Публичные люди нередко переживают две смерти – физическую и мемориальную. Часто случается так, что их прожитая жизнь, их когда-то кипящее цветными красками бытие превращается в черно-белый портрет, сладкую сказку, пристрастное повествование. Их отпечатанный на листах образ бестрепетной рукой насаживают на митинговые палки, рисуют на плакатах, сопровождая вольными подписями. Их тени годами используют в политической борьбе. Не отпускать ушедших в прошлое, энергично, с сознанием «долга памяти» тащить их за собой, нести «в сердце», ставить в ряды. Это общее свойство маршевой, льющейся шествиями, кричащей митингами, одетой в протест или одобрение политической культуры. Не важно, коммунистической, фашистской, демократической. «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой». «Друзей, Ротфронтом и реакцией убитых, шагают души, в наши встав ряды». «Не забудем, не простим». Когда же публичный, политический человек трагически погиб – убит за свои убеждения, слова, поступки, то культура навязчивой памяти возводится в десятую степень. Господствующая культура поминовения помимо самих людей задает образцы, которым люди покорно следуют.
Это происходит сегодня с Борисом Немцовым, превратившимся в Мемориал на Большом Москворецком мосту, Марш в годовщину его убийства. Теперь вот еще и в Фильм. Сам он – живой, яркий, противоречивый человек времени, ставшего историей, – уже потерян. Он завален политическими смыслами, расчетами, акциями и демонстрациями. Борис Немцов не был крупным политиком. Он не был обладателем выдающегося политического дарования. Потому что последнее создает только видение будущего, значительность и широта поднимаемых тем. «Губернатор, вы и вправду не понимаете, зачем России нужно стремиться стать частью Европейского союза? – говорит в 1992 году в ответ на вопрос Бориса Немцова выдающийся британский социолог. – Тогда я вам сейчас объясню».
Борис Немцов был гражданским активистом – неравнодушным человеком, которого сломавшееся на изломе 80‑х и 90‑х время вытолкнуло «наверх», в политику. Он и начал свою общественную деятельность как экологический активист. Его биография заурядна, если иметь в виду большое число людей, устремившихся в бизнес, на государственную службу, в политику. Он – один из многих. Возможно, что один из самых успешных, но все же – один из многих, пришедших на развалины советских институтов, когда старые лестницы продвижения наверх были уничтожены.
И все же была в нем незаурядная черта. Он отчего-то не превратился в послушный винтик созданной сегодня в стране системы. Как его бывший подчиненный – Сергей Кириенко. Немцов имел все возможности, чтобы стать очень богатым человеком и частью власти, если бы умерил себя – направил свои способности на рост карьеры, как это сделали многие. Почему это не случилось? Загадка. Может быть, в нем всегда жил несистемный человек, гражданский активист? Может быть, он всегда был с ним – и когда Немцов стал губернатором, затем работал вице-премьером, возглавлял фракцию СПС в Госдуме? В какие бы комбинации с властью он ни входил, он никогда не был в ней вполне своим, как, например, его бывший соратник по партии СПС Анатолий Чубайс. Неудивительно, что Немцов оказался в «несистемной оппозиции», неудивительна его сумбурная и яркая деятельность в последнее десятилетие его жизни.
И все же он менялся – избрался депутатом Ярославской областной Думы, становился более устремленным к политической цели, возможно, переосмысливал прошлые ошибки. Его образ последних лет – с широкой улыбкой, на трибуне, на митинге, на демонстрации. Но точен ли этот образ? Десятые годы. Москва. Поздняя осень. Пятницкая улица. Сижу в кафе и смотрю на крупные хлопья снега, лениво падающие на мокрую мостовую, тротуары, редких прохожих. В прямоугольнике окна в метре от кафе вижу идущего Немцова. В черном пальто, с поднятым воротником, с непокрытой головой, руки в карманах, он медленно, немного вразвалку, плывет сквозь равнодушный снег, наклонив голову. Лицо задумчивое, грустное. «Где человек лишь точка – печальный одиночка». Во всем облике погруженность в себя, сосредоточенность на невеселых мыслях, отчужденность, одиночество. Публичный человек наедине с собой, когда его никто не видит, не нужно играть, надевать улыбку, нападать или защищаться.
Такой образ куда человечнее, чем лицо на марше, на плакате, под надписью «герои не умирают» – нелепая и неуместная бравада, вылезшая в наше эклектическое время откуда-то из засыпанной землей эпохи древних викингов – навсегда умерших героев.
