- Почему коронакризис не стал новой Великой депрессией
- Бонусы сырьевой экономики
- Как инфляция помешала властям повысить доходы
- Высокие цены и низкий экономический рост
Почему коронакризис не стал новой Великой депрессией
Еще в конце сентября президент Владимир Путин на совещании по экономическим вопросам констатировал: «спад, вызванный пандемией, полностью преодолен», к августу российский ВВП вышел на докризисный уровень. Если так, то к концу года мы сможем не только отыграть потерянное, но и выйти в плюс: по данным Росстата, в 2020-м наша экономика просела на 3%, а в этом году Центробанк прогнозирует рост 4–4,5%. Схожие оценки дают международные институты: в октябре Всемирный банк улучшил прогноз по российскому ВВП до +4,3%, а в декабре международное рейтинговое агентство Fitch Ratings обещало нам рост уже 4,4%.
Эксперты говорят: ничего удивительного в этом подъеме нет, обычный посткризисный отскок, обусловленный эффектом низкой базы и быстрым восстановлением мировой экономики. Сюрпризом, скорее, явился тот факт, что глобальный спад оказался не столь глубоким, как думалось многим в разгар первой волны пандемии. Достаточно вспомнить, что эксперты Международного валютного фонда тогда прогнозировали кризис, сопоставимый по масштабам с Великой депрессией, которая длилась целых десять лет – с 1929 по 1939 год.
Новые потрясения: сколько лет уйдет на восстановление экономики России после пандемии
К счастью, Великой депрессии 2.0 не случилось, а к «обычным» кризисам мы вполне приспособились. «Зная опыт 2008–2009 годов, 2014–2015 годов, не надо быть пророком, чтобы догадаться, что за резким падением последует не обязательно столь же резкое, но восстановление, – это закономерность, которая действует больше столетия», – пояснил «Профилю» доцент РАНХиГС Сергей Хестанов.
К тому же на этапе кризиса и на выходе из него нам очень сильно подыграли структурные особенности отечественной экономики, а именно: ее сырьевая направленность, скромная доля малого и среднего бизнеса, а также таких отраслей, как сфера услуг, туризм, общепит, гостиничный бизнес (они-то и стали главными жертвами пандемии). Так, согласно бюллетеню Счетной палаты №4 (27 апреля 2021 года), в России на долю предприятий малого и среднего бизнеса в предковидном 2019 году приходилось лишь 20,6% ВВП. В то время как в большинстве развитых стран эта доля составляет 50–60%.
Бонусы сырьевой экономики
В отличие от гостиниц, кинотеатров и ресторанов, топливный сектор, металлургические компании, сельхозпредприятия не прекращали работу во время локдауна, поэтому и падение ВВП у нас оказалось меньшим, чем в передовых экономиках (3% в РФ против 3,5% в США, 5% в Германии, 8,3% во Франции или 9,9% в Великобритании). Затем начался рост мирового хозяйства, который подстегнул спрос на сырьевые товары и энергоносители. Наши экономические власти могли потирать руки: баррель российской нефтяной смеси Urals с ноября 2020-го по ноябрь 2021-го подорожал в 1,8 раза – с $41,04 до $79,68 (в октябре его стоимость подползала к $81,5) – это данные Минфина. Сырьевая экономика вновь оказалась в выигрыше.
«Я не считаю, что в наблюдаемом росте экономическая политика сыграла какую-то важную роль, – отметил директор Института стратегического анализа компании «ФБК Грант Торнтон» Игорь Николаев. – Главное, что не было сделано грубых ошибок вроде усиления налогообложения».
Неожиданным бонусом для российского ТЭКа стал энергетический кризис в Европе, спровоцированный форсированием «зеленой» повестки и ускоренным отказом европейцев от атомной энергетики в пользу возобновляемых источников, прежде всего ветряных станций. Но последние не смогли эффективно заменить традиционные способы генерации: несколько месяцев штиля обернулись для Старого Света дефицитом электроэнергии и скачком цен на традиционные энергоносители. На пике кризиса биржевая цена на природный газ превысила $1200.
