...И тут мы сталкиваемся, товарищи, с удивительной вещью: пропагандистский ресурс исчерпан, а дальше ехать некуда. Как и было сказано, власть нуждается в новой внешней экспансии, лучше бы ядерной, лучше бы с настоящей войной в Европе, а не где-то в Казахстане. Потому что бесконечно накачивать народ ненавистью к Украине нельзя: опять не рассчитали, кинули в бой самые сильные средства, превысили планку, сорвались на фальцет, и сейчас резервы брать неоткуда. Потому что пропаганда наша экстенсивна, как экономика: живет за счет ресурсов.
Главным экстенсивным ресурсом всякой идеологии являются враги: за счет ненависти к ним можно какое-то время держаться. Но с Украиной затишье — по крайней мере временное, — а внутренним врагам не дают даже проявиться, загоняют в издевательское Марьино. Навального можно арестовывать бесконечно, но это уже смешно. Новых лидеров у протеста пока не появилось — они, конечно, зреют где-то в провинции, где и с работой, и с едой все гораздо хуже, чем в Москве. Но с этими лидерами и разговор будет другой — это вам не белоленточная интеллигенция, они хождениями и кричалками не ограничатся. Их пока не видно — и не будет видно до последнего времени, потому что цель у них — не мирный протест, не плавные перемены, не возвращение в Европу, а вот то самое, что было в семнадцатом году: «Которые тут временные? Слазь».
И тут выясняется, что все выдохлось: что все приемы пропагандистской истерики в исполнении Соловьева-Киселева-Жириновского (его по праву надо вписать в их ряд, ибо из ток-шоу он уже не вылезает) перестали вдохновлять аудиторию и начали ее забавлять. И все это уже не отвлекает от роста цен. Да еще и Псаки уходит с поста по причине беременности — кого-то теперь будет бомбить непристойными рифмами неистовая Юнна?
Чтобы вывести на экран новые мишени, попробовали даже пригласить на федеральные каналы оппозицию в качестве детей для битья, но это не сработало ни с Собчак, на которую бросили донецких женщин, ни с Венедиктовым, который предсказуемо озвучивал чрезвычайно умеренные тезисы. А остальная оппозиция тоже умная — она туда сама не пойдет, потому что никаких бонусов не получит, а нервы испортит.
И в результате на митинг «Антимайдан» отправляют уже особо беззащитные категории населения вроде универсальной нашей выручалочки, педагогов. Да и здесь поторопились: нельзя Антимайдан устраивать до Майдана. Это показывает, что вы боитесь, суетитесь, фальстартитесь, простите за неологизм, и когда накличете в результате что-нибудь вроде настоящего Майдана, — только в русском жанре, посерьезней, — вам уже некого будет выводить на улицы. Не учителями же, в самом деле, пугать голодную толпу? Учителя сами к ней могут присоединиться, они-то особенно уязвимы в смысле цен на продукты и ЖКХ. У них и так работа каторжная, а вы их еще и по выходным эксплуатируете.
Я ведь, честное слово, со всем сочувствием пытаюсь задуматься: дальше-то что? Где брать новые резервы всенародной ненависти? Главному фашисту-бендеровцу публично жали руку в Минске. Меркель дважды подчеркнула и готова подчеркивать ежедневно, что мы, дескать, не против России, мы хотим с ней вместе строить безопасную Европу. Обама не планирует поставлять Украине оружие. Большая часть населения ушла из Дебальцева, не желая почему-то жить в дивном новом русском мире, который подробно, с фотографиями, описан военными репортерами: не сказать, чтобы этот новый русский мир выглядел ошеломляюще привлекательным. Даже московские диванные агитаторы не спешат туда создавать новоросскую государственность и строить новую культуру.
Начинается тихое, молчаливое, пока наедине с собой, либо в узких кругах, подведение итогов: что получили-то? Развиваться куда, каков вектор? В отсутствии врагов — или при нарастающей усталости от одних и тех же вражьих лиц, щельмуемых где возможно аж с 2011 года, — что вы будете предлагать в качестве позитива, то есть светлого будущего? Какая его модель сегодня привлекательна?
Если Крым, где уже приступили к поиску украинских и американских агентов, то спасибо. Туда и попасть трудно, и жить в условиях перманентной охоты за шпионами не слишком комфортно. Он превратится постепенно в место принудительного отдыха силовиков, не выпускаемых за границу, и понравится ли там силовикам — большой вопрос. Кроме этого действительно прекрасного места, до которого мы наконец дотянулись, чтобы и в него привнести нечто адское, — утешаться особенно нечем. Новороссия — это 7% украинской территории. Нынешними ее размерами, видимо, придется пока ограничиться.
Не исключены, конечно, новая эскалация этого конфликта, обострения в Мариуполе или конфликты в Одессе, но трудно поверить, что российский телезритель отнесется к этому с прежним воодушевлением. Боюсь, что даже если бы русская весна прошла по сценариям диванных стратегов и Киев был бы взят молниеносным ударом, а от всей Украины осталась бы одна сеть партизанских отрядов, мы уперлись бы в то же самое, только еще быстрей: «На жертву прихоти своей гляжу, упившись наслажденьем», но дальше-то что? Что вы можете предложить чужим территориям, если вам свои порадовать нечем?
В начале века Россия умудрилась довольно бездарно профукать все шансы, которые давала идеальная нефтяная конъюнктура плюс открытые границы и относительно гостеприимный внешний мир. В течение одного последнего года она профукала еще один шанс, пусть черный, дьявольский, — последний резерв, агрессивный национализм, оскорбленное национальное чувство. Вы уже десяти тысяч не можете набрать, не прибегая к помощи педагогов. Все самое плохое, глупое, средневековое уже сказано. Дальше только избиения на улицах и погромы — на которые, боюсь, в эпоху кризиса не хватит пассионарности. Черносотенство хорошо тогда, когда оно оплачивается. Черносотенцев к 1917 году было триста тысяч, а большевиков тысяч двадцать, и то едва ли. Но как-то это не очень помогло властям.
Пропаганда — это не только травля, и нефтяные деньги — это не только шанс построить себе поместья. Но сейчас об этом думать поздно. Да и все уже поздно, честно говоря. Сейчас надо писать стихи, чтобы от нынешней страны хоть что-то осталось.
