Монархии Персидского залива и энергетическая безопасность в эпоху COVID-19

У пяти бед – один ответ

У арабских монархий из-за COVID-19 неприятности возникли сразу на нескольких направлениях. В первую очередь глобальный избыток нефти усилил конкуренцию между ее производителями. Например, за китайский рынок сегодня борются Саудовская Аравия, ОАЭ, Ирак, Россия, нефтепроизводители Латинской Америки и Западной Африки. Резкое падение цен на углеводороды размыло границы региональной специализации поставок, открыв доступ потребителям к нетрадиционным для них поставщикам. Причем в марте–мае производителям нефти бороться приходилось не столько за расширение своей доли рынка, сколько за ее сохранение в условиях падающего спроса, что превратило эту борьбу в кровавый бой без правил. С началом постепенного восстановления объемов потребления нефти в Европе и Азии ситуация несколько улучшилась, но пока не вернулась на докризисные позиции.

Обострилась борьба и внутри ССАГПЗ, что будет иметь для членов этого клуба не самые хорошие последствия. Так, планы Катара нарастить объемы поставок СПГ и ввязаться в ценовую войну за сбыт газа с США, Австралией и Россией заставляют Оман задуматься о том, найдется ли место на внешних рынках для его продукции. А избыток легкой нефти может заставить Бахрейн отказаться от увеличения экспорта и перенаправить потоки сырья на нужды собственного НПЗ.

Во-вторых, на фоне усилившейся конкуренции и снижения доходов значительно ухудшились макроэкономические показатели членов ССАГПЗ. Во многих из этих стран возник бюджетный дефицит. Так, Кувейт столкнулся с угрозой исчерпания валютных резервов, а Оман оказался на пороге долгового кризиса. И это при этом, что и до начала пандемии бюджеты ряда стран ССАГПЗ (в первую очередь Саудовской Аравии) были дефицитными. С учетом доминирующей роли государства в финансировании экономического развития монархий Персидского залива сокращение поступлений нефтедолларов неизбежно замедлит реализацию ключевых проектов и программ развития (например, саудовскую «Видение-2030»), что, вместе с замедлением экономики, приведет к остановке роста ВВП стран ССАГПЗ в 2020 году, сказавшись и на социальных показателях.

В-третьих, пандемия грозит затормозить и развитие самого нефтегазового сектора стран ССАГПЗ. С одной стороны, национальные нефтяные компании (ННК) будут вынуждены пересмотреть свои расходы на 2020–2021 годы, о чем уже заявили Saudi Aramco и Qatar Petroleum. Происходить это будет не только из-за уменьшения выручки, но и потому, что руководители стран ССАГПЗ постараются выжать из ННК деньги на поддержание социально-экономической стабильности, лишая их возможности вкладываться в развитие. Так, несмотря на сокращение доходов, Saudi Aramco решила не урезать выплаты дивидендов в этом году, основная масса которых в дополнение к существующему налогу на доходы компании (50%) и роялти (15% с дохода от экспорта нефти до вычета налогов) пойдет в карман государства. Также Saudi Aramco решилась на покупку акций нефтехимической корпорации SABIC, средства от продажи которых поступят в инвестиционный фонд Saudi Public Investment Fund (PIF), спонсирующий реализацию амбициозных саудовских программ развития.

В условиях долгосрочной разбалансировки рынка и весьма туманных перспектив роста цен на углеводороды привлекательность нефтегазового сектора членов ССАГПЗ для крупных инвесторов также снизится. Не будут способствовать этому и усиление роли государства в экономике арабских монархий Персидского залива и изменение налоговых режимов (как, например, трехкратное повышение НДС в Саудовской Аравии), обусловленные принимаемыми мерами по борьбе COVID-19.

Для основных игроков, таких как Saudi Aramco и Qatar Petroleum, сложившаяся ситуация все же не так драматична, как для менее крупных производителей. Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар, скорее всего, столкнутся с замедлением реализации своих планов развития нефтегазового сектора. А, например, для Бахрейна все может быть куда хуже: вероятно, Манама уже не сможет начать добычу трудноизвлекаемых нефтегазовых запасов.

