Цвет 2017 года: зеленый

Если вы хотите увидеть картину будущего в красках, полезно знать, какого оно будет цвета. В 2017‑м цветом года станет greenery: жизнеутверждающая зелень листвы каштанов в начале лета. Так считает Леатрис Айземан, и многие ей верят.

Айземан, женщина с коротким каре, никогда не выходящим из моды, – несравненный авторитет в вопросе цветов. Она всегда занята, но больше всего – в последние недели декабря, когда по сложившейся традиции объявляется цвет наступающего года. В этот период ее график настолько плотный, что пообщаться с ней можно только коротко и только по телефону. Знающим голосом учительницы начальных классов она объясняет, что делает новый цвет года таким уникальным.

Айземан работает в компании, которой когда-то давно наскучило просто смешивать краски. В 1962 году Лоренс Герберт получил контроль над почти разорившейся компанией, специализировавшейся на печати цветовых карт для косметической индустрии, и увидел, насколько трудным бывает точно попасть в цвет при производстве очередной партии. Герберт разработал стандартизированную систему, закреплявшую раз и навсегда тот или иной цвет, что превратило Pantone в ведущего поставщика цветовых систем в масштабах планеты. Он дал каждому оттенку определенное имя и номер – однозначный, не допускающий «разночтений» в любой точке планеты.

Всю историю Pantone можно представить себе как постоянное расширение зоны ответственности в выработке общепринятых определений. Айземан училась на психолога, модельера одежды, дизайнера интерьеров; сейчас она пишет свою десятую книгу – разумеется, о цвете, как и предыдущие девять.

Среди поучительных воспоминаний, которыми любит делиться Айземан, есть рассказ о привычке ее матери каждый год перекрашивать всё, что было в их доме. В то время как соседи довольствовались весенней уборкой, Айземаны наносили свежий слой краски даже на пианино, стоявшее в подвале. Теперь Леатрис Айземан является директором Института цвета Pantone в штате Нью-Джерси и выступает с докладами о воздействии цветов или консультирует фирмы о том, какие цвета должна иметь упаковка их продукции, какие лучше выбрать для логотипа, для офисной мебели.

В этом качестве Айземан с течением лет удалось добиться широкого признания концепции «цветов года» по версии Pantone. Она никому ничего не навязывала, просто такое предложение встретило спрос. Все началось с журналистов, которые в контексте всеобщей истерии конца 1990‑х заваливали институт Pantone запросами: какими будут цвета нового тысячелетия? Так рассказывает Айземан. Тогда, перед лицом панических настроений по поводу возможного отказа компьютеров и приближения конца света, она выбрала самый успокаивающий цвет: полуденного неба, сerulean blue, № 15–​4020 (по каталогу Pantone).

С тех пор Айземан год за годом противопоставляет треволнениям современности некий новый нюанс. Так, в 2002 году им стал ярко-красный true red «в амплуа» цветового выражения патриотизма. В 2004 году – оранжево‑красный tiger lily как символизирующий оптимизм. В 2006‑м – серьезный пыльно-бежевый sand dollar в качестве реакции на экономические невзгоды. В 2011‑м на очереди оказался бескомпромиссно розовый honeysuckle, призванный подарить энергию, так необходимую для перемен. А когда недавно авторы газетных эссе принялись писать о массовом бегстве в частную жизнь, мягкий розовый кварц (rose quartz) и приглушенный, безмятежный сиреневый (serenity) напомнили о ностальгии по гармонии. И вот теперь приходит greenery – № 15–​0343.

Влияние Айземан настолько велико, что уже в скором времени витрины и прилавки с товарами постепенно начнут зеленеть. Скоро магазины будут продавать новые блокноты, новые футболки и новые суповые тарелки в цвете greenery людям, у которых уже хватает блокнотов, футболок и тарелок для супа. Pantone – диспетчерская капиталистического приукрашивания действительности.

Каждый декабрь Айземан знакомит общественность с результатом своих размышлений. Как и на любых выборах, дело не обходится без изучения общественного мнения, без фаворитов, без прощупывания настроений. Как и на любых выборах, важно понять, что трогает людей. Для этого у Айземан есть с десяток скаутов, которые, как и она сама, ездят по миру, посещают художественные и мебельные выставки, черпают вдохновение и в Кремниевой долине, и в павильонах Недель моды. Они разузнают, в каких цветах будут продаваться автомобили и какие краски играют видную роль в кинофильмах. Отслеживают, какие цвета появляются в журналах, в интернете, в центрах городов. Айземан утверждает, что ее «соглядатаи» наблюдают за определенными цветами, которые она называет «растущими», нередко годами. Где бы ее сотрудники их ни встречали, они присылают ей фотографию. Каждый снимок есть аргумент, рroof-point, как она говорит. Каждый снимок – это кирпичик в цепочке доказательств, которая рано или поздно дает цвету право назваться цветом года.

В каждом интервью Айземан непременно подчеркивает, что цвет года должен прежде всего что-то сообщать о духе времени. Она из тех людей, которые верят, что можно многое узнать о какой-то культуре или эпохе, просто проследив, какие цвета в ней используются, какие вызывают антипатию, а какие пользуются любовью. Так, были 50‑е в розовых тонах, были оранжевые 60‑е, 70‑е с их любовью к зеленому и коричневому, потом черные 80‑е. И, разумеется, есть современность.

Цветом greenery зеленеют смузина тостах. Логотипы цифровых стартапов. Амулет в последней экранизации «Доктор Стрэндж» с Бенедиктом Камбербэтчем. Наконец, greenery – это свободные пространства, о которых так много говорят сегодня градостроители. Вертикальные сады. Урбанистическое сельское хозяйство. Зеленый оттенок greenery подобен биопродуктам питания, жизненной энергии и детокс-диетам. А еще весне, глубокому вдоху воздуха в лишенном дыхания социуме. Зеленый оттенок greenery подобен ностальгии утративших корни горожан по пешим походам, простым удовольствиям и природе.

Так Айземан описывает чувства, которые она изучила и которыми она оперирует. И лишь злые языки могут утверждать, будто greenery есть то же, что и всегда, но только в зеленом.