Ни в чем так ярко не проявляется характер российского народа – прекрасный, в общем, характер, – как в реакции на низвержение крупного государственника или иного привилегированного лица. Обычная ненависть к чиновничеству немедленно сменяется сочувствием, обычное брюзжание – горячим желанием помочь. Алексей Улюкаев – человек года, потому что его речь в суде произвела некое действие даже на каменные сердца литературных критиков. Один из них так и написал: может быть, стихи у него и плохие, но его последнее слово – речь поэта.
И я совершенно с этим согласен и более того – мне и стихи его казались свежими, новаторскими, не хуже, чем у другого экономиста, в прошлом поэта-авангардиста, Евгения Сабурова. Экономисты хорошо пишут – видимо, потому, что понимают тайные движения души человеческой. Интерес к деньгам и к тончайшим материям часто совпадает – как у Некрасова, скажем: поэты чувствуют, что деньги – кровь мира, и знают, как надо себя вести, чтобы она к тебе прилила. «Не улюлюкайте вслед Улюкаеву!» – вполне поэтически призвала Ольга Романова, и в самом деле – в таком улюлюканье есть нечто глубоко нерусское.
Это не по-нашему – бросать мусором в Оскара Уайльда, которого отправляют на каторгу. Это лондонская толпа может так делать, а русский человек подойдет к каторжнику и неловко сунет калачик. Это потому, наверное, что у нас нет чистеньких – все виноваты; и когда виноват оказывается кто-то из власть имущих, он начинает вызывать сострадание и солидарность. Мне даже кажется, что Сталина бы до сих пор дружно ненавидели, если бы его не начал посмертно ругать Хрущев. Сразу возникают вопросы: а сам-то ты кто? Лучше, что ли? Этот хоть и казнил без разбору, зато при нем цены снижали и у тех, кто выжил, был свой шанс поесть масла, а при тебе и масла не стало, кукурузная твоя голова. И хотя Хрущев был чуть ли не единственным, при ком сажали меньше, чем выпускали, народ ему не верил, а Сталину верил. Потому что Сталина как бы посмертно разжаловали, а разжалованным мы сочувствуем. Наверное, именно в русском народе уцелела генетическая память об изгнании из рая: мы все себя чувствуем изгнанниками из какого-то безопасного и привилегированного места. И когда в этом положении оказывается государственное лицо – мы не злорадствуем, нет. Сохранились свидетельства, что когда чванливых мальчиков и девочек в школах прорабатывали за недостаточную бдительность после изгнания родителей из партии, а то и ареста, никто из одноклассников тоже не злорадствовал, а кто злорадствовал, того били.
Фазиль Искандер говорил в интервью автору этих строк, что есть социальный слой, не учтенный Марксом: это чернь. Этот особый отряд человечества социально никак не детерминирован, представители черни есть и среди богатых, и среди бедных, и вообще их никак не определить по имущественному критерию. Чернь – это люди, которые сами ничего не умеют, но другим все запрещают. Это именно те, на кого направлен гнев Пушкина в знаменитом стихотворении «Поэт и толпа», где, однако, к поэту обращается не толпа, а именно чернь. Так вот, те, кто сегодня злорадствуют по поводу Улюкаева, требуют обвинительного приговора и повторяют: «А о чем ты думал, когда воровал?» – они и есть чернь, и будьте уверены, они свое получат. Вот Навальный, у которого есть все основания ненавидеть высшее чиновничество – в худшем случае за злоупотребления, в лучшем за потакание им, – высказался сдержанно и сочувственно: он в этом последнем слове услышал трагедию. А над трагедией не смеются. Конечно, высшее российское чиновничество задумывается о судьбах народных, только оказавшись на месте этого самого народа, – но слава Богу и за то, что задумывается хоть тогда. А Улюкаев и прежде не выглядел злодеем.
Вот почему хочется надеяться на благоприятный для Улюкаева исход этого дела: ясно же, что в глазах народа сегодня Сечин бесчеловечен. Кто же захочет вызвать гнев народный таким заведомо непопулярным и антигуманным приговором? Ведь нет человека, которого рано или поздно не выкинули бы из власти – смерть ли это будет, время, заговор или иная непобедимая причина. И каждому хочется, чтобы ему тогда посочувствовали. Поэтому никто из свергнутых властителей в России не вызывает народного гнева, и Николая II с семьей убили трусы и фанатики, а не представители народа. Русский народ – не чернь. Он еще раз это блистательно доказал.
И не раз еще докажет, поверьте поэту. Не англосаксы, чай.
