В тот год, когда казаки Атласова впервые оказались на юге Камчатки, правитель княжества Мацумаэ, первого японского гособразования на острове Хоккайдо, подарил токийскому сёгуну карту «северных территорий», на которой имелось и условное изображение Курильских островов. Самый северный остров современной Японии тогда еще был зоной противостояния айнов и пришлых с юга самураев.

Впрочем, отдельные «сыны Ямато» уже тогда волей случая добирались даже до Камчатки. На юге полуострова русские первопроходцы отняли у местных аборигенов пленника, которого Атласов называл «индейцем». То был японец, единственный выживший после кораблекрушения, когда тайфуном купеческое судно занесло на Камчатку от центрального японского острова Хонсю.

Удивительно, но первыми официальными претендентами на Курилы стали не японцы и не русские, а… голландцы. В 1643‑м капитан Де Фриз, исследовавший «восточное побережье Татарии» в поисках золота и серебра, первым из европейцев посетил архипелаг и дал голландское имя острову Итуруп, объявив его «собственностью Ост-Индской компании». Правда, на острове Кунашир, у подножия действующего вулкана Тятя, голландцы видели некий крест, что до сих пор порождает споры и легенды – оставили ли его там иные западноевропейские мореплаватели той эпохи, португальцы или испанцы, или же какие-то неизвестные нам русские первопроходцы.

И это далеко не единственная легенда и загадка Курил. Например, южную часть архипелага, о которой сейчас спорят Россия и Япония, сами айны не считали своей, там, по их документально зафиксированным рассказам XVII века, обитали «цоропоккуру» – карлики, которых некоторые палеонтологи считают не выдумкой, а схожим с пигмеями подвидом низкорослых людей, некогда живших на островах Юго-Восточной Азии. Впрочем, даже происхождение самих айнов до сих пор остается вопросом дискуссионным.

«22‑й курильский остров»

Зато бесспорен первый исторический факт создания относительно точной и подробной карты Курильской гряды. И тут пальма первенства принадлежит нашим соотечественникам. В 1711–1713 годах разжалованный казачий есаул Иван Козыревский с небольшим отрядом в 55 казаков и 11 камчадалов (аборигенов Камчатки) «в мелких судах и байдарах за переливами на море» исследовал цепочку Курильских островов далеко на юг. По результатам этих экспедиций Козыревский составил описание и первую карту архипелага – «Чертеж Камчатского Носу и морским островам».

Казак Козыревский, будучи внуком ссыльного, на неведомый еще архипелаг отправился тоже по вполне уголовной причине, «заслуживать вины свои приисканием морских островов» – ведь именно он, первоисследователь Курил, убил первопокорителя Камчатки Владимира Атласова. Не стоит удивляться, что первопроходцы были слишком буйными, – другие люди там и тогда земель бы не «приискали»…

Именно Козыревский первым из русских доподлинно выяснил, что к югу за Курилами есть «многолюдная земля Нифонт», т. е. Япония. Именно Козыревский первым сообщил имена основных островов Курильского архипелага в почти привычном нам виде – Сияскутан (Шикотан), Шумчю (Шумшу) и т. д. Впрочем, следующее столетие, вплоть до XIX века, наши предки предпочитали использовать для Курильских островов не эти сложные имена, а просто цифры. Так, остров Шумшу, расположенный всего в 11 км от Камчатки, был «остров 1‑й», а вот «22‑й остров» Курильского архипелага по первой русской версии сегодня очень удивит – так наши предки обозначали… Хоккайдо.

Логика тут была простая: Курилами наши предки считали все острова, где живут «мохнатые курилы», т. е. айны. К тому моменту на северной части Хоккайдо японцы еще не жили, хотя и считали остров уже своим. Последнее крупное восстание аборигенов на Хоккайдо против владычества Японии пришлось на те же годы, что у нас восстание Степана Разина.

