Фактор риска: как Киев пытается бить по российской "нефтянке"

• Размер ущерба
• Поработали в полную силу
• Два месяца на ремонт
• «Очнитесь, никто нас не защитит»
• Совместными усилиями

Размер ущерба

Российская нефтеперерабатывающая отрасль восстанавливается после серии аварий, которые могут быть связаны с атаками украинских дронов. По данным Росстата, производство бензина в стране в период с 8 по 14 апреля выросло до 845,9 тыс. тонн – это примерно на 12% больше, чем неделей ранее, когда российские нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ) смогли выпустить лишь 754,4 тыс. тонн. Принципиальный вопрос: что будет дальше? Ведь Киев обещает продолжить атаки, а одной из главных целей ВСУ по-прежнему будут объекты российского нефтегазового комплекса.

Украинская сторона уже высказывала планы построить в 2024 году 20 тыс. беспилотников с радиусом действия несколько сотен километров и не менее тысячи БПЛА с дальностью полета 1 тыс. км и более для атак вглубь территории России. В начале апреля германская газета Bild утверждала, что 10 украинских компаний в текущем году поставят ВСУ дроны, способные пролетать до 2,5 тыс. км и наносить удары по Уралу и Заполярью. А киевское конструкторское бюро «Луч» еще в 2020-м показало БПЛА «Сокол-300», собранный из западных комплектующих, который в автономном режиме может преодолевать до 3,3 тыс. км.

Сведения о количестве атак и ущербе, который уже нанесен отечественной «нефтянке» украинскими БПЛА, сильно разнятся – официальной информации на этот счет нет, поэтому российские и зарубежные эксперты вынуждены оперировать вторичными данными. Германская Deutsche Welle (внесена в реестр иностранных агентов) утверждала, что с февраля 2022 года по конец марта 2024-го Киев не менее 37 раз атаковал энергетические объекты РФ, и до 80% налетов были успешны. По данным журнала Forbes, только в 2024 году совершено не менее 11 атак неприятельских дронов на объекты нефтегазового комплекса, ударам подверглись не меньше семи нефтеперерабатывающих заводов, на которые приходится до трети мощностей по производству бензина и дизельного топлива.

Понятно, что атаковать – еще не значит сломать, а тем более уничтожить. Однако ущерб, по всей видимости, оказался вполне чувствительным. По оценке главного директора по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексея Громова, в результате «внезапных аварий» из строя было выведено от 10 до 15% действующих мощностей по нефтепереработке. Это вполне коррелирует с данными Росстата об объемах производства. Так, в декабре 2023 года в стране было выпущено 4054,1 тыс. тонн бензина и больше 7737 тыс. тонн «дизеля», а в феврале 2024-го производство составило 3638 тыс. тонн и 6946 тыс. тонн соответственно. То есть минус 10,3% по бензину и минус 10,22% по дизтопливу.

Урон заметный, однако на внутреннем рынке он практически не сказался. Почему так? Если говорить о «дизеле», то его мы производим гораздо больше, чем потребляем: общий объем выработки превышает 78 млн тонн, из которых внутри страны потребляется лишь 39 млн тонн – остальное идет на экспорт. «Аварийные остановки ряда российских НПЗ привели к небольшому сокращению российского экспорта дизтоплива и росту мировых цен на нефтепродукты», – говорит собеседник «Профиля». Что касается бензина, то объем его потребления в России составляет порядка 38 млн тонн, и мощности отечественных НПЗ (с учетом экспорта) лишь ненамного перекрывают эту цифру.

Поработали в полную силу

Купировать негативные последствия от выведения из строя части производств помогли сразу несколько факторов. Во-первых, мощности нефтеперерабатывающих заводов никогда не загружаются на 100% – это создало бы высокий риск аварий и перегрузки систем. Норма нагрузки НПЗ в мире – от 80 до 90%, объяснил Алексей Громов. Российские предприятия загружены на 85%, максимум на 90%. Поэтому потери, связанные с незапланированным выбытием мощностей, оперативно могут быть компенсированы за счет дозагрузки незадействованного оборудования других производств. Именно так и у нас и поступили.

Во-вторых, еще в феврале правительство РФ ввело шестимесячный мораторий на экспорт бензина – он будет действовать с 1 марта по 31 августа 2024-го. Как пояснял вице-премьер Александр Новак, это нужно для «нивелирования ажиотажного спроса» и стабилизации цен на нефтепродукты, особенно в период полевых работ.

