Замерзший фронт посреди города зомби

Восточная часть города обезлюдела, в районах, удаленных от фронта, почти никто не живет. Оставшиеся жители жмутся к линии противостояния, которая вот уже два года практически не меняется. Как ни странно, в наибольшей безопасности люди чувствуют себя в зоне, простреливаемой танками и снайперами вражеской армии.

Таковы правила Алеппо. Именно в этой зоне нижние этажи еще обеспечивают защиту от артиллерийских снарядов, а с неба не падают так называемые бочковые бомбы массой в полтонны, которые сбрасывают вертолеты с недосягаемой высоты. Они несут смерть, но это отнюдь не высокоточные боеприпасы, и сирийские ВВС не рискуют применять их рядом с фронтом из страха за собственные войска.

Бочки, напичканные взрывчаткой и металлическими предметами, обрушивают целые дома. А военные испытывают все новые и новые модели. Некоторые бомбы оснащаются дополнительными емкостями, чтобы вызывать пожары. Отдельные экземпляры получаются настолько тяжелыми, что из вертолета их выкатывают на небольших лафетах.

По утрам и в конце дня, как правило, в одно и то же время в небе появляются вертолеты — крохотные точки, которые начинают кружить на высоте 4-5 километров, прежде чем сбросить свой груз. За пару секунд до разрыва бомбы можно услышать свист. Времени достаточно, чтобы понять: это конец. Искать укрытие поздно.

Да и куда бежать, когда безопасных мест практически не осталось? Никто уже не пытается стрелять вверх — это бессмысленно, вертолеты летают слишком высоко для старых советских зенитных орудий, которые имеются у повстанцев.

Правила жизни в Алеппо ужасающе прозаичны. Может показаться, что кто-то придумал убийственный эксперимент: как будут вести себя люди, если в любую минуту им будет грозить смерть с воздуха? Почти 90% жителей покинули город, после того как в конце 2013 года начались систематические бомбардировки, в результате которых уже погибли почти 2,5 тысячи человек. Но в восточной половине мегаполиса все еще живут 200-300  тысяч.

Они не хотят уезжать, говорят одни. Нет возможности, утверждают другие. Бежать от смерти бесполезно, считают третьи. Если она назначила встречу, то найдет вас везде. А если нет, вам ничего не грозит. Поэтому люди остаются и ждут.

Через 3,5 года после начала восстания против диктатуры клана Асада и через 2 года после начала боев за Алеппо город разделен на две части: сирийский режим контролирует зажиточные районы, штабы спецслужб и армии на западе, где сегодня ютится больше 2 миллионов человек. Многие из них бежали от смертельной угрозы с воздуха из восточной половины Алеппо.

Там труднее сказать, кто его контролирует и что еще осталось от кварталов среднего класса, бедняков и старого города с его богатой историей. Первоначально в Алеппо было несколько крупных соединений повстанцев, затем свыше 400 мелких, сегодня снова с полдюжины крупных. Организация «Исламское государство» (ИГ) пришла было в Алеппо, но получила отпор. Центрального правительства на востоке города не существует, но есть городской совет и полиция, волонтеры сил гражданской обороны отправляются к месту падения бомб, чтобы вызволить из-под завалов тела погибших и тех, кому посчастливилось выжить.

В сентябре ударные силы ИГ были остановлены повстанцами на подступах к небольшому городу Мараа в 40 км севернее Алеппо. С другой стороны, войскам Асада достаточно продвинуться на считанные километры, чтобы оттеснить повстанцев и заключить Алеппо в кольцо. В таком случае они смогли бы взять восточную часть города измором.

Ситуация драматическая, но она остается такой уже много месяцев. К тому же непрестанные сообщения о сражениях, захвате территории и отходе войск, похоже, теряют остроту на пути в город-призрак. Алеппо поражает своим спокойствием: тем, как большинство людей просто продолжают существовать в этих условиях, тишиной — в те минуты, когда никто не стреляет. Привычных звуков нет: ни шума машин, ни голосов, ни музыки, ни пения птиц.

В понедельник 1 сентября, все эти люди еще живы: владелец магазинчика Абу Абду Закариас и его молодая соседка Замар Хиджази. Электрик Мусин, пожилая женщина в черном и двенадцать поденщиков из Хайдарии — района, где живут бедняки. Шестнадцать человек, которых не связывает ничего, кроме того, что все они не уехали из Алеппо.

После обеда из раций повстанческой полиции и сил гражданской обороны — организаций, которые в кромешном аду пытаются сохранить рудиментарный порядок — звучат взволнованные сообщения: на мост Сахур, по которому машины некогда выезжали на автостраду, вышла женщина. Это опасно для жизни. «Всевышний, что она делает?» — звучат голоса по рации. — «Она не в своем уме!»

