Профиль

Не входить

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя.

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя.

Пелевину приписывается фраза о том, что истинно буддистский способ смотреть телевизор – это не смотреть телевизор; даже если это сказал не он, все равно красиво. Мне кажется, истинно буддистский, а попросту говоря, лучший способ выйти из ПЕН-центра – это не вступать в ПЕН-центр. Да и вообще в России вступать в какую-нибудь организацию стоит только для того, чтобы громко, эффектно оттуда выйти.

Русский PEN изначально мне представлялся совершенно бессмысленной организацией, и я не вступал туда даже тогда, когда мне поясняли, что для трудоустройства в США это в высшей степени полезно. Меня и так время от времени зовут туда преподавать, а ни в одной писательской организации я не состою. Никакой пользы в этом нет, поскольку ни одно тоталитарное правительство сроду еще не прислушалось к голосу объединенных писателей. Протестовать имеет смысл только для очистки совести. Хоть все нобелевские лауреаты мира подпишись под обращением в защиту Салмана Рушди, – аятолла Хомейни все равно не отменил бы свою бессмысленную фетву; хоть сам папа римский выступи в защиту Олега Сенцова, Сенцов будет сидеть до тех пор, пока не станет выгодно его обменять, поскольку сказано же вам: «мы не можем руководствоваться христианскими чувствами».

И была мне охота состоять в одной организации с людьми, которые в жизни своей ничего не написали, но кооптированы в ПЕН за те или иные заслуги! Впрочем, те, которые написали, ничем не лучше. Что мне за радость состоять в одном писательском клубе с Андреем Битовым? Мне нравится Битова читать, иногда – с ним выпивать; но состоять с ним в одной организации и, стало быть, подписываться под его заявлениями? Увольте. Я люблю читать раннюю Юнну Мориц, но быть в одном ПЕН-центре с Мориц нынешней и, стало быть, разделять хоть минимальную ответственность за ее нынешнее творчество?! Писатель вообще не обязан иметь гуманистические убеждения, он иногда существует для того, чтобы на своем примере демонстрировать гибельность тех или иных заблуждений. Как обстояло дело с гуманитарными ценностями у Луи Фердинанда Селина? У Достоевского времен «Карамазовых»? У Константина Леонтьева? У Евгения Харитонова, даром что он принадлежал к сексуальному меньшинству?

Писателю должно быть присуще не теплое и приятное чувство коллективизма, а ледяное, свежее, бодрящее чувство изгойства. Когда Мандельштама стали травить именно коллеги, профессионалы, защищавшие свои корпоративные ценности, он взбунтовался: «Какой я писатель! Пошли вон, дураки!». Правда, ему было почти сорок. Но у нас-то уже есть «Четвертая проза», нам вроде бы не обязательно проделывать сначала весь этот путь от профессионального союза к профессиональному одиночеству? Да, писательство – профессия, отнюдь не способствующая улучшению нравов. Это нормально, зависть – наша профессиональная болезнь, продолжение естественной конкуренции. Да, мы вечно балансируем на тончайшей грани между адской неуверенностью в себе и адской же самовлюбленностью. Это же касается и режиссеров, и композиторов. Какие льготы может предоставить любой союз писателей? Обяжет музу прилетать ежедневно с трех до пяти? Подписывать коллективные протесты – занятие для тех, у кого нет собственного голоса. Правда, как заметил Шендерович, наша власть понимает не слова, а цифры, и если подписантов действительно очень много, она прислушается. Но в ПЕН-центре по определению мало народу, и его мнением российская власть подотрется с тем особенным наслаждением, с каким Рольф Хоппе–Геринг в фильме «Мефисто» кричал Брандауэру–Хефгену: «Убирайтесь, АКТЕР!».

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя. В России нельзя быть полуостровом – только островом.

А уж если говорить совсем честно – у меня несколько профессий, и я с радостью вступил бы в любой профессиональный союз: педагогический, кинематографический, даже садоводческий. Но среди тех предательств, которые я переживал, писательские, безусловно, лидируют по численности. То ли писателям особенно интересно – ради творческих целей, разумеется, – понять, что чувствует предатель, то ли они ищут в падении источники новой энергетики. Но ищут зря: ни Селин после своего коллаборационизма, ни Михалков после всех своих наград ничего особенно хорошего не написали. А нынешний президент ПЕН-центра Евгений Попов и до того был, мягко сказать, не Битов.

