Две трети россиян не возражают против установления памятных знаков Сталину – статуй, мемориальных досок – в общественных местах. Это само по себе не повод к речи. Потом три четверти россиян будут возражать, и это будут те же самые россияне; досадно только, что все новости связаны со старостями, что все новостные поводы глубоко укоренены в нашей истории. Какой тут образ будущего, никак не строящийся у президентской команды, если даже настоящего уже нет! Россия живет исключительно прошлым, образ которого, кстати, тоже довольно скучен – Иван Грозный, Сталин, Жуков, Гагарин, Никулин-Вицин-Моргунов.
Сегодня Россия – страна стариков, если не по возрастной структуре, то по психическому складу. Это ведь стариковские черты – страх перемен, цепляние за прошлое и повышенный интерес к нему, когда не помнишь, что было вчера, но легко расскажешь, что и как было пятьдесят лет назад; старческое скопидомство – даже диагноз такой есть, когда ничего не выбрасываешь, все подгребаешь в кучку. Ненависть к молодым – посмотрите, как все озлоблены на политизированную «школоту». Словом, весь набор классической старости, и старости бедной, неухоженной.
Недавно у меня случился разговор с коллегами-писателями, людьми, кстати, моего поколения и помладше: почему нет романов о современности? Есть редкие антиутопии о будущем (утопии практически отсутствуют), многочисленные исторические романы – о Грозном, Петре, даже о Ленине, но ни одной книги о российском настоящем. Почему? Потому что не о чем их писать: страна зависла вне времени, не развивается, не умирает, а попала, как охотник Гракх у Кафки, в пространство между жизнью и смертью. Так можно существовать сколь угодно долго – при осыпающейся провинции, раскопанной Москве и курортной Турции, которую большая часть россиян упорно воспринимает как часть нашей территории. Но назвать это жизнью – увольте. Особенно если учесть, что консервация даже этого убогого состояния требует потоков государственного вранья, систематического воровства, а также внешней агрессии, без которой не удержишь вертикаль и не сплотишь население. Я уж не говорю о том, что делается в это время с медициной, образованием, занятостью и зарплатами. О перспективах личностного роста лучше не вспоминать вообще. Единственная область, в которой наблюдается ротация, вертикальная мобильность и появление новых имен, – производство сериалов, качество которых не эволюционирует, но количество растет. Здесь появляются молодые, свежие лица (но не имена – ибо лица, как и сюжеты, стандартизованы). В остальном – посмотрите на программу любого праздничного концерта, на афишу, даже на список выступающих на прогремевшей судейской свадьбе: Кобзон и Басков кажутся одинаковыми анахронизмами, хотя между ними есть некоторая поколенческая разница. Главной певицей остается Пугачева, главной антагонисткой Пугачевой – Земфира, хотя обе давно не производят новых хитов и тоже фактически уравнялись в статусе. Последняя свежая рок-новость (кроме фестиваля «Нашествие», на котором главной героиней оказалась засосавшая всех грязь) – новая песня от Бориса Гребенщикова, не содержащая, впрочем, никаких откровений по сравнению с «Древнерусской тоской».
Нам старательно внушают, что сегодняшняя Россия безальтернативна и что единственной гарантией ее продленного существования – так сказать, псевдобытия – является ее 65‑летний лидер, окруженный людьми своего поколения. При Брежневе существовал хотя бы такой инструмент карьерного роста, как комсомол, и было кому создавать в России бизнес и новое телевидение; сегодняшним молодым остается офисная имитация работы либо уличный протест – отсюда и мода на сетевые клубы самоубийц. Самым молодым и перспективным сегодняшним россиянам – вокруг пятидесяти, самая насущная тема их споров – СССР, не существующий уже четверть века. Пусть не пытаются увидеть в этом тексте неуважение к старости или презрение к пенсионерам. «Я уважаю старость, но не в вареном и не в жареном виде», – говаривал Портос; я тоже уважаю старость – но не в качестве идеологического и морального авторитета. И молодые, и старики должны знать свое место: старикам везде у нас почет, но определять судьбу страны должны, выразимся осторожно, не только они. «Россия молодая» – роман Юрия Германа о петровских преобразованиях; идеальным романом о современности была бы «Старая Россия» – роман о нищей, униженной, озлобленной старости, у которой в самом деле не просматривается никаких альтернатив. Кроме одной, думать о которой даже не хочется.
Или уже хочется?
