Некоторые оптимисты — отношусь к ним уважительно и сострадательно — заговорили о крахе «Новороссийского проекта» и «Русской весны», стоило Владимиру Путину попросить (именно попросить!) юго-восточное ополчение перенести донецкий и луганский референдумы. Все это было бы чересчур оптимистично даже без учета истинных целей «Новороссийского проекта» — для замирения Украины и пресловутой деэскалации недостаточно одного заявления, не подкрепленного покамест никакими конкретными действиями и оценками. В высшей степени наивно было бы полагать, что у Кремля с самого начала был проект, мечтавшийся столь многим не в меру усердным имперцам.
Ни о каком присоединении Новороссии либо Украины в целом не было речи — не потому, что кто-то боится иллюзорных западных санкций, а потому, что окормлять несколько депрессивных регионов, имеющих вдобавок опыт вооруженной борьбы за свои права, Россия не готова ни экономически, ни идеологически. Интересно, зачем тогда затевалась вся эта пропагандистская кампания, которую назад в бутылку не загонишь? А ответ как раз вполне очевиден — странно, что многие отказываются его видеть. Цель состояла не в том, чтобы присоединить Новороссию либо превратить ее в буферную зону, а в том, чтобы из всей России сделать буквальную Новороссию, то есть принципиально новое государство. В Украине Путин преследовал не геополитические, а сугубо внутренние цели.
Маленькие победоносные войны — в том числе несостоявшиеся — нужны не для того, чтобы захватывать новые, вдобавок проблемные территории, а для того, чтобы уничтожать оппозицию, вводить цензуру по законам военного времени и получать от восторженного населения карт-бланш на любые действия, касающиеся, понятно, не только цензуры, но и экономики. Стращая население украинскими фашистами, вырывающими русский язык из глотки донецкого шахтера, российская власть вовсе не заботилась о судьбе донецкого шахтера (иначе она уж как-нибудь нашла бы способ ему объяснить, что кровь льется понапрасну и никакие русские танки не ворвутся в Краматорск).
Если бы Россия хотела усадить обе стороны конфликта за стол переговоров, превосходная русская дипломатия сумела бы справиться с этой задачей (а превосходные русские пропагандисты не разжигали бы войну всеми доступными средствами). Украина нужна России только для того, чтобы начисто заставить население забыть о любых вызовах новых времен; чтобы стагнация оказалась незамеченной, а рост цен представился следствием все тех же коварных санкций, последствия которых в действительности начали бы ощущаться лишь в отдаленном будущем. Словом, вся украинская кампания, включая присоединение Крыма, нужна была не для того, чтобы задавить гадину в ее логове, а для того, чтобы обеспечить ей идеально комфортное логово в самой России.
А ситуация в России, надо признать это прямо и без экивоков, отличается от советской — она куда критичнее. Советский Союз смог во время глубокого кризиса отделаться перестройкой (и то довольно травматичной для имперских окраин) именно потому, что был несколько цивилизованнее и модернизированнее, нежели царская Россия. Навальный, как всегда, высказался по существу: цвет победы — красный, а георгиевская ленточка — символика совсем иной эпохи. Еще резче был Александр Невзоров, человек эклектичных воззрений, но бесспорной храбрости: воскресни сегодня власовец, он решил бы, что победила РОНС, — по трехцветному флагу и георгиевской ленте, привязанной на что угодно без чувства меры и такта (так в девяностые освящали все вплоть до мерседесов).
В Великой Отечественной войне Россия боролась с фашизмом, а в Первой мировой она решала совсем иные задачи. Она, собственно, полезла в эту войну не столько ради братушек-сербов, сколько ради мгновенного сплочения вокруг обожаемого монарха, вокруг взрыва патриотического экстаза, который через год обернулся массовым разочарованием. Осмысленный патриотический подъем кончается победой — истерика кончается гражданской войной. И вся украинская катастрофа (назовем вещи своими именами) легитимизирует катастрофу российскую, ментальную, о которой уже через год многие будут вспоминать со стыдом и ужасом. Как перечитывать тогда знаменитую колонку Проханова о черной сперме? А стратегические советы — куда именно в Киеве высаживать десант?
Все это было нужно, конечно. Даже необходимо. Но не для того, чтобы спасать или губить Украину. А для того, чтобы в преддверии Дня Победы над фашизмом в России вольготно распоясался самый откровенный и подлинный фашизм, даже не маскирующийся; чтобы марши с фашистской символикой по случаю Первомая разгуливали по Москве; чтобы нацисты нового образца присваивали себе советские подвиги, отрицая советский интернационализм и глумясь над ним. Все это не ради русской весны, а ради русской зимы. Украинцы как-нибудь договорятся, а вот что делать российскому обществу, в очередной раз надвое расколотому ради бесконечной пролонгации кремлевской власти, — вопрос, на который нам всем придется отвечать уже сейчас.
