Общество «политических девственников»

— Если бы КПРФ перестала быть «коммунистической», став, например, «социал-демократической», это добавило бы ей сторонников?

— Говоря о компартии, мы почему-то делаем вид, что имеем дело с какой-то абстрактной левой оппозиционной партией. Но речь идет о конкретной КПРФ, которая имеет совершенно определенное политическое лицо, определенные нормы поведения и политическую практику, свой электорат. И ее как ни переименовывай, суть останется все той же.

К тому же призыв переименовать партию традиционно исходит извне КПРФ, от людей, которые воспринимают политику как игру абстрактных сил. В самой же партии так вопрос не ставился и не ставится.

На мой взгляд, призыв переименовать партию абсолютно бессмысленный. Хотя бы потому, что избиратель КПРФ абсолютно не интересуется политикой как таковой.

Вопреки расхожему мнению, большая часть лояльных партии избирателей — это люди абсолютно аполитичные. Как и большая часть членов и лидеров компартии: их политика тоже не интересует. Их задача — при помощи раскрученного бренда «КПРФ» получить раз в несколько лет определенное количество думских мандатов, а потом эти мандаты конвертировать в те или иные личные или корпоративные выгоды. То есть это форма бизнеса.

Кто же из серьезных бизнесменов будет менять хорошо раскрученный и приносящий прибыль бренд на новый, который придется раскручивать заново, вкладывая в это деньги и силы?

— Как вы оцениваете политическую практику коммунистов?

— Если мы говорим о КПРФ, равно как и о любой другой думской партии, мы должны отдавать себе отчет в том, что это не вполне политические партии, это «проекты». И поэтому в политических категориях их оценивать практически невозможно. Это все равно, что сравнивать идеологические особенности L'Oreal или Faberliс.

Если же не брать в расчет идеологию и политику, а рассмотреть риторику КПРФ, то она представляет собой некий набор не изменяющихся штампов, которые работают только на определенную культурную (даже не социальную!) группу, которая получает удовлетворение от того, что слышит привычные банальности.

— Насколько, на ваш взгляд, политическое будущее КПРФ связано с физическим здоровьем ее лидеров?

— На мой взгляд, эти вещи зависят не напрямую. КПРФ просуществует ровно столько, сколько просуществует нынешняя «политическая» система. Ее суть — в том, что есть несколько партий, которые допущены до распределения думских мандатов и, значит, могут заниматься «политикой», и есть все остальные, которые до этой процедуры не допущены.

Таким образом, если нынешняя система просуществует 500 лет, то и КПРФ просуществует столько же. Если она рухнет через полгода, рухнет и КПРФ. Конечно, люди, собственность, офисы — все это останется, но никакой роли партия играть уже не будет. Останутся просто материальные активы, которые будут постепенно сбываться на сторону, если их, конечно, не отнимут в процессе перемен.

— То есть сторонники партии могут быть спокойны: возраст Зюганова — не помеха для будущего КПРФ?

— Я очень надеюсь, что Геннадий Андреевич Зюганов проживет дольше, чем нынешняя политическая система, а, значит, и возглавляемая им партия.

— Если отвлечься от КПРФ, насколько востребованы в России идеи социал-демократии?

— Сейчас в России вообще нет политического процесса в том смысле, какой вкладывается в это понятие в странах с демократической системой. Наше общество тотально деполитизировано. Это общество, как однажды выразился Маркс, «политических девственников».

Пока мы имеем дело с ролевыми играми в политику, и каждый играющий на зубок знает свою роль. Политической же борьбы в подлинном смысле слова у нас нет. Даже если взять борьбу «белоленточников» с правительством, то и она только еще приобретает черты политического размежевания. Хотя бы потому, что большая часть членов нынешней властной элиты, если их спросить по поводу тех или иных конкретных решений, выскажется диаметрально противоположно. Вообще, социология показывает очень интересный парадокс. Большая часть людей, которые ненавидят власть, готовы поддержать буквально каждое решение правительства в социальной или экономической сфере. И наоборот, те, кто в целом власть поддерживают, считают проводимую ею социально-экономическую политику преступной и антинародной. И это не дает возможность провести реальное политическое размежевание.