В-четвертых, коронакризис показал, что значение ОПЕК+ как регулятора снижается. Ее возможностей уже недостаточно для мгновенной стабилизации рынка. Восстановление спроса будет медленным и зависит от динамики ситуации с COVID-19. Ожидается, что среднегодовое падение предложения в 2020-м составит не менее 8,1 млн баррелей в сутки (против 7,2 млн баррелей в сутки сокращения ее предложения). По оценкам Международного энергетического агентства, если не будет второй волны эпидемии, то спрос на нефть вернется к уровню 2019 года лишь в 2022-м. Помимо медленного восстановления спроса мировая экономика все еще будет «сжигать» баррели нефти, накопленные в хранилищах за время избыточного предложения в первой половине 2020-го, обеспечив период относительно невысоких и неустойчивых цен на нефть и в 2021 году. Вторая волна эпидемии грозит ухудшить ситуацию, сделав восстановление мирового потребления нефти еще менее предсказуемым.

А в короновирусе ли дело?

Как уже было сказано, большая часть вышеперечисленных проблем возникла не из-за пандемии. COVID-19 стал лишь катализатором, а предпосылками послужили: 1) сланцевая революция, 2) начавшийся переход на безуглеродную энергетику.

Благодаря технологической революции (и не только!), позволившей наладить массовую экономически оправданную добычу трудноизвлекаемых сланцевой нефти и газа, США не только превратились в крупнейшего производителя и экспортера углеводородного сырья, но и стимулировали возникновение новых рыночных игроков в других странах. Именно благодаря им с 2011 года предложение нефти опережало спрос на нее. Образовавшийся избыток, в силу технологических особенностей сланцевого производства, не смогли убрать ни ценовая война 2014–2016 годов, затеянная саудитами, в том числе, чтобы разорить американских сланцевиков (тогда Эр-Рияду удалось отвоевать у остальных игроков лишь 1% рынка), ни совместные действия ОПЕК+ по сокращению добычи с января 2017-го. В итоге избыток предложения нефти в 2020-м планировался на уровне 2 млн баррелей в сутки, что и без пандемии привело бы к снижению цен (хоть и не столь критичному).

Другим важным итогом сланцевой революции стала обострившаяся конкуренция между производителями в условиях изменения направления торговых потоков и общей нестабильности рынка. США из крупного импортера нефти превратились в экспортера, став конкурентом традиционных поставщиков черного золота. В итоге значительная часть мирового экспорта перенаправилась в Азию – основной рынок для углеводородов, добываемых в ССАГПЗ.

Одновременно чувствительность производителей сланцевой нефти к колебаниям цены сократила длительность нефтяных циклов и изменила их амплитуду: теперь взлеты и падения цен, обусловленные спадом и наращиванием производства, будут происходить чаще, но сами цены не смогут долго оставаться высокими. В таких условиях шансы возникновения «идеального шторма», когда естественный спад производства под давлением высоких цен, стимулирующих избыточное предложение, может совпасть с форс-мажором, дополнительно сокращающим объемы покупки углеводородов, весьма велики. Это и произошло в момент начала пандемии коронавируса. Не говоря уже о том, что именно сланец ослабил ОПЕК, которой для регулирования рынка в условиях быстрого увеличения объемов производства понадобилось расширение до ОПЕК+. Однако даже после этого организация смогла влиять на ценовую динамику лишь очень ограниченно, т. к. сокращая объемы производства (фактически уступая долю рынка), она обеспечивала благоприятные ценовые условия не только для себя, но и для производителей сланцевой нефти.