«Курильцы приняты под высокодержавную руку…»

240 лет назад, в мае 1779‑го, царица Екатерина II подписала первый юридический документ относительно статуса жителей Курил: «О невзимании никаких податей с приведенных в подданство Курильцов». Аборигены архипелага получили в Российской империи статус лично свободных, к тому же освобожденных от каких-либо государственных налогов и повинностей. Такая милость объяснялась царицей просто – «для чаемой пользы в промыслах и торговле».

В реальности милость царицы была обусловлена возникшим геополитическим конфликтом вокруг островов. Годом ранее иркутский купец Дмитрий Шабалин (компаньон знаменитого купца Шелихова, первопроходца Аляски) высадился на «последнем Курильском острове», т. е. Хоккайдо, откуда привез сведения не только о японцах, но и о желании местных «мохнатых народов пойти в подданство» России. Документы о плавании Шабалина уже в феврале 1779‑го попали в Петербург, и в окружении великой императрицы резонно сочли, что это чревато конфликтом с «Апонским государством» и в таких условиях стоит отказаться от сбора на островах меховой дани ради большей лояльности «мохнатых курильцов».

Пока в столице России освобождали Курилы от налогов, купец Шабалин с полномочиями от иркутского губернатора (весь наш Дальний Восток тогда официально был частью именно этой губернии) начал первые в истории русско-японские переговоры о Курильских островах. Позиции России впервые озвучили в последний день лета 1779 года.

«Курильцы 19, 20 и 21 островов (т. е. Итурупа, Кунашира и Шикотана. – «Профиль») добровольно заплатили ясаки и приняты под высокодержавную руку Ея Императорского Величества, и, стало быть, русские будут впредь ходить на эти острова…», – заявил Дмитрий Шабалин. Зафиксированная русскими документами реакция японцев была красноречива – представители Страны восходящего солнца «ответили полным молчанием, переговоры прекратили и настойчиво советовали немедленно отплыть русским к своему судну…»

Одним словом, в ближайшем августе мы можем отметить 240‑летие начала русско-японского спора за Курилы. Любопытно, что среди тех, кто тогда плыл с купцом Шабалиным на Хоккайдо отстаивать права Российской империи, были и ссыльные участники недавнего пугачевского бунта.

«В следующем году они собираются посягнуть на Хоккайдо…»

К моменту первого спора за острова в Японии искренне считали южную часть архипелага своей. Первый военный пост японцы попробовали создать на Кунашире еще в 1759‑м, однако дальность коммуникаций, сложность климата и не лучшие отношения с аборигенами сорвали первые попытки «сынов Ямато» обустроиться на Курилах.

Первое поселение русских на Курилах тоже оказалось не слишком счастливым – оно существовало с перерывами на острове Уруп с весны 1769‑го. В 1805 году наших поселенцев, пытавшихся, по словам купца Шелихова, «завести помаленьку Русь», вытеснили с Урупа японцы, блокировав всю торговлю с аборигенами. К тому времени японцы окончательно подчинили айнов Хоккайдо, их последнее вооруженное сопротивление самураям зафиксировано в 1789‑м, когда аборигены разгромили японское поселение на Кунашире.

В страшно далеком Петербурге уже в конце XVIII века осознавали слабость позиций России на самом краю Дальнего Востока, рядом с многолюдной Японией. Не случайно первая из запланированных кругосветных экспедиций русского флота, подготовленная в Кронштадте еще в 1787‑м, должна была окончательно решить и вопрос Курил.

«Обойти плаванием и описать все малые и большие Курильские острова от Японии до Камчатской Лопатки, положить их наивернее на карту и от Матмая (т. е. Хоккайдо. – «Профиль») до той Камчатки все причислить формально ко владению Российскаго государства, поставя или укрепя гербы в пристойных местах с надписью на российском и латинском языках…», – гласила инструкция капитану Муловскому, который должен был вести эскадру из четырех русских кораблей от Балтики до Курил. Не только корабли и экипажи, но даже сотни чугунных гербов для Курильских островов уже были подготовлены, но экспедицию сорвала очередная Русско-шведская война.

