Профиль

От делать нечего солдат

Почему увеличивается количество желающих служить в армии, и можно ли считать это признаком растущего патриотизма

Почему увеличивается количество желающих служить в армии, и можно ли считать это признаком растущего патриотизма

Крупная проправительственная газета радостно сообщает со ссылкой на депутата Владимира Бессонова, что весенний призыв в этом году выявил небывалую мотивированность: в армии хочет служить больше народу, нежели она может… обуть? принять? переварить? Количество желающих превысило план по призыву почти на треть. И это, конечно, следствие небывалого патриотического подъема, как решили на своем весеннем совещании столичные и околостоличные военкомы.

Некоторые коллеги, с которыми я делюсь этой новостью, говорят: да ну, фейк. Не фейк! Уже и в прошлом призыве цифры были самые оптимистические: раньше страдали от хронического недобора – теперь желающих наполнить собою сапоги буквально некуда девать. Правда, патриотический подъем тут действительно ни при чем, равно как и оболванивающая пропаганда, которую давно смотрят как фрик-шоу. Никто в нее не верит, да и не нужно в нее верить, чтобы ненавидеть всех окружающих. Мы это умеем без пропаганды. В солдаты идут прежде всего потому, что деваться некуда: профессиональных перспектив нет. Я затрудняюсь ответить, кто сегодня нужен стране. Сокращается количество врачей и коек, учителей и школ, а как обстоят дела с занятостью в провинции, знает любой, кому случается выезжать за пределы городов‑миллионников (в них, кстати, тоже не все гладко). Я несколько раз писал о данных, которые получаю от друзей-учителей: собираясь, мы обязательно обсуждаем заветный вопрос – кто из наших выпускников как трудоустроился. Сегодня имеются три профессии: эмигрант, добытчик сырья и его обслуга (последнее включает торговлю автомобилями, продуктами и недвижимостью). Больше нынешняя ситуация ничего предложить не может. Причем самые умные далеко не всегда становятся эмигрантами, а самые глупые – охранниками. Иногда наоборот.

Пойти в солдаты – или в так называемую частную военную компанию, если у вас есть хоть минимальный жизненный или армейский опыт, – сегодня в самом деле единственный выход. Потому что в армии, во‑первых, кормят, и там-то есть хоть минимальные возможности для роста (то есть самый агрессивный, умеющий нагнуть, может упрыгать по карьерной лестнице довольно далеко).

А во‑вторых, это и есть оптимальный выход для копящейся агрессии. Нам потому и подсовывают все время новых и новых врагов – внешних, поскольку громить внутренних опасно. Можно увлечься, трудно остановиться, да и не осталось их почти, внутренних-то. Кто съехал в буквальном смысле, а кто в переносном: трудно же удержаться, когда тебе постоянно вдалбливают, что Россия наконец вернулась к себе и другой никогда не будет. (Другой она будет очень скоро, но, как всегда, за пять минут до перелома ничто на него не указывает.)

Вообще мысль о том, что русские – лучшие солдаты, не нова и в значительной степени верна, но вряд ли она так уж льстит национальному сознанию. Дело в том, что это весьма часто «от делать нечего солдаты», как у Пушкина были «от делать нечего друзья». Русский солдат в самом деле мало дорожит своей жизнью, не говоря уж про чужую. И жизнь эта в самом деле такова, что дорожить ею затруднительно. В редком местном застолье после известного градуса не начинаются воспоминания об армии как о самом ярком времени: в застойные эпохи вспоминают армейский абсурд, во времена заморозков – боевой опыт (с обязательными умолчаниями, с намеками на то, что о многом нельзя рассказать). Сведения о воюющих в Сирии либо на Украине частных военных компаниях – скажем, о бригаде Вагнера, которую с подачи «Фонтанки.ру» обсуждает вся читающая Россия, по всей вероятности, тоже не фейк; у некоторых эти компании вызывают еще один прилив национальной гордости. Другие тихо спрашивают: ну а что, было бы лучше, если бы они в банды записывались, в братки шли, как в девяностые? Мысль о том, что у мужского населения России может быть хоть какая-то альтернатива, кроме как записываться в бригаду наемников либо в бригаду рэкетиров, то есть участвовать во внешней либо в гражданской войне, собеседникам вообще не приходит в голову. Потому что этой альтернативы нет.

Россия в скором времени может стать всемирным резервом, бесперебойным поставщиком наемников, сиречь идеальных солдат; и все это потому, что большая часть ее населения совершенно не нужна российской власти. Для обслуживания трубы хватит десятка тысяч, для обслуживания обслуживающих – еще пары десятков. Остальные могут спасаться, как хотят, – и выгоднее всего сейчас умирать или убивать. Если не на своих границах, то ведь земля большая, и на ней всегда есть какая-нибудь очередная Сирия.

