– Как вы оцениваете текущее состояние российского венчурного рынка?
– Как в известной шутке: пациент скорее жив. Мы не можем говорить, что на рынке кризис или «венчурная зима», потому что читаем новости и видим много сделок, проектов, инвесторов. Жизнь бурлит и кипит. Но если погрузиться в детали, конечно, российский венчурный рынок – микроскопический. Мы не можем назвать статистику по отношению к ВВП, потому что она, увы, пока ничтожно мала.
С одной стороны, есть активность, работает [федеральный проект] «Платформа университетского технологического предпринимательства», проводятся мероприятия, питчуются проекты, подключаются инвесторы. И это отлично. Но в масштабах страны пока это просто слезы. Нет смысла сравнивать ни с нашими дружественными партнерами, ни с недружественными странами, потому что и у тех, и у других венчурные рынки намного больше российского.
– К какому бенчмарку нам здесь стоит стремиться?
– Я в последнее время люблю приводить в пример Индию. С одной стороны, это большая страна, население – полтора миллиарда человек – в 10 раз больше, чем в России, а объем ВВП обеих стран в общем сопоставим. Очень похожая структура экономики, страна развивающаяся, многополярная. Мы в чем-то очень похожи.
Сейчас на индийском рынке порядка 350–400 активно инвестирующих венчурных фондов, которые в год делают сделок где-то на $10 миллиардов, и эти цифры находятся в таком диапазоне последние пять-семь лет. В России мы не насчитаем даже десятка профессиональных венчурных инвесторов. Поэтому Индия – очень хороший бенчмарк и по количеству, и качеству сделок, и по количеству фондов, и по всем остальным параметрам. Но пока разрыв, к сожалению, просто колоссальный.
– Могут ли помочь изменить ситуацию университетские венчурные фонды?
– Если бы мы с вами обсуждали эту историю года два назад, я был бы скептичен и предположил, что они будут в самом хвосте – после профессиональных инвесторов. Но сейчас ситуация на рынке парадоксальная: действующих фондов по разным причинам осталось очень мало. И на этом фоне пять университетских фондов, которые были созданы ФИОП – довольно большая выборка (университетские венчурные фонды, УВФ, – новый инструмент поддержки стартапов, был запущен в 2024 году в рамках федерального проекта «Платформа университетского технологического предпринимательства». Проект реализует Фонд инфраструктурных и образовательных программ (ФИОП) в партнерстве с российскими инвестиционными компаниями, работающими в сфере высоких технологий, в число которых входит и Kama Flow. – «Профиль»).
И 3,5 млрд рублей (общий объем инвестиций в УВФ) – это достаточно большой для нашего рынка капитал. На рынке возник паралич с точки зрения доступности капитала, и университетские фонды заполняют лакуну. Объем средств в мировом масштабе у них не очень большой, но они появились в нужное время в нужном месте. И даже эти довольно скромные в масштабах российской экономики цифры важны.
– Как вы оцениваете перспективы «взрослых» инвестиций в университетские стартапы? Можно ли их измерить в цифрах?
– Сфера венчурных инвестиций очень активно эволюционирует. Это, наверное, наиболее подвижная отрасль из всех финансовых рынков, поэтому ее очень сложно статистически измерить. Тем не менее некоторые цифры есть.
Возьмем, например, американский рынок за последние три года: практически все венчурные фонды показали здесь убыток либо очень скромную доходность. Но это американский рынок, там в целом и ожидаемая доходность ниже, чем у нас. Чем это объясняется, понятно: завершились программы количественного смягчения, доступного капитала стало меньше, фонды не смогли поднять следующие раунды, проекты столкнулись с down rounds (негативной переоценкой). В итоге получается бумажный убыток. Однако венчурные инвестиции – продукт сложный, и если все-таки посмотреть глубже, на более длительную перспективу – порядка 10–20 лет, то можно отметить два момента.
Во-первых, средняя доходность ведущих венчурных фондов почти всегда обгоняет кривую доходности любых других финансовых инструментов и оказывается выше основных биржевых индексов, то есть венчурные инвесторы всегда показывают цифры лучше в полтора-два раза, чем другие. Это говорит о том, что венчур – действительно вещь высокодоходная. В реалиях нашего рынка, наверное, имеет смысл говорить приблизительно про 30–40% годовых. На фоне текущей ключевой ставки, конечно, любые цифры теряются, тем не менее, если мы говорим про нормальную ставку (уровень приблизительно 10%), 35% – это высокая доходность.