Та экспедиция могла бы на века раньше закрыть вопрос о принадлежности Курил, но опытный капитан Григорий Муловский вместо кругосветного похода к дальневосточным берегам погиб в морском бою у берегов Швеции. Первая русская кругосветка под парусами отложилась на 14 лет – ее осуществил знаменитый Иван Крузенштерн, когда-то начинавший гардемарином именно у Муловского. При этом кругосветное плавание Крузенштерна, стартовавшее в 1803‑м, задумывалось и проходило именно с расчетом на переговоры в Японии по вопросам торговли и границ.

Дипломатический визит Крузенштерна в Японию окончился ничем. Плывший вместе с ним вокруг света Николай Резанов, камергер и глава Российско-Американской компании (в ведении которой тогда находились Курилы), уполномоченный вести переговоры, так и не был принят японским императором. В Токио, еще носившем имя Эдо, нашу страну уже откровенно считали враждебной, стремящейся отнять у японцев их «северные территории».

Страхи по этому поводу возникли среди японцев еще в 1771 году, когда Страну восходящего солнца посетил знаменитый авантюрист Мориц Бениовский, польский мятежник, бежавший из ссылки на Камчатке. Японцы тогда, замкнувшись от мира, весьма тревожно относились к любым попыткам европейцев нарушить их островное уединение – в том сказывалось и понимание очевидного превосходства европейского оружия той эпохи. Именно Бениовский оставил самураям красочные рассказы, изложенные в японской традиции так: «Государство Рюсу на Камуччаке и Куриису строит крепости, накапливает оружие… В следующем году они собираются посягнуть на Хоккайдо».

В реальности все русские остроги-«крепости» на Камчатке и Курилах насчитывали тогда лишь несколько десятков солдат. Но возникновению фобий реальность никогда не мешала.

«Все шло хорошо, пока не добрались до саке…»

Лишь 30 с лишним лет спустя японские страхи получили реальные основания, когда камергер Резанов, раздосадованный провалом своего посольства, распорядился надавить на северные владения самураев. Любопытно, что его приказ требовал по возможности не убивать японцев – «Делать вред истреблением судов их, но всюду сколько можно сохранять человечество…»

Глава Российско-Американской компании направил к Сахалину и Курилам два маленьких кораблика, «Юнона» и «Авось», – те самые, что ныне широко известны по одноименной рок-опере с романтической Кончитой. Их историческое плавание к Курилам тоже не обошлось без романтики, хотя и по-пиратски мрачноватой. В мае 1807‑го «Юнона» и «Авось» подошли к Итурупу, где находился гарнизон в три сотни японских солдат и был выстроен «замок» во вполне средневековом самурайском стиле. На тот момент, с точки зрения Российской империи, японский «замок» располагался на территории нашей Иркутской губернии.

Поэтому именно на Курилах в ночь на 25 мая 1807 года состоялось первое вооруженное столкновение русских и японцев. Десант с «Юноны» и «Авось» быстро и без потерь разогнал средневековое воинство. «Все шло хорошо, пока люди не добрались до саке…», – вспоминал позднее Гавриил Давыдов, капитан кораблика «Авось». Но даже после саке единственной потерей и первой жертвой всех русско-японских войн стал дезертир Борис Яковлев, бывший ссыльный на Аляску, решивший перебежать к японцам. Самураи дезертира не поняли и, после того как русские корабли удалились, отрезали Борису голову, засолили и отправили в Токио как славный трофей.