В прошлом году экспорт бензина составлял 10% от общих объемов производства, напомнил директор Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов: «Это объемы, которые с точки зрения интересов внутреннего рынка можно потерять вполне безболезненно, потому что ограничение на экспорт даст рынку дополнительно те самые 10%». Кроме того, зима и ранняя весна – низкий сезон, когда спрос на нефтепродукты падает, а заводы традиционно уходят на ремонт. Гораздо хуже было бы, говорит эксперт, если б атаки противника пришлись на летний период, когда наблюдается сезонный скачок спроса.

И все же некоторые проблемы возникли. По сообщению Reuters, для предотвращения дефицита Россия в марте примерно в пять раз нарастила закупки бензина в Белоруссии. Как раз в марте наблюдалась и максимальная просадка по производству: по данным Росстата, за неделю с 18 по 24 марта производство этого топлива сократилось на 7,4% по сравнению с предыдущей неделей.

Однако обращение за помощью к Минску, скорее всего, связано не с падением производства. Вернее, не только с ним. Дело в том, что дозагрузка мощностей на НПЗ, не подвергшихся атакам вражеских дронов, дала дополнительную нагрузку на логистику. «Где-то наблюдался дефицит цистерн, где-то провозные мощности не справлялись с увеличившимися поставками нефтепродуктов, – рассказал Алексей Громов. – Для купирования этой проблемы мы могли разово обращаться к белорусским партнерам для обеспечения в первую очередь наших северо-западных регионов».

Кроме того, объявленный властями запрет на экспорт не является абсолютным: поставки топлива в ЕАЭС и в страны, с которыми у Москвы имеются долгосрочные соглашения, продолжатся. И это тоже могло потребовать покупки дополнительных объемов бензина.

Два месяца на ремонт

На короткой дистанции российским властям удалось купировать проблемы, вызванные атаками украинских дронов. Дозагрузка свободных мощностей, оптимизация железнодорожных маршрутов и закупка нефтепродуктов в Белоруссии помогли избежать дефицита топлива и роста цен на заправках сейчас и позволят избежать этого в ближайшие полтора-два месяца. Что будет дальше, зависит от того, как быстро удастся отремонтировать поврежденные производства и сможет ли российская ПВО не допустить новых «хлопков» и «внезапных аварий». Если заводы отремонтируют быстро, а новых ударов не последует, считаем, что трудности позади. Но если ремонт затянется, а производства будут и впредь выходить из строя, то риски могут принять структурный характер, предупреждает Алексей Громов.

Власти обещают, что ущерб, нанесенный части отечественных НПЗ, удастся устранить в течение максимум пары месяцев, то есть к июню все должно заработать. Эксперты разводят руками: сроки ремонта – это гадание на кофейной гуще, поскольку нет достоверной информации о повреждениях. Такие данные имеются лишь у специалистов, работающих на НПЗ, и владельцев компаний, но они ими не делятся.

Опираться лишь на статистику производства топлива – не слишком корректно, ведь, как уже говорилось, рост выпуска бензина и дизтоплива может быть обусловлен дозагрузкой незадействованных мощностей. Остается ориентироваться на заявления о вводе в строй производств, бывших в ремонте. В конце марта сообщалось, что Рязанский НПЗ запустил поврежденную вражеским БПЛА установку по первичной переработке нефти. В результате объем загрузки был доведен до 60% от доаварийного уровня. Заработал принадлежащий «Лукойлу» НПЗ в Волгограде…

Это хорошо, но есть и тревожные звоночки. В январе был поврежден НПЗ НОРСИ в Нижнем Новгороде – из-за аварии здесь прекратила работу одна из двух установок каталитического крекинга. Сейчас конец апреля, но последствия не устранены, и предприятие до сих пор стоит. Мы точно не знаем, какие повреждения на НПЗ «Танеко» в Татарстане и на ряде других производств. Что ж, будем надеяться, что максимум через два месяца большая часть поврежденных установок заработает.

«Очнитесь, никто нас не защитит»

Но вызов номер один – это все же не ремонт поврежденного оборудования, а риски новых ударов и новых разрушений. Тем более что большая часть нефтеперерабатывающих предприятий РФ расположена в европейской части страны, то есть в зоне досягаемости неприятельских дронов.

По мнению Алексея Громова, существует необходимость пересмотреть архитектуру безопасности стратегических объектов ТЭК, поскольку меры, которые принимаются для их защиты, «видимо, недостаточны». Не добавляют оптимизма и заявления некоторых российских функционеров о том, что компании должны сами позаботиться о своей безопасности.