Во-вторых, сейчас важнее говорить не о том, сколько заработали инвесторы на фондах, а какую роль венчурный капитал сыграл в становлении современной мировой экономики. Если мы возьмем список Fortune 500, то увидим, что на текущий момент 65–70% лидеров рынка в свое время получили инвестиции как классические стартапы от профессиональных венчурных фондов. Фактически современная американская экономика создана венчурными фондами. Вот в чем их роль. Не только в доходности. Венчурные фонды стоят за всеми прорывными инновациями, за всеми компаниями, подобными Tesla или Nvidia. Кстати, в России ситуация похожа – вспомним, например, «Мэйл.Ру», «Яндекс», «Авито» – наших «единорогов». Там точно такая же история.
– Но часто говорят, что в России «единорогов» нет…
– Я часто это слышу: такая, мол, у нас несчастная страна и венчурный рынок такой неказистый. Но это неправда. У нас есть «единороги», и они появились не позже, чем, например, в Европе. Часть их я уже перечислил, этот список можно продолжить.
У нас много технологических компаний, которые стоят сотни миллионов, а некоторые – подбираются к миллиарду долларов. Проблема в том, что все они появились 15–20 лет назад. В новой генерации, к сожалению, мы давно не видели «единорогов». Для этого очень много причин, но одна из ключевых – очень мало капитала. Капитала будет больше – будут следующие раунды. Фонды будут инвестировать и соинвестировать, компании будут расти. При текущем раскладе, когда у нас 10 небольших венчурных фондов, еще 10 фондов private equity на всю страну, конечно, смешно обсуждать возможность большой капитализации.
– Как вы думаете, в каких доменах могут появиться новые «единороги»?
– Если начать с глобальных трендов, мы сейчас для себя выделяем как инвесторы три зоны интереса. Первая – это индустрия здоровья в широком смысле. Это не про лечение заболеваний, а про скоринг, предупреждение, профилактику, сопровождение. Очень много проектов в этой сфере связано как с цифровыми технологиями, так и с новыми методами лечения, в том числе терапевтического воздействия. Медицинские изделия – это, безусловно, очень интересный рынок. И в силу ряда факторов, в частности старения населения, сферу медтеха ждет революция.
Второй домен, в который мы сильно верим, – все, что связано с аддитивными технологиями. С одной стороны, исчерпывается глобальное сырье, мы видим серьезную борьбу за минеральные ресурсы, и она будет нарастать. С другой стороны, современное производство требует кастомизированных гибких решений. Это все можно получить с помощью аддитивных технологий – 3D-печать, кристаллография, новые материалы, индустрия присадок, малотоннажная химия. Это большой и сложный рынок, даже 3D-печать можно разделить на большое количество компонентов: химические составы для новых порошков, принтеры, библиотеки изделий и так далее. Возможностей для инвестиций очень много.
Третий глобальный домен – это, безусловно, fashion tech. Сейчас меняются паттерны потребления одежды и поведение человека по отношению к тому, как он должен выглядеть. Эволюционируют материалы, из которых производится одежда, меняется скорость потребления: мы покупаем вещи моментально, история с сезонными коллекциями отходит в прошлое. Те, кто на это реагирует, становятся «единорогами» (отличный пример – китайский Shein). Те, кто это пропускает, умирают. Даже большие модные дома и бренды. И это происходит во всем мире.
– А что насчет локальных трендов?
– В России ко трем большим трендам добавляется travel tech. Наш туристический рынок, с одной стороны, переживает подъем, с другой – инфраструктуры недостаточно. Это мягко говоря. Сейчас ситуация меняется, есть программы поддержки для инвесторов, которые работают в туристической отрасли. Но есть и второй слой – очень давно не появлялось новых цифровых продуктов. Все, чем мы сейчас пользуемся, – «Островок», Travelata или Aviasales – было создано как успешный стартап плюс-минус 10 лет назад. Последнее время нет никаких новых решений, в том числе с применением технологий искусственного интеллекта. И нам кажется, что здесь точно есть слой, с которым можно работать. Причем это касается софта как для туристической отрасли, так и новых B2C-продуктов.
Еще один специфический сегмент для России – все, что касается индустриального ПО. Понятно, что ушли западные вендоры и появились российские разработчики. Но что самое интересное – они, как правило, пишут свои продукты прямо сейчас, и в итоге у них legacy самого кода намного лучше, чем у западных аналогов. И в конечном итоге решения, которые мы получим сегодня за счет импортозамещения, будут современнее – более адаптивные с точки зрения архитектуры, чем решения западных вендоров. И это уже будут полноценные экспортные продукты, которые точно найдут пути в дружественные юрисдикции – в Африку, Южную Азию. Это очень классная история.
Предупреждение об ограничении ответственности: все приведенные прогнозы носят оценочный характер, прогнозируемая доходность не гарантирует действительной доходности в процессе вашей инвестиционной деятельности. Любые решения, основанные на опубликованной информации, вы принимаете на свой риск.
