Почему современная Россия не сможет повторить советскую индустриализацию 1930-х

• Капитализм: хоть черту, хоть Сталину
• Социализм: «Умрем, но вывезем!»
• Пуды золота и миллионы смертей
• Гастарбайтеры первых пятилеток
• Придется самим

Капитализм: хоть черту, хоть Сталину

Еще в марте 2022 года российские СМИ со ссылкой на Минпромторг сообщали: доля импорта в сфере станкостроения у нас превышает 90%, в сфере тяжелого машиностроения – до 80%, по телекоммуникационному оборудованию – 86%, по автозапчастям – 95%. Даже в товарах повседневного спроса зависимость от импорта составляет 75%, а в сегменте детских игр и игрушек – 92%. К сожалению, заметных шагов по изменению ситуации с тех пор не предпринято. И, как отмечал известный экономист Яков Миркин, в условиях изоляции, «если не случится чуда», нашу экономику ждет откат на 30–50% в технологиях и оборудовании. Но возможно ли это чудо?

После обрушившегося на РФ вала западных санкций немало публицистов, политиков, экономистов говорили, что изоляция – это даже хорошо, это шанс слезть наконец с сырьевой иглы и провести новую индустриализацию. При этом нередко вспоминался опыт первых советских пятилеток. Мол, СССР тогда смог, и мы сейчас сможем.

Увы, но именно советский опыт в условиях изоляции абсолютно невоспроизводим. Потому что индустриализация 1930-х годов проводилась не вопреки Западу, а при его активной поддержке и с его участием. В СССР тогда широким потоком лились передовые американские и немецкие технологии, ехали инженеры, технические специалисты и просто квалифицированные рабочие. Все предприятия, созданные в годы первых пятилеток, как минимум были оснащены западным оборудованием и монтировались под руководством иностранных спецов либо полностью строились за границей, привозились в разобранном виде в СССР и собирались здесь, как конструктор.

Именно так возводился знаменитый Сталинградский тракторный завод – его спроектировала чикагская компания Albert Kahn Inc, принадлежавшая промышленному архитектору Альберту Кану. Само предприятие было смонтировано на территории США, затем разобрано, перевезено и за полгода собрано вновь в Сталинграде. Руководила ударной коммунистической стройкой-сборкой группа американских инженеров во главе с Джоном Найтом Колдером.

Вообще советская индустриализация – это в каком-то смысле выставка достижений и возможностей американской промышленности. Не менее прославленный Челябинский тракторный (в годы войны он выпускал средние танки Т-34 и тяжелые ИС) тоже проектировало бюро Кана, строился он также под руководством американцев и оснащался американским же оборудованием. Сходящие с его конвейеров легендарные тракторы С-65 «Сталинец» являли собой адаптированные копии американских тракторов Caterpillar 60.

На Днепрогэсе крутились, вырабатывая электричество, турбины General Electric и Newport News Shipbuilding, а постройкой днепровской плотины руководил мэтр гидротехнических сооружений Хью Линкольн Купер. Магнитогорский металлургический комбинат проектировался и строился под руководством компании Arthur G. McKee and Co. из США. Доменные печи «Магнитки» и других металлургических предприятий, запущенных в первые пятилетки, проектировали инженеры американской Freyn Engineering Co. При желании этот список можно продолжать.

Разумеется, капиталисты помогали СССР не из любви к идеям Маркса и Троцкого. Просто в конце 1920-х на Западе разразилась Великая депрессия с кризисом перепроизводства, оборот мировой торговли сократился на две трети, оборудование, приобретенное или произведенное до кризиса, пылилось без дела, и компании готовы были продавать его кому угодно – хоть черту, хоть Сталину. Причем с изрядным дисконтом.

Социализм: «Умрем, но вывезем!»

В Кремле, конечно же, видели, что «мировой капитал» переживает не лучшие времена. В докладе Наркомата внешней торговли и промышленности РСФСР со ссылкой на данные Американской ассоциации промышленных экспортеров (American Manufacturers Export Association) в 1928 году отмечалось, что «имеются огромные запасы новых машин, которые из-за отсутствия рынков сбыта не могут быть проданы», а потому технику можно приобрести «значительно дешевле первоначальной цены». Строительное оборудование по ряду позиций подешевело на 30%, электрооборудование – почти на 18%, премиальная оптика Carl Zeiss предлагалась с 10-процентной скидкой, а измерительные приборы той же фирмы шли с дисконтом 13%. Такие цифры приводил автор книги «Периферийная империя» Борис Кагарлицкий (признан иноагентом).

Сталин и его единомышленники понимали, что у них появился уникальный исторический шанс, который вряд ли когда-нибудь повторится. «У Советского государства есть реальная возможность приобрести в необходимых размерах на мировом рынке машины, оборудование, металл. Было также очевидным, что новая возможность расширения импорта не может быть продолжительной», – отмечалось в документах XVI съезда ВКП(б).