Крупная проправительственная газета радостно сообщает со ссылкой на депутата Владимира Бессонова, что весенний призыв в этом году выявил небывалую мотивированность: в армии хочет служить больше народу, нежели она может… обуть? принять? переварить? Количество желающих превысило план по призыву почти на треть. И это, конечно, следствие небывалого патриотического подъема, как решили на своем весеннем совещании столичные и околостоличные военкомы.

Некоторые коллеги, с которыми я делюсь этой новостью, говорят: да ну, фейк. Не фейк! Уже и в прошлом призыве цифры были самые оптимистические: раньше страдали от хронического недобора – теперь желающих наполнить собою сапоги буквально некуда девать. Правда, патриотический подъем тут действительно ни при чем, равно как и оболванивающая пропаганда, которую давно смотрят как фрик-шоу. Никто в нее не верит, да и не нужно в нее верить, чтобы ненавидеть всех окружающих. Мы это умеем без пропаганды. В солдаты идут прежде всего потому, что деваться некуда: профессиональных перспектив нет. Я затрудняюсь ответить, кто сегодня нужен стране. Сокращается количество врачей и коек, учителей и школ, а как обстоят дела с занятостью в провинции, знает любой, кому случается выезжать за пределы городов‑миллионников (в них, кстати, тоже не все гладко). Я несколько раз писал о данных, которые получаю от друзей-учителей: собираясь, мы обязательно обсуждаем заветный вопрос – кто из наших выпускников как трудоустроился. Сегодня имеются три профессии: эмигрант, добытчик сырья и его обслуга (последнее включает торговлю автомобилями, продуктами и недвижимостью). Больше нынешняя ситуация ничего предложить не может. Причем самые умные далеко не всегда становятся эмигрантами, а самые глупые – охранниками. Иногда наоборот.

Пойти в солдаты – или в так называемую частную военную компанию, если у вас есть хоть минимальный жизненный или армейский опыт, – сегодня в самом деле единственный выход. Потому что в армии, во‑первых, кормят, и там-то есть хоть минимальные возможности для роста (то есть самый агрессивный, умеющий нагнуть, может упрыгать по карьерной лестнице довольно далеко).

А во‑вторых, это и есть оптимальный выход для копящейся агрессии. Нам потому и подсовывают все время новых и новых врагов – внешних, поскольку громить внутренних опасно. Можно увлечься, трудно остановиться, да и не осталось их почти, внутренних-то. Кто съехал в буквальном смысле, а кто в переносном: трудно же удержаться, когда тебе постоянно вдалбливают, что Россия наконец вернулась к себе и другой никогда не будет. (Другой она будет очень скоро, но, как всегда, за пять минут до перелома ничто на него не указывает.)

Вообще мысль о том, что русские – лучшие солдаты, не нова и в значительной степени верна, но вряд ли она так уж льстит национальному сознанию. Дело в том, что это весьма часто «от делать нечего солдаты», как у Пушкина были «от делать нечего друзья». Русский солдат в самом деле мало дорожит своей жизнью, не говоря уж про чужую. И жизнь эта в самом деле такова, что дорожить ею затруднительно. В редком местном застолье после известного градуса не начинаются воспоминания об армии как о самом ярком времени: в застойные эпохи вспоминают армейский абсурд, во времена заморозков – боевой опыт (с обязательными умолчаниями, с намеками на то, что о многом нельзя рассказать). Сведения о воюющих в Сирии либо на Украине частных военных компаниях – скажем, о бригаде Вагнера, которую с подачи «Фонтанки.ру» обсуждает вся читающая Россия, по всей вероятности, тоже не фейк; у некоторых эти компании вызывают еще один прилив национальной гордости. Другие тихо спрашивают: ну а что, было бы лучше, если бы они в банды записывались, в братки шли, как в девяностые? Мысль о том, что у мужского населения России может быть хоть какая-то альтернатива, кроме как записываться в бригаду наемников либо в бригаду рэкетиров, то есть участвовать во внешней либо в гражданской войне, собеседникам вообще не приходит в голову. Потому что этой альтернативы нет.

Россия в скором времени может стать всемирным резервом, бесперебойным поставщиком наемников, сиречь идеальных солдат; и все это потому, что большая часть ее населения совершенно не нужна российской власти. Для обслуживания трубы хватит десятка тысяч, для обслуживания обслуживающих – еще пары десятков. Остальные могут спасаться, как хотят, – и выгоднее всего сейчас умирать или убивать. Если не на своих границах, то ведь земля большая, и на ней всегда есть какая-нибудь очередная Сирия.

Самое читаемое
Exit mobile version