В Японии события на Итурупе приняли за начало большой войны, а в Петербурге посчитали всего лишь самоуправством дальневосточных властей. Капитанов «Юноны» и «Авось» Николая Хвостова и Гавриила Давыдова отозвали в столицу и даже отдали под суд. Но, пока шло следствие, те геройски отличились в последней Русско-шведской войне, поэтому единственной карой стало личное решение императора Александра I: «Неполучение награждения в Финляндии послужит сим офицерам в наказание за своевольство против японцев». А через несколько месяцев бывшие капитаны «Юноны» и «Авось» исчезли прямо в Петербурге – по официальной версии, утонули спьяну, пытаясь переплыть Неву… Словом, прекрасный материал для еще не написанного исторического детектива.

В Токио тем временем особо горячие головы – например, самый популярный тогда в Японии мастер фехтования Хирояма Хисому – требовали устроить поход прямо на Камчатку для «возмездия варварам». Советники сёгуна, однако, понимали, что война с европейской державой –

это не фехтование на бамбуковых мечах. Поэтому единственной ответной мерой японцев стал захват в плен нескольких русских во время переговоров на курильском острове Кунашир в 1811 году. Показательно, что среди захваченных помимо капитана Василия Головнина с шестью моряками был и айн-«курилец» по имени Алексей.

В итоге, сражаясь с Наполеоном на Западе, далеко на Востоке наша страна балансировала на грани войны с японцами. Лишь в 1813‑м «инцидент» уладили взаимностью – русские захватили возле Итурупа японское торговое судно, на экипаж которого и обменяли русских, захваченных самураями на Кунашире. Освобожденный из плена капитан Головнин, хотя и тепло отозвался о японском народе, вполне однозначно высказался по поводу Южных Курил: «Мы должны предъявить им свои права на три острова, по мнению нашему, несправедливо ими занимаемые…»

«Отныне границы будут проходить между Итурупом и Урупом…»

В положении «ни войны, ни мира» русско-японские отношения оставались до самой середины XIX века, пока 10 августа 1853 года на рейде Нагасаки не появилась эскадра вице-адмирала Евфимия Путятина. Лишь месяцем ранее американский «коммодор» Пэрри силой «открыл Японию», т. е. заставил Токио отказаться от двухвековой изоляции и начать переговоры с иностранной державой.

Задачи Путятина были аналогичными – заключить договор о торговле и наконец решить вопрос границ. Но переговоры затянулись более чем на год, русскому представителю пришлось вести их в сложных условиях неудачной для нас Крымской войны, когда эскадры англичан и французов атаковали Камчатку и даже высаживались на Курилах. Токио, потрясенный визитом американских боевых пароходов, тоже переживал не лучшие времена. Японцы вступили в переговоры с русскими, надеясь использовать нас как противовес США. Но показательно, что проблемой стали именно Курилы – не только русские с японцами, но и сами японцы между собой долго спорили, как и где их делить.

Лишь в январе 1855‑го в храме Гёкусэндзи в городе Симода неподалеку от Токио был подписан первый русско-японский договор. На его страницах сразу после ритуальных фраз о «постоянном мире» и «искренней дружбе» шла конкретика именно о Курилах: «Отныне границы между Россией и Японией будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России».

Но, несмотря на долгие споры о Курилах, русских и японцев в те дни куда больше занимал Сахалин. И Токио, и Петербург прекрасно знали, что огромный остров официально и давно считают своей территорией в Пекине. Однако после недавнего разгрома англичанами в «опиумных войнах» Китай был слаб, и русские с японцами первым общим договором официально объявили Сахалин своим совместным владением.

Это был явный успех нашей дипломатии – закрепленное договором право на Сахалин свалилось России в разгар неудач Крымской войны, при этом маньчжуро-китайские чиновники собирали на острове дань уже сотню лет, японцы имели там поселения рыбаков, тогда как единственный русский пост появился на сахалинской земле лишь годом ранее.