Но, чтобы использовать это окно возможностей, требовались колоссальные деньги, причем очень быстро. Рыночными методами в короткие сроки мобилизовать финансовые ресурсы было, скорее всего, нереально – вспомним растянутую на четверть века и до конца не завершенную индустриализацию царской России. На счастье большевиков, в их распоряжении имелась крайне жесткая модель управления, позволявшая эффективно выжимать средства. Источниками инвестиций стали колоссальный налоговый гнет и тотальный вывоз за рубеж всего, что могло иметь хоть какую-то ценность на мировых рынках, – от зерна, мехов и нефтепродуктов до сушеных грибов и картин из Эрмитажа. На экспорт шли лесоматериалы, железная руда, лен, пенька и пакля, изделия кустарей, спички, икра, сало, сухофрукты и многое другое. В списках Наркомата внешней и внутренней торговли СССР есть такие экзотические позиции, как ивовый прут, плетеные корзины, соленые огурцы и мясные отходы.

Но главным экспортным ресурсом, конечно, было зерно. Ко второй половине 1920-х русская пшеница уже вернулась на мировой рынок, правда, советские экономисты сетовали на слишком малые размеры экспорта. Теперь же Сталин требовал «бешено форсировать вывоз хлеба», иначе Страна Советов останется без новых машин и заводов. Если царскому министру финансов Вышнеградскому приписывают лозунг «Недоедим, но вывезем!», то девиз большевиков можно сформулировать как «Умереть, но продать!». Ибо хлеб вывозился из страны независимо от того, был ли год урожайным и хватало ли продовольствия на внутреннем рынке.

Ведущий научный сотрудник Института экономики РАН Эдуард Соболев в работе «Кризис нэпа и выбор пути социально-экономического развития России» отмечал, что начиная с 1928 года валовый сбор хлеба падал (исключением стал урожайный 1930-й), а хлебозаготовки и экспорт росли. И если в 1930 году собрали 771,6 млн центнеров хлеба, а вывезли 48,4 млн, то в 1931-м при сборе 694,8 млн центнеров вывезли уже 51,8 млн.

Пуды золота и миллионы смертей

Беда в том, что цены на отечественное продовольствие и сырье падали быстрее, чем цены на западное оборудование. Чиновники «Союзпродэкспорта» в отчете за 1931 год жаловались, что динамику мировых цен на советский экспорт можно изобразить «в виде кривой, беспрерывно падающей». В первую пятилетку валютная выручка от внешней торговли составила лишь 60,5% от намеченного планом, хотя по физическому объему план был выполнен на 95%, – эти данные приводятся в трехтомнике доктора экономических наук Ивана Гладкова «История социалистической экономики СССР». Из-за удешевления сельхозпродукции Советское государство потеряло на экспорте 1873 млн руб., сэкономив на импорте 772,6 млн руб. Таким образом, финансовые потери в 1931 году составили 1100,4 млн руб.

Чем дешевле продавалось зерно, тем больше требовалось его вывозить. Объемы поставок зерна, например, в Великобританию в денежном выражении увеличились с 21,051 млн фунтов в 1927 году до более 34,245 млн фунтов в 1930-м. И даже в условиях неурожая 1932 года СССР продолжал выполнять обязательства по отправке продовольствия на Запад. Прямым результатом этой торговли стал голод 1932–1933 годов, от которого, только по официальным данным, погибло порядка 7 млн человек. Это в том числе плата за индустриализацию.

На рубеже 1920–1930-х годов в СССР развернулась масштабная антирелигиозная кампания, завершившаяся фактической ликвидацией православной церкви. По словам историка Николая Борисова, из порядка 50 тыс. приходских храмов осталось несколько сотен, из примерно 1 тыс. действующих монастырей – лишь несколько единиц. Надо понимать, что советское богоборчество имело не только, а возможно, и не столько идеологический контекст, сколько экономический. Марксистов-практиков интересовали церковные ценности – изделия из золота и серебра, которые переплавлялись в слитки, после чего пуды драгметаллов отправлялись на Запад.

Даже частным лицам запрещалось хранить драгоценности и валюту – их надлежало сдавать государству за символическую плату. Тот, кто этого не делал, считался преступником. Только в 1930 году ОГПУ передало государству изъятых у граждан ценностей на 10 млн золотых рублей, а в 1932-м – более чем на 15 млн.

