Владимир Путин назвал патриотизм единственной национальной идеей, и спорить с этим так же трудно и бессмысленно, как плевать против ветра: не только потому, что дискутировать с патриотами нынче опасно (они сейчас стали очень нервные, им надо постоянно повышать градус дискуссий, грозить расправами), а еще и потому, что всякий живущий в России является патриотом по определению. Не то бы уехал, пока можно. Живет здесь? Налоги платит? Закон не преступает? Он самый патриот и есть, а не тот, кто рвет глотку за Донбасс или требует посадить на кол пятую колонну.
В свое время издевательский памфлет Петра Палиевского «К понятию гения» (1969) открыл вполне серьезную дискуссию по этому вопросу. Пора, думается, написать фундаментальную статью «К понятию патриота», поскольку мало в чем Россия так нуждается, как в истинном патриотизме. Я предложил бы для начала – чтобы отмести вовсе уж абсурдные, болезненные случаи – постулировать тезис о том, что патриот обязан чем-то жертвовать, действовать вопреки чему-то, иначе какая же это любовь? Он либо остается на Родине, имея все возможности свалить и трудоустроиться за рубежом (никому не нужный человек без дарований и образования никак не может назвать патриотизмом свое пребывание на Родине – она, так сказать, его последнее прибежище). Либо вопреки всеобщей энтропии он делает конкретное дело, с нуля организует производство, журнал, детский сад для аутистов; без помощи государства (и вопреки его слоновьему вмешательству) добивается своего и облегчает жизнь окружающих. Иными словами, патриот – всегда борец с генеральной тенденцией эпохи, потому что быть патриотом, попавшим в струю, слишком легко, и этому как- то не веришь.
«Мы бузотеры с разрешения всех святых», как говорил Мандельштам, «буйство с мандатом на буйство», как говорил Пастернак. «Наши» – не патриоты, поскольку строят карьеру; «Антимайдан» – не патриоты, поскольку действуют с прямого соизволения власти. В патриотизм как непременная составляющая входит сопротивление. «Мне нравятся колхозы, но я боюсь хвалить их вслух, – признавался Тынянов, – чтобы не подумали: сервильность». По этой же причине – не желая публично расписываться в лояльности властям – патриот избегает нахваливать Родину вслух: подумают еще, что напрашивается на орден «За заслуги перед Отечеством». И потому патриотизм четко разделяет Родину и власть: он хочет служить Родине, но не стремится понравиться власти.
Патриоты сегодня – именно те, кто действует вопреки собственной выгоде; те, кто, не уезжая никуда – пока сохраняется шанс жить и работать дома,– заявляют о своей гражданской позиции. Им можно верить, ибо у них нет материального стимула. Нельзя же всерьез говорить об американских грантах и печеньках Нуланд: какие гранты у большинства уличных демонстрантов, правозащитников и публицистов? За какие американские деньги Масюк или Борщев с трудом пробиваются в следственные изоляторы, чтобы рассказать о нечеловеческих условиях, сложившихся там, о пытках, под которыми вымогают у арестантов квартиры и деньги, о сращивании воровской и ментовской власти? Страшные публикации Масюк на эту тему – акт патриотизма в самом чистом виде. Реакция Эллы Памфиловой, немедленно потребовавшей провести проверку,– тоже акт патриотизма, могла бы и рукой махнуть либо объявить происками. Деятельность Фонда по борьбе с коррупций – безусловный патриотизм. А вот снабжать деньгами и поддержкой неонацистские организации, расшатывающие обстановку в Европе и борющиеся с мигрантами, – это совершенно не патриотизм, и большего позора, чем российская поддержка какой-нибудь ПЕГИДЫ, представить я не могу. Хотя формально это защита русских за границей (разумеется, под соусом борьбы с «понаехавшими»). Думаю, ни один истинный патриот в здравом уме не выступит сторонником неонацизма – хотя отечественные нацисты давно уже ходят с гордо поднятой головой и даже не особенно маскируются.
Русский мир безусловно существует, и ценности его бесспорны: это независимость, нонконформизм, презрение к внешнему успеху, бескорыстие, интерес к непрагматическим ценностям – науке, культуре, любви; это уважение к ценностям семьи, любовное и требовательное отношение к детям, почитание старости. Это еще одно важное качество, сформулированное Виталием Найшулем: «Если что-либо должно быть сделано, оно будет сделано любой ценой, но если что-то может быть НЕ сделано – оно не будет сделано ни при каких обстоятельствах». На деле это умение отличать главное от второстепенного, и Россия это умеет – поэтому она никогда не скатывалась и не скатится в фашизм, достает себя за уши из любого болота, гениально мобилизуется в кризисных ситуациях и расслабляется во всех остальных.
Патриотизм не предполагает следования идеологии, но у патриота всегда есть строгий моральный кодекс, и этот кодекс исключает какое-либо раболепие, какую-либо низкую выгоду и тем более сервильность. Истинный патриот – тот, в кого стреляют с двух сторон: с либеральной и оппозиционной. Патриот – всегда «двух станов не боец»: он любит Родину, а не набор взглядов, он презирает всякую узость и определенность, потому что Россия в принципе страна не идеологическая. Здесь ценят верность своим принципам и презирают трусость. Здесь не обязательно быть правым (или левым), но важно быть последовательным. Наконец, патриот – всегда профессионал. Тот, кто не работает, не производит новых ценностей, паразитирует на близости к властям или кормушке, существует за счет родства или конъюнктуры, патриотом не может считаться и близко. «В поте пишущий, в поте пашущий, нам знакомо иное рвение» – это Цветаева как раз о патриоте, о делателе вещей и расстановщике слов в правильном порядке. Без профессии нет ответственности, а значит – совести. Патриот – не пропагандист, не организатор травли, не клеветник, наслаждающийся безнаказанностью: патриот занят вещами более важными, у него нет времени выяснять, кто какой национальности и чья бабушка с кем спала.
Такие патриоты в России есть, их не слишком много, но именно их усилиями (а не молитвами) страна до сих пор жива. Разумеется, те, кто вынужден жить и работать за границей – по причинам политическим или профессиональным, если учесть стремительную депрофессионализацию местного общества, – тоже могут называться этим гордым словом, ибо они укрепляют престиж России и русских за рубежом. Это про них сказал Жоэль Лотье, шахматист и предприниматель: «На трудное дело зовите китайца, на невозможное – русского». Это повторят вам боссы Силиконовой долины, исследователи океана и знатоки отечественного кинематографа.
Так что Владимир Путин все сказал правильно.
Твое бы слово, да не ты бы молвил.