Право на Сахалин адмирал Путятин выторговал еще в тех условиях, когда ныне российские Приамурье и Приморье полностью и официально считались китайскими и было не ясно, уступит ли их Пекин когда-либо вообще. Совместное же русско-японское владение Сахалином позволяло Петербургу давить на Китай вместе с Токио. Одним словом, тогда в России эту сделку сочли весьма удачной.

Но спустя всего несколько лет геополитические расклады изменились – получив от слабых тогда китайцев берега Амура и Уссури, в Петербурге озаботились «неразделенным» русско-японским статусом Сахалина. Договор 1855 года не проводил на острове никаких конкретных границ, а между тем соседи с юга принялись его активно осваивать и заселять. С 1859‑го шли постоянные и безуспешные попытки как-то по-новому договориться с японцами. И почти сразу в Петербурге решили расплачиваться за Сахалин уступками на Курилах, ведь из далекой европейской столицы большой остров на бумажной карте Дальнего Востока выглядел красиво и внушительно, куда выигрышнее, чем невнятная цепочка малюсеньких островков.

«Обменять эти острова на южную часть Сахалина…»

В 1867 году японцам в качестве отступного предложили Уруп с прилегающими островками. Представитель Токио ответил в восточном стиле: «Обмен Южного Сахалина на Уруп равносилен обмену хорошего дома на деревенскую хижину…»

Между тем в стране самураев кончилась гражданская война, реставрировавшая власть императора и подстегнувшая радикальные, вполне успешные реформы. И 15 мая 1870 года канцлер Горчаков поспешил испугать царя Александра II докладом, что японцы с помощью Англии могут легко захватить Сахалин, пользуясь своей близостью и многолюдностью. Русский самодержец приказал внешнеполитическому ведомству закрыть сахалинский вопрос окончательно и как можно быстрее.

Дипломаты в Петербурге не нашли иного выхода, кроме как пообещать японцам в обмен на полный отказ от Сахалина столько Курил, сколько они пожелают. Почему-то надеялись, что самураи проявят скромность и захотят часть. Из Токио без колебаний попросили всё.

Бюрократы горчаковского МИДа не стали брать на себя единоличную ответственность и обратились за консультациями к военным морякам и Министерству финансов. Моряки в тот момент были озабочены восстановлением отсутствовавшего после Крымской войны флота на Черном море и просто отмахнулись от вопроса про какие-то забытые богом острова. Зато министр финансов Рейтерн, всегда фанатично резавший любые госрасходы ради повышения курса бумажного рубля к золоту, дал развернутый ответ, окончательно решивший судьбу архипелага в XIX столетии: «Ввиду малой пользы, которую Россия извлекла доселе из Курильских островов, и тех затруднений, с которыми сопряжено снабжение продовольствием населения этих островов, несмотря на его малочисленность, признаю, что для нас гораздо выгоднее обменять эти острова на южную часть Сахалина…»

Договор, подписанный в Петербурге в мае 1875‑го, гласил: «В замен уступки России прав на остров Сахалин, Его Величество Император Всероссийский, за Себя и Своих Наследников, уступает Его Величеству Императору Японскому группу островов, называемых Курильскими…»

На 70 лет, вплоть до августа 1945‑го, весь архипелаг стал японским, так что в погожий день с «северных территорий» Японии можно было невооруженным глазом легко разглядеть Камчатку. За те семь десятилетий не раз менялись официальные границы на Дальнем Востоке, японцы дважды захватывали Сахалин целиком, но Курилы неизменно оставались частью Страны восходящего солнца. Лишь товарищ Сталин все радикально поменял летом последнего года Второй мировой войны.

Любопытно, что 16 августа 1945-го вождь СССР, узнав о быстром успехе советских войск в боях с японцами, направил президенту Трумэну предложение поделить пополам, подобно Корее, и остров Хоккайдо, когда-то «22‑й курильский остров» на старинных русских картах… До «22‑го острова» не добрались, но все Курилы официально включили в состав Хабаровского края РСФСР уже 2 февраля 1946 года.