Технологический прогресс вкупе с ростом внимания к проблемам экологии привели к тому, что вопрос полного отказа от ископаемого топлива перестает быть чисто теоретическим. Из-за этого в Азии рост потребления углеводородов будет замедляться, а в Европе и вовсе стагнировать. COVID-19 показал, что может стать с нефтепроизводителями, если глобальная потребность в их товаре снизится. Более того, вероятно, нынешние перипетии нефтяного рынка и сопутствующие им неприятности сподвигнут государства быстрее переходить на более чистые источники энергии. Падающие цены на природный газ (во многом обусловленные теми же причинами, что определяют снижение цены нефти) способны сделать его «зеленым топливом для бедных» – развивающихся стран, потеснив на этих рынках уголь и нефть.

Отношение к проблеме безопасности экспорта углеводородов из стран ССАГПЗ также начало меняться задолго до пандемии. Избыток нефти и понимание того, что Персидский залив остается важным, но далеко не единственным источником поставок, повлияли на многое. Уже к 2018-му рынки перестали паниковать при возникновении производственных шоков, связанных с политическими рисками в Персидском заливе и за его пределами. Характерно, что в 2018–2019 годах ни нестабильность производства нефти в Ливии, ни практический уход с рынка нефтепроизводителей Ирана и Венесуэлы серьезно не сказались на ценах. Даже атака хуситов на нефтедобывающую и нефтеперерабатывающую инфраструктуру Саудовской Аравии в сентябре 2019-го оказала на рынок лишь краткосрочное воздействие. Неудивительно, что в нынешнем году, на фоне пандемии и переизбытка предложения нефти, рынок практически не реагировал ни на обострение отношений США и Ирана, ни на новые попытки хуситов обстреливать территорию Саудовской Аравии.

Тест коронавирусом

Пандемия стала тестом, позволившим больше понять особенности и четче выделить слабые места политических режимов стран ССАГПЗ и их социально-экономических основ. В первую очередь она напомнила о необходимости пересмотреть наше понимание энергетической безопасности региона. С конца 1960-х подразумевалось, что главное – это интересы потребителей нефти (а потом и газа), экспортируемой из стран ССАГПЗ. Представление о углеводородах как об уникальном, конечном и неравномерно распределенном ресурсе, спрос на который обычно превосходит предложение, на многие десятилетия закрепило представление, что обеспечение энергетической безопасности стран ССАГПЗ сводится исключительно к стабильности и физической безопасности поставок углеводородов из региона.

Однако понятие энергетической безопасности куда сложнее. Учет всех интересов потребителя не означает соблюдения интересов производителя энергоресурсов, для которого гарантированная возможность осуществлять поставки по приемлемым ценам может быть залогом существования (особенно если речь идет о странах, в значительной степени зависящих от сырьевого экспорта), то есть безопасности. Резкое и беспрецедентно глубокое падение спроса на нефть, вызванное пандемией коронавируса, привело к столь же беспрецедентно избыточному предложению, из-за чего покупатели оказались в более выгодном положении, чем продавцы.

Пресыщение рынка снизило значимость углеводородов как «уникального» ресурса, дав потребителям возможность выбирать среди поставщиков, предлагающих наиболее низкую цену. На фоне резко усилившейся конкуренции перед странами ССАГПЗ остро встал вопрос обеспечения устойчивого доступа к рынкам сбыта, а также адекватного развития собственной экономики, включая нефтегазовый и нефтехимический секторы. Иными словами, произошло смещение акцентов в вопросе обеспечения энергетической безопасности стран ССАГПЗ с защиты интересов потребителей нефти на защиту интересов ее производителей.

Резюмируя, можно сказать, что мир вступил в эпоху относительно низких цен на углеводороды, частых рыночных колебаний, ограниченного потенциала роста спроса на нефть и ожесточенной конкуренции. Старые правила в этих условиях работать будут неэффективно, а любое решение проблем стран ССАГПЗ и их нефтегазового сектора должно быть ориентировано не столько на борьбу с последствиями пандемии COVID-19, сколько на купирование негативных последствий глубинных процессов, чье влияние на экономику арабских монархий Персидского залива лишь усугубила пандемия.