 

Пелевину приписывается фраза о том, что истинно буддистский способ смотреть телевизор – это не смотреть телевизор; даже если это сказал не он, все равно красиво. Мне кажется, истинно буддистский, а попросту говоря, лучший способ выйти из ПЕН-центра – это не вступать в ПЕН-центр. Да и вообще в России вступать в какую-нибудь организацию стоит только для того, чтобы громко, эффектно оттуда выйти.

Русский PEN изначально мне представлялся совершенно бессмысленной организацией, и я не вступал туда даже тогда, когда мне поясняли, что для трудоустройства в США это в высшей степени полезно. Меня и так время от времени зовут туда преподавать, а ни в одной писательской организации я не состою. Никакой пользы в этом нет, поскольку ни одно тоталитарное правительство сроду еще не прислушалось к голосу объединенных писателей. Протестовать имеет смысл только для очистки совести. Хоть все нобелевские лауреаты мира подпишись под обращением в защиту Салмана Рушди, – аятолла Хомейни все равно не отменил бы свою бессмысленную фетву; хоть сам папа римский выступи в защиту Олега Сенцова, Сенцов будет сидеть до тех пор, пока не станет выгодно его обменять, поскольку сказано же вам: «мы не можем руководствоваться христианскими чувствами».

И была мне охота состоять в одной организации с людьми, которые в жизни своей ничего не написали, но кооптированы в ПЕН за те или иные заслуги! Впрочем, те, которые написали, ничем не лучше. Что мне за радость состоять в одном писательском клубе с Андреем Битовым? Мне нравится Битова читать, иногда – с ним выпивать; но состоять с ним в одной организации и, стало быть, подписываться под его заявлениями? Увольте. Я люблю читать раннюю Юнну Мориц, но быть в одном ПЕН-центре с Мориц нынешней и, стало быть, разделять хоть минимальную ответственность за ее нынешнее творчество?! Писатель вообще не обязан иметь гуманистические убеждения, он иногда существует для того, чтобы на своем примере демонстрировать гибельность тех или иных заблуждений. Как обстояло дело с гуманитарными ценностями у Луи Фердинанда Селина? У Достоевского времен «Карамазовых»? У Константина Леонтьева? У Евгения Харитонова, даром что он принадлежал к сексуальному меньшинству?

Писателю должно быть присуще не теплое и приятное чувство коллективизма, а ледяное, свежее, бодрящее чувство изгойства. Когда Мандельштама стали травить именно коллеги, профессионалы, защищавшие свои корпоративные ценности, он взбунтовался: «Какой я писатель! Пошли вон, дураки!». Правда, ему было почти сорок. Но у нас-то уже есть «Четвертая проза», нам вроде бы не обязательно проделывать сначала весь этот путь от профессионального союза к профессиональному одиночеству? Да, писательство – профессия, отнюдь не способствующая улучшению нравов. Это нормально, зависть – наша профессиональная болезнь, продолжение естественной конкуренции. Да, мы вечно балансируем на тончайшей грани между адской неуверенностью в себе и адской же самовлюбленностью. Это же касается и режиссеров, и композиторов. Какие льготы может предоставить любой союз писателей? Обяжет музу прилетать ежедневно с трех до пяти? Подписывать коллективные протесты – занятие для тех, у кого нет собственного голоса. Правда, как заметил Шендерович, наша власть понимает не слова, а цифры, и если подписантов действительно очень много, она прислушается. Но в ПЕН-центре по определению мало народу, и его мнением российская власть подотрется с тем особенным наслаждением, с каким Рольф Хоппе–Геринг в фильме «Мефисто» кричал Брандауэру–Хефгену: «Убирайтесь, АКТЕР!».

В России нельзя вступать ни в одну организацию, ибо все они либо подконтрольны власти, либо неизбежно копируют ее, даже фрондируя. В России нельзя быть полуостровом – только островом.

А уж если говорить совсем честно – у меня несколько профессий, и я с радостью вступил бы в любой профессиональный союз: педагогический, кинематографический, даже садоводческий. Но среди тех предательств, которые я переживал, писательские, безусловно, лидируют по численности. То ли писателям особенно интересно – ради творческих целей, разумеется, – понять, что чувствует предатель, то ли они ищут в падении источники новой энергетики. Но ищут зря: ни Селин после своего коллаборационизма, ни Михалков после всех своих наград ничего особенно хорошего не написали. А нынешний президент ПЕН-центра Евгений Попов и до того был, мягко сказать, не Битов.

Самое читаемое
Exit mobile version