Но этот процесс может произойти очень быстро и очень болезненно. Радикально и, возможно, в катастрофических формах. Если какой бы то ни было политический процесс пойдет, в течение года вся партийная картина может измениться до неузнаваемости. Поэтому нет смысла устраивать анализ нынешних квазираскладов, которые, возможно, завтра уже морально устареют.

— При этом принято считать, что традиционно Россия — страна преимущественно левых взглядов.

— Что касается вообще левых настроений в обществе, то ситуация очень странная.

С одной стороны, если взять опросы общественного мнения, напрашивается вывод, что большая часть населения России — это стихийные социал-демократы разной степени левизны: от умеренных до радикально левых. Ну, и изрядная часть общества придерживается вполне коммунистических взглядов (что, однако, совершенно не обязательно отражается на уровне электорального поведения — люди политизированные в нашей стране чаще всего не голосуют). В этом смысле российское общество, действительно, является преимущественно левым.

Но, с другой стороны, явно, что это общество своей левизны до конца не осознает. У людей очевидная идеологическая путаница в головах, в результате чего левые идеи равномерно размазаны буквально по всему политическому спектру. Поговорите с каким-нибудь депутатом-заднескамеечником из «Единой России», и окажется, что у него гораздо более левые взгляды, чем у депутата из КПРФ. Но это никак не отражается на их политической практике: они голосуют так, как им говорит начальство. У нас ведь, как писал Илья Кормильцев, «одни слова — для кухонь, другие — для улиц». Это означает, что ни у тех, ни у других нет своей политической позиции, они просто работают депутатами. И не более того.

— Что может прийти на смену?

— Думаю, когда в России что-то начнет двигаться, тут же возникнет пространство для довольно мощного левого или левоцентристского движения, которое по форме может быть весьма радикальным. Если иметь в виду наш многолетний политический застой, который у нас длится чуть ли не последние полвека, а не 15-20 лет, как многим кажется, можно предположить, что формирование новой политической системы и ее институтов будет протекать весьма драматично. И поэтому они по определению будут радикальными — не только по своей риторике, но и по политической практике.

У нас, чтобы провести очень ограниченную и умеренно левую реформу, нужно сначала осуществить революцию. Простейший пример: можно сколько угодно говорить о регулируемой рыночной экономике. Но чтобы создать условия для реально работающей регулируемой рыночной экономики, в России для начала нужно провести масштабную экспроприацию и национализацию. А это — радикальные меры. Но без них не обойтись!

Экспроприация и национализация тех же сырьевых компаний, которые по форме являются госкорпорациями (а в наших условиях это не более, чем механизм относительно легального вывода государственных средств в частный сектор), затронет огромное количество интересов.

Так что безболезненным этот процесс не будет. Против выступят очень серьезные силы, которые сейчас благополучно доят государство и которым придется потерять эту кормушку. И ведь нужно не отодвинуть кого-то от кормушки (это периодически случается), а разбить саму кормушку. Тут столкновений не избежать. А ведь национализация сырьевых компаний — еще не самая радикальная мера!

В общем, наша социал-демократия не будет похожа на европейские аналоги. Тем более что современная европейская социал-демократия давно уже является вполне буржуазной и неолиберальной. Наш же «левый курс» будет, скорее, похож на латиноамериканский, на курс Уго Чавеса.

— Но к нынешней КПРФ все это уже не будет иметь отношения?

— Конечно. Яркий пример — нынешняя ситуация на Украине. Как только там что-то «сдвинулось», компартия Украины просто выпала из процесса. КПУ как будто нет. Отдельные активисты участвуют в событиях. Но партии не слышно и не видно. Такая же судьба ждет и нашу КПРФ.