После прилета вражеского БПЛА по промышленным объектам в Елабуге глава Татарстана Рустам Минниханов посоветовал бизнесменам не ждать, «когда сработает противоракетная оборона», поскольку та «решает другие задачи», а справляться своими силами. «Очнитесь, ребята, никто нас не защитит, кроме самих себя», – сказал чиновник. Похожее заявление сделал и председатель комитета Госдумы по обороне Андрей Картополов. В эфире телеканала «Соловьев Live» он посоветовал корпорациям купить и поставить на свои заводы средства по борьбе с дронами.

Надо признать, что прикрыть все без исключения объекты, которые потенциально могут стать целями украинских БПЛА, невозможно, пояснил «Профилю» эксперт в области беспилотных систем, руководитель информационно-аналитического центра «Новые технологии» Денис Федутинов. Да и традиционная защита со стороны ПВО не абсолютна и при определенных условиях «способна пропускать некоторые цели».

Противник атакует промышленные объекты в РФ достаточно крупными БПЛА со взлетным весом от нескольких десятков до нескольких сотен килограммов. Такие аппараты вполне эффективно обнаруживаются и поражаются современными зенитными ракетными комплексами ближнего действия, такими как «Панцирь» или «Тор-3». Но, как не раз отмечалось, тот же «Панцирь» – штука дорогая, и выпущено их не так много. По данным бюллетеня The Military Balance, в 2022 году российские ВКС, ВМФ и войска ПВО располагали в общей сложности менее чем 120 «Панцирями». Сколько их имеется в настоящий момент, неизвестно. Но на все стратегические заводы, мосты и иные объекты по «Панцирю», скорее всего, не поставишь.

Вдобавок неприятель использует тактические приемы, затрудняющие обнаружение БПЛА. Например, составляет маршруты полета с учетом рельефа местности, чтобы при попадании дрона в зону действия ПВО время нахождения в ней (а значит, и доступное время реакции для операторов средств противодействия) было минимальным.

Сами средства нападения тоже постоянно совершенствуются. Первые украинские БПЛА имели спутниковое наведение, а следовательно, были уязвимы для средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ). В дальнейшем дроны стали дополнять инерциальными системами наведения, которые помогают проходить зоны действия РЭБ. Если верить западным СМИ, сейчас в распоряжении ВСУ есть беспилотники с системами распознавания местности на основе искусственного интеллекта. Такие аппараты летят автономно, сверяясь с электронной картой (как беспилотные такси), и не нуждаются в каких-либо каналах связи.

Совместными усилиями

Что касается предложения нефтяникам защищаться своими силами – здесь мнения экспертов разделились. По словам Алексея Громова, чтобы предприятия могли эффективно отражать атаки БПЛА, их нужно наделить соответствующими юридическими полномочиями. Ведь на промышленных объектах придется размещать «серьезные средства защиты», а это уже компетенция не частных компаний, а государственных силовых структур. «Иначе необходимо менять законодательство об охране стратегических объектов в сфере ТЭК, – говорит эксперт. – По сути, это пролог к созданию частных военных структур по охране промышленных объектов, ведь существующие охранные предприятия такими полномочиями не наделены».

Денис Федутинов уверен, что так далеко заходить не стоит. Бизнесмены могут ограничиться привлечением охранных компаний, имеющих портативные средства радиоэлектронного подавления (так называемые антидроновые ружья), или закупать подобные «дронобойки» для собственных подразделений охраны. Правда, эксперт признает, что эти меры «в значительной степени будет носить галочный характер» и эффект от их применения «вряд ли будет адекватен современным угрозам». Дело в том, что большинство портативных «глушилок» рассчитаны на частоты, которые используются производителями коммерческих, а не боевых дронов.

Константин Симонов полагает, что нужны совместные усилия госструктур и компаний: крупные заводы должны быть прикрыты «Панцирями», и это задача силовиков, а мелкие и средние предприятия могут использовать доступные средства РЭБ, защитные сети и прочее. По его словам, в рамках апрельского Национального нефтегазового форума «активно предлагались рыночные варианты защиты». Впрочем, собеседник «Профиля» подчеркнул, что не готов оценить их эффективность.

«Я исхожу из того, что и сами заводы, и силовые структуры какие-то уроки извлекли, и больше дроны в НПЗ попадать не будут. Честно говоря, будет удивительно, если эти безобразия продолжатся», – заключил Симонов.

Увы, но доступными на сегодняшний день техническими средствами и организационными мерами можно лишь снизить результативность таких атак и причиняемый ими ущерб, говорит Денис Федутинов. Единственным способом свести к нулю атаки с помощью беспилотников на российские объекты является завершение военной операции, говорит эксперт, подчеркивая: «Заморозка конфликта в этом плане не является исчерпывающим решением проблемы. Только победа над противником может радикально уменьшить такого рода атаки».