Президент сообщил гражданам, что Москва больше не находится в состоянии холодной войны с Анкарой. Владимир Путин сорок минут беседовал по телефону и в скором времени планирует лично встретиться с человеком, которого последние семь месяцев все федеральные каналы и сам российский лидер именовали не иначе, как «пособником ИГИЛ» (группировка запрещена в РФ), переправляющим террористов и оружие в Сирию, покупающим у тех ворованную нефть ради обогащения собственной семьи.
Теперь чартеры стоят под парами – россиянам вдруг объявили, что в Турцию, в которой еще вчера было так опасно, можно. И даже последний теракт в Стамбуле не помеха. Государственные СМИ больше не возмущаются «предательским ударом в спину», не клянут «султана» за гибель пилота Пешкова и морпеха Позынича. Рана от «турецкого ятагана» по решению сверху вдруг стала затягиваться чуть ли не так же стремительно, как развивался конфликт между вчерашними друзьями, поссорившимися из-за «маленькой победоносной войны» в Сирии.
Эрдогана часто сравнивают с российским президентом, называя его «турецким Путиным», находя параллели в их внешней и внутренней политике и тем самым объясняя столь жесткий клинч между «двумя мачо». Однако на прошлой неделе президент Турции продемонстрировал, что он не Путин, он другой. Невозможно себе представить, чтобы президент России публично признал свою неправоту в чем бы то ни было, а уж тем более вину. Владимир Путин не ошибается. «Неоосман» Эрдоган, несмотря на свою неоднозначную репутацию, выдавил из себя слова, которые ждал от него Кремль. В России это, конечно, восприняли как слабость, нашу очередную «внешнеполитическую победу» и изначальную правоту. Прискорбно, так как неправильно сделанные выводы рано или поздно приводят к повторению ошибки, уже с более негативными последствиями.
Нынешний «турецкий гамбит» показывает, что сегодня даже «султан» при всем желании не может позволить себе проводить политику, которая ведет его страну к изоляции, бизнес – к разорению, граждан – к потере безопасности. У Путина так вопрос не стоит. Наши граждане готовы платить за любые внешнеполитические решения руководства – за контрсанкции, бьющие по их кошельку; за далекие военные операции, чреватые местью террористов; за запреты и эмбарго, лишающие отдыха и разгоняющие цены; за западные санкции, наносящие урон экономике.
Элиты верноподданнически кивают, еще не ощутив на своей шкуре всех прелестей «дипломатических побед». Народ не спрашивают, его ставят перед фактом – «денег нет, но вы держитесь» ради «встающей с колен» страны. Теперь ему дали новые, противоположные, вводные по Турции в уверенности, что через месяц-другой он забудет, с чего и почему все началось, как это было неоднократно. Примерно как в антиутопии Джорджа Оруэлла «1984», где власти вымышленной страны Океании сообщали населению, что, оказывается, «Океания воюет с Остазией/Евразией. Океания ВСЕГДА воевала с Остазией/Евразией» (нужное подчеркнуть).
Однако решения, принимаемые одним главным в стране человеком без наличия реальных сдержек и противовесов, постепенно начинают входить в противоречие с логикой самого же актора, сея зерна сомнений в умах подданных. Прошлым летом президент говорил, что ИГИЛ не несет прямой угрозы России, а через месяц Москва начала против него войну в Сирии. Россиянам два года рассказывали об «убийце российских журналистов» Надежде Савченко и вдруг после показательного процесса отпустили из неких «гуманистических» соображений. Показывали, как ДНР и ЛНР бьются с «карателями» и «укрофашистами», которых посылает «киевская хунта», а теперь в Кремле заявляют о принципиальном согласии на возврат Донбасса той самой «хунте».
Кремль старается маневрировать, нивелируя последствия неверно принятых им же решений, до того преподносившихся как «победы». Но при продлении такого сценария, наложенного на экономический кризис, и у низов, и у верхов рано или поздно может случиться разрыв шаблона, что вряд ли приведет к запросу на рационализм, скорее к претензиям к самому «хозяину», который «слишком высоко взлетел и оторвался от коллектива».
«Это, как его, – волюнтаризм!» – говорил герой комедии «Кавказская пленница» 1966 года, не вполне понимая значение слова. Но после пленума ЦК КПСС 14 октября 1964 года, лишившего власти Никиту Хрущева за то, что «в его деятельности имели место проявления субъективизма и волюнтаризма», точно зная, что оно «ругательное».
Сейчас граждане ругаются попроще. В основном против начальников рангом пониже. И до очередного «пленума» – в узких кругах.
