая нагрузка в «нефтянке» несопоставима с рыбной. Плата за вылов тонны краба составляет $100 при цене на нее $10–30 тыс. на внешнем рынке. И, наконец, в‑четвертых, да! Мы хотим нового передела!

В «нефтянке» государство сумело навести порядок, налоги в отрасли выросли на порядки, объемы добычи и разведка растут. В рыбной отрасли тоже пора сменить управленцев. Одно дело – криминальный передел советских производственных предприятий под местное чиновничество. Совсем другое – передел под контролем государства с выводом бизнеса в прозрачную налоговую зону.

Как рассказал на Госсовете‑2015 глава ФАС Игорь Артемьев, главным секретом в стране сегодня является «рыбохозяйственный реестр», в котором отражены все держатели квот на вылов морских биоресурсов. Федеральная антимонопольная служба не смогла его получить. Банковскую тайну оказалось легче обойти, чем посмотреть на владельцев квот.

Кстати, на Госсовете в Астрахани в 2007‑м губернатор Мурманской области Юрий Евдокимов попросил участников не горячиться, на что Владимир Путин ответил: «Горячность – это в сумасшедшем доме, а мы с вами пять лет занимаемся этим и не можем сделать как следует». Сумасшедший дом продолжался еще 10 лет. Теперь государство решило положить этому конец.