Для советских трудящихся годы первых пятилеток отмечены резким усилением налогового гнета. Больше всего доставалось крестьянам: средний колхозный двор РСФСР в качестве налогов и «добровольных» платежей отдавал около трети своего скудного дохода (это не считая норм по сдаче государству хлеба, мяса и т. д.). Одним из «сравнительно честных способов отъема денег у населения» стали гособлигации – ценные бумаги, которые в добровольно-принудительном порядке приобретались советскими трудящимися. Предполагалось, что когда-нибудь вложенные деньги вернутся, но надежда эта была очень призрачной. Чтобы как-то подсластить владельцам облигаций горькую пилюлю, для них проводились специальные лотереи: по номерам госбумаг разыгрывались призы в виде товаров народного потребления – благо в дефиците тогда числилось практически всё.

Гастарбайтеры первых пятилеток

В итоге, несмотря на трудности с притоком валюты, план по ввозу в страну машин в первую пятилетку был выполнен на 105,6%. По данным Гладкова, к концу пятилетки Советский Союз занимал первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 году в СССР было направлено около трети, а в 1932-м до половины всего мирового экспорта машин.

Но кроме машин и производственных линий необходимы люди, способные их смонтировать и обслуживать. Оказалось, что вопрос свободных рабочих рук стоит в СССР не менее остро, чем вопрос капитала, – революционные потрясения нанесли страшный удар по демографии. Общие потери от Гражданской войны, эмиграции, голода и террора в период с 1918 по 1933 год можно оценить примерно в 24–31 млн человек. Пролетарская революция поглотила добрую часть не только русской интеллектуальной, в том числе научно-технической элиты, но и пролетариата.

Жертвы революции

По данным Большой российской энциклопедии, за время Гражданской войны по разным причинам погибло от 10 млн до 17 млн человек, из них боевые потери составили не более 20%. Для сравнения: максимальная оценка потерь убитыми в Первую мировую для Российской империи – 1,3 млн человек.

В ходе русской эмиграции первой волны страну покинуло примерно 2 млн человек – это данные американского Красного Креста на 1 ноября 1921 года. Голод 1921–1922 годов унес жизни примерно 5 млн человек, жертвами голода 1932–1933 годов официально признаны 7 млн человек.

Если вопрос с низкоквалифицированным трудом решался за счет перетока людей из села в город, то поиск высококлассных специалистов стал настоящей проблемой. Решить ее удалось лишь с помощью трудовой миграции: благодаря все той же Великой депрессии советское руководство привлекло в страну десятки тысяч иностранных специалистов – от инженеров до простых рабочих.

Только в 1931 году учрежденное в Нью-Йорке советское акционерное общество «Амторг» наняло для работы в СССР более 10 тыс. американцев. В следующие два года к нам приехали еще 20 тыс. специалистов из США. А были еще британцы, немцы, шведы, голландцы. Упомянутый выше Альберт Кан в 1929 году заключил с «Амторгом» договор, по которому он становился главным консультантом советского правительства по промышленному строительству. Контора Кана получила пакет заказов на сумму $2 млрд (в ценах того времени) и спроектировала для СССР в общей сложности 500 предприятий.

Кстати, иностранцы оставили множество воспоминаний о жизни и работе в СССР. Рабочие писали об оказанном им теплом приеме и привилегиях, которые они имели в сравнении с советскими коллегами. А инженеры, тот же Купер, ужасались технической неграмотности и низкой квалификации местного пролетариата. Для понимания: на американских производствах уже в ту пору использовались электрические шуруповерты и пневматические молотки. У нас же немало строительной и иной техники приходилось закупать повторно, потому что экскаваторы, подъемные краны, бульдозеры, а иногда и производственные линии ломались из-за неправильного обращения. Впоследствии это вылилось в миф о массовом вредительстве на производстве. Дешевый труд часто бывает слишком дорог…

Придется самим

Как видим, ситуация, в которой оказалась сегодня РФ, в корне отличается от той, что была в СССР к началу 1930-х. Возможности Москвы получить из-за границы технологии и промышленное оборудование сейчас сведены к минимуму – между нами и Западом новый железный занавес, который может не подниматься десятилетиями (Иран, например, живет так уже 40 лет).

Торговый оборот с Китаем за год увеличился на 29,3% и превысил $190 млрд (для сравнения: торговый оборот с ЕС – более $779 млрд, с США – почти $700 млрд). Но если экспорт из РФ в КНР вырос на 43,4%, до $114,1 млрд, то импорт из Поднебесной увеличился лишь на 12,8%, до $76,1 млрд. Несколько позиций китайского импорта можно отнести к промышленному оборудованию: насосы и компрессоры ($832 млн за 10 месяцев 2022-го), клапаны, вентили и аналогичная арматура ($830 млн) – их поставки с января по октябрь выросли примерно на 17–18%. Для новой индустриализации этого явно мало.

Но главное, мы не видим сигналов, которые говорили бы о критическом избытке производственных мощностей или оборудования в промышленно развитых странах. Ни на Западе, ни на Востоке. Распахнутых настежь «окон возможностей» а-ля СССР пока не наблюдается.