Как инфляция помешала властям повысить доходы
Пожалуй, на этом все хорошее и заканчивается. А самым неприятным сюрпризом уходящего года для властей и для населения РФ стала, конечно же, рекордная инфляция. В бюджет на 2021 год закладывался показатель 3,7%, однако сегодня большинство экспертов прогнозируют годовой индекс цен на уровне 8%, а некоторые пессимисты говорят, что он может подняться и до 10%. И если рост ВВП для большинства из нас – это абстрактная статистика, то последствия инфляции мы ощущаем каждый раз, заходя в магазин.
Скидка на бедность: почему социальные льготы не делают россиян богаче
Рост потребительских цен во многом обесценил наметившийся было рост реальных располагаемых доходов населения, который власти ставили себе в заслугу в этом году. По прогнозу Минэкономразвития, эти самые доходы должны были увеличиться на 3% при условии, что инфляция составит 5,8%. Но, увы, реальные располагаемые доходы рассчитываются делением индекса номинального размера располагаемых денежных доходов на индекс потребительских цен (т. е. инфляцию). Коль скоро последний вырос минимум на 2,2 процентных пункта, то и о трех процентах прироста доходов можно забыть.
«Реализовалось много рисков, которые не прогнозировались или прогнозировались, но как незначительные, – объясняет феномен высокой инфляции эксперт института «Центр развития» НИУ ВШЭ Игорь Сафонов. – Много раз казалось, что она должна пойти на спад, что для нее больше нет новых предпосылок, но тем не менее они возникали».
Так вышло, что внешние факторы тесно переплелись с внутренними. К первым можно отнести разрыв мировых производственных и логистических цепочек и глобальный рост цен на продовольствие. Ко вторым – простой отечественных предприятий, обернувшийся повышением цен на стройматериалы, упаковку (последняя подорожала в среднем на 25–40%) и т. д. Добавим к этому подорожание продуктов питания – отчасти это объяснялось плохой погодой, помешавшей собирать урожай, – а также ослабление рубля, что привело к подорожанию импортных товаров и комплектующих. Плюс, как отметил Игорь Сафонов, сказались потребительские ожидания граждан: экономика начала восстанавливаться, у людей появилось больше уверенности, а рост цен мотивировал их «покупать сейчас, потому что потом будет дороже».
Высокие цены и низкий экономический рост
Игорь Николаев добавляет в копилку инфляционных факторов российские контрсанкции, ограничивающие импорт сельхозпродукции. Наконец, фундаментальным проинфляционным фактором, по его мнению, является низкий уровень конкуренции отечественной экономики. К сожалению, нельзя сказать, что государству удалось заметно улучшить ситуацию в этой сфере.
В течение 2021 года российский Центробанк пытался бороться с инфляцией, повышая ключевую ставку, – за год она выросла на 325 базисных пунктов, до 7,5%. Но коль скоро инфляция у нас носит немонетарный характер, то монетарные меры воздействия не смогут принести большого эффекта, что мы, собственно, и наблюдали.
Все же, по версии Николаева, у властей была возможность хотя бы частично сдержать рост цен. «Не надо было играться (другого слова не нахожу) в директивное регулирование, – говорит собеседник «Профиля». – Год назад в декабре решили заморозить цены на сахар-песок и подсолнечное масло, поэкспериментировали несколько месяцев, потом заявили, что это на крайний случай». Но эффект от подобных демаршей оказывается прямо противоположным тому, на который рассчитывают чиновники: производители и продавцы стараются заранее поднять цены на свои товары и услуги. На всякий случай – вдруг завтра возьмутся за них.
В итоге российская экономика завершает год с разогретой инфляцией и выдохнувшимся экономическим ростом, убежден Сергей Хестанов. Поскольку рост, обусловленный падением, себя исчерпал еще в октябре–ноябре. В следующем году прирост ВВП продолжится, но будет очень медленным – 1,5–2%, а в наших условиях это сопоставимо с застоем (прогноз Минэкономразвития на 2022 год: +3% ВВП). А вот инфляция в будущем году, вероятно, останется выше 4%, в этом уверены все опрошенные эксперты. Вернуть ее на этот уровень удастся не ранее первой половины 2023 года.
