Владимир Путин редко высказывается о будущем. Тем важнее его слова, сказанные при вручении премий молодым ученым: «Фундаментальные основы, на которых стоит наша страна, имеют настолько глубокие, настолько прочные корни, что ее замечательное, прекрасное будущее неизбежно».
На первый взгляд это так же бессодержательно, как вся наша официальная риторика, включая государственные стихи Сергея Михалкова и последнее федеральное послание. Но мне кажется, президент приоткрыл истинное свое представление о будущем: оно прекрасно потому, что 1) опирается на прочные корни и 2) безальтернативно. В этом и есть, по Путину, основа счастья. Кроме того, в самом тоне высказывания заключен некий контрапункт: «неизбежно» – слово с мрачноватой, негативной модальностью. Неизбежна бывает смерть, старость, расплата. Так что Владимир Путин выступил в своей обычной мрачновато-насмешливой манере: прекрасное неизбежно, хоть вы рыпаетесь, хоть нет.
С одним можно согласиться сразу: будущее России действительно неизбежно, потому что вечно пребывать в настоящем, как бы этого ни хотелось нынешним лидерам, невозможно. Иной вопрос – насколько прекрасно будет это новое время? Совершенно очевидно одно: оно уже не будет опираться на корни. Российская власть поступила крайне нерасчетливо, подгребая к себе в союзники решительно всех, в диапазоне от попов до атеистов, от охранителей до разрушителей, от Пушкина до Победоносцева. При Владимире Путине и его идеологах ответственными за Донбасс и полное выжигание внутренней политики в равной степени оказались все корни и скрепы: Пушкин, Лермонтов, Ленин, далее везде. Поэтому если что и неизбежно, так это радикальная попытка пересмотреть корни, отделить петербургский проект Петра от засосавшей его азиатчины, разграничить церковь и поповщину, признать консерватизм нежизнеспособным. Впоследствии эта же операция предстоит и Европе, и Штатам, но мы, как всегда, будем первыми. Российское будущее – если оно вообще наступит для государства в том виде, каким мы его знаем, – будет очень непохоже на настоящее. И прекрасным окажется именно в той степени, в какой будет от него отличаться.
То, что у Владимира Путина нет никакой внятной концепции будущего, понятно. Он как раз всегда называл себя прагматиком: будущее, по его мысли, построится само, если вместо абстрактных теоретизирований по его поводу дело делать. Между тем никогда в России не делалось так мало дела, как при Путине, – именно потому, что для дела, особенно в нашем климате, нужна сильная мотивация. Некоторое время такой мотивацией была идея Русского мира, то есть Русской весны, то есть стремительного захвата Украины, а если повезет, то и Брюсселя. Многие и посейчас утверждают, что, если бы Путин дал тогда отмашку, сегодня мир был бы наш.
Однако Русский мир, каким он получился, – наиболее наглядно воплощенный в видеообращениях его героев, большей частью уже покойных, – выглядел как чудовищная смесь всего худшего в русском характере и всего наименее структурированного в русской истории; кто бы ни уничтожал сегодня его романтиков – нельзя не признать, что никакого будущего у этого мира как раз не было. И тут уже не важно, решилась бы Россия вводить войска в Украину и двигаться на Киев или ограничилась бы подвешиванием Донбасса в крайне странном положении: результат был бы один – катастрофа сразу или чуть позже.
Донбасс и есть в некотором смысле то будущее России, которое рисует себе Владимир Путин: полная идеологическая неопределенность, топорно изображенный враг, превращение всех соседей в лютых ненавистников, пробуждение в людях худших инстинктов под предлогом солидарности, ложь на каждом шагу и цугцванг в ближайшей перспективе. Какое будущее у Донбасса – никто не знает, но все видят. Приходится признать, что Новороссия и Крым – единственный проект Владимира Путина и его команды, который мы видели вообще; все остальное – либо запреты, либо демагогия. Сделали они только вот это; и неудивительно, что Россия, с триумфом гопничества на всех уровнях, сегодня довольно быстро превращается в один большой Донбасс. Так выглядит будущее, основанное на путинских скрепах. Насколько оно неизбежно – сказать трудно; пространство маневра сужается с каждым днем.
Наше будущее неизбежно и прекрасно, спору нет. В этой формуле вызывает вопрос только слово «наше». То есть будем ли мы нами, а Россия – Россией к тому моменту, как это будущее наступит. Либо настоящее – которое в исторической перспективе явно обречено – утащит его за собой туда, откуда не возвращаются.
