Мечта России о китайском пути стара и бессмысленна: мы можем любоваться Китаем и даже завидовать ему, но свою идентичность не променяем ни на что. Мы мечтали построить социализм дэнсяопиновского образца с сохранением руководящей роли партии, но, конечно, никогда бы этого не сделали. Отдельные горячие головы и посейчас мечтают расстреливать за взятки и вообще за коррупцию, как делает восточный сосед, но совершенно очевидно, что в нашем случае это привело бы не к победе над коррупцией, а лишь к бессмысленной растрате населения, которого у нас и так не ахти много. Китай всегда с легкостью расходовал людские ресурсы, для нас с нашей плотностью расселения это сегодня непозволительная роскошь.
Главное же, почему у нас не стоит расстреливать взяточников, – расстрелы будут, а взяточников не убудет. У нас важна не цель, а эмоции; точнее, эмоции и есть истинная цель. Нам важен не прагматический эффект от государственной политики, а чувства, которые мы испытываем при ее осуществлении; важна не победа над взяточничеством, а сам процесс расстрела. Иногда он доставляет россиянам удовольствие, иногда нет; сегодня эмоциональный фон таков, что даже на ночной страх и тайную радость, что пришли не за тобой, не хватает сил.
Все российские философские системы верны только применительно к России. Скажем, догадка Толстого о ничтожной роли личности в истории верна только здесь, потому что у нас личность действительно никакой роли не играет и будет все по заведенному порядку. Точно так же и теория Михаила Веллера о том, что целью человека является не добро или зло, а максимальный эмоциональный диапазон (т. н. «энергоэволюционизм»), оценена во всем мире и отмечена медалью Аристотеля, но верна прежде всего в России, потому что нам действительно не важно чего-либо достичь, а важно как можно больше при этом испытать.
Расстреливать за коррупцию у нас нельзя именно потому, что расстрельщики немедленно войдут во вкус и расстреляют всех, в том числе тех, кто сроду не получил ни одной взятки, а просто попался под кампанию. Русская политика – каша из топора, причем сам топор, то есть рациональная цель, выбрасывается и вообще роли в супе не играет. Эта сказка, пожалуй, самая откровенная во всем нашем фольклоре. Именно поэтому большая часть российских реалий – константы, неизменные декорации: коррупция, воровство и питие были всегда, а расстрелы и реабилитации возникают спорадически.
При строительстве дороги или завода важен не завод и не его производительность, а бешеный азарт и последующее охлаждение, которые на этом строительстве возникают; это как в сексе – он, понятное дело, служит для деторождения, но заниматься им исключительно в этих целях способны разве что религиозные фанатики. Для остальных это способ получения большого удовольствия, эмоциональная разрядка или предлог для сочинения любовной лирики: кому что ближе, в зависимости от темперамента.
В Китае, конечно, тоже любят помучить, а пыточная традиция доведена там до такой изощренности, что Иван Грозный наверняка с любопытством изучил бы опыт династии Цинь. Но Китай, не отказывая себе в попутных удовольствиях вроде массовых репрессий времен культурной революции, все-таки намечал некоторые государственные цели, которых и добивался, пусть с избыточными жертвами. Российская традиция в этом смысле печальней: Китай сегодня не узнать, а Россия узнаваема в малейшем своем проявлении, стоит чуть отъехать от Москвы. Китай заинтересован в развитии и более всего хочет меняться; Россия, напротив, тратит максимум усилий на сохранение статуса кво, который у нее называется суверенитетом. Когда здесь опять случится вспышка пассионарности – будьте благонадежны, она найдет, за что расстрелять миллион-другой. А случится это под предлогом борьбы с коррупцией, опровержения генетики или упразднения круглых шляп – вопрос настолько второстепенный, что задаваться им давно уже неприлично.
Любопытно, кстати, что никто из россиян не жаждет перенимать строительные, производственные или хотя бы идеологические практики Китая. Мы редко встречаем тексты, где рассказано, сколько там строят или производят (в самом деле, чего огорчаться?). Зато мы отлично знаем, что там контролируют интернет, расстреливают за взятки и жестко (любимое русское слово) цензурируют прессу.
«Сделать, как в Китае» по-русски означает именно расстреливать, как в Китае, но работать при этом, как в Москве. Вероятно, поэтому и братковские войны девяностых привели не к строительству капитализма, а к появлению нескольких тысяч очень красивых и забавных черномраморных памятников.