Под прикрытием мощных бетонных конструкций моста находится стоянка такси — одна из последних в городе. Там же продавцы фруктов ждут покупателей. Но сам мост простреливается снайперами противника. Вход на него преграждают сгоревшие автобусы и груды камней — чтобы кто-нибудь случайно не попал под град пуль. Женщина в черном обходит баррикады и выходит на мост.

Первый выстрел раздается через считанные секунды. За ним следует второй, третий, повстанцы взволнованно переговариваются по рации: «Что нам делать? Стрелять в ответ? Нет, снайпера это только раззадорит. О Аллах...» Женщина пригибается, но продолжает идти, слышится седьмой выстрел, она идет дальше, восьмой выстрел попадает в цель. Она падает.

Что она рассчитывала найти: старые пластиковые пакеты, которые можно продать? Свою смерть? Или она просто сошла с ума? — Все пожимают плечами, никто не знает, как ее звали, после наступления темноты тело эвакуируют, больше ничего не известно.

«Мы еще живы, но сколько у нас еще времени? День, неделя? Мы — живые мертвецы, как эти киношные существа — зомби! — говорит дежурный сил гражданской обороны. — Да-да, зомби! Вам кофе с сахаром?» Восточная часть Алеппо — город вежливых зомби. Зловещее место, где у людей, похоже, не осталось сил даже для отчаяния.

Утром в понедельник Абу Абду Закариас, как всегда, сидит в саду и пьет кофе мокка. 60-летний портной живет один в своем вековом доме. Раньше у него был магазинчик, потом он его сдал, вот только арендатора больше нет в живых. Закариас ухаживает за цветами в горшках, расставленных вокруг колодца во внутреннем дворике. В первой половине дня он обычно относит кувшин студеной воды из холодильника своему другу Йоханнесу.

В девять утра во вторник он снова пьет кофе мокка во внутреннем дворике. Услышав стремительно приближающийся глухой свист бомбы, пытается укрыться в своей комнатушке. Решение неудачное: небольшая бомба падает прямо на него, в руины превращаются полдома Закариаса и весь дом его соседки Замар Хиджази, 38-летней вдовы биржевого служащего. Муж Хиджази умер пять лет назад — естественной смертью, подчеркивают соседи. Сегодня им это кажется необычным.

Если бы Закариас бросился в свой подвал на другой стороне двора, то, вероятно, остался бы в живых — как другой его сосед, с которым мужчина разговаривал за минуты до смерти. Волонтеры из сил гражданской обороны, прибывшие с генератором, отбойным молотком и бокорезами, быстро обнаруживают тело. А вот чтобы вызволить Замар Хиджази, приходится два часа разбирать завалы. В ее размозженном черепе застряли два металлических шарика, которыми была начинена бомба, один размером с вишню, другой — с грецкий орех.

Волонтеры еще не успели закончить работу, когда приходит Йоханнес — старый приятель Закариаса. Ему рассказывают о случившемся. Он кивает. Ни криков отчаяния, ни расширившихся от ужаса глаз, ни даже удивления — ничего. Только кивок головы. Он покупает хлеб и направляется домой — в последний католический дом престарелых на востоке Алеппо, «пансионат Святого Ильи».

«Нужно еще подмести двор», — говорит он уходя, и тем же мягким, монотонным голосом добавляет, что сразу обо всем догадался: сначала взрыв бомбы, потом Закариас не принес ему воды, «что ж, теперь и его не стало».

В пансионате Святого Ильи осталось семь обитателей, остальные уехали или умерли, 75-летний Йоханнес — один из двух самых молодых. Маги Анастос, сидящей в полутени деревьев во дворе перед небесно-голубой статуей Иисуса, 80 лет. Эти люди живут здесь, кто уже по двадцать лет, а кто-то и больше. Они всегда думали, что эти годы будут самыми спокойными в их жизни, и сегодня стараются сделать, чтобы это действительно было так. Но здание с идиллическим внутренним двориком, в котором Йоханнес подбирает каждый листок, расположено прямо на линии фронта. За ним начинается нейтральная полоса.

«По сути, никто ничего против нас не имеет, — заверяет 75-летний Йозев Хидиак. Несколько лет он изучал теологию, каждое воскресенье импровизирует богослужение и ухаживает за двумя лежачими стариками. — Но когда прошлой зимой я залез на крышу чинить бак для воды, снайпер Асада тут же открыл огонь. Я закричал, чтобы он прекратил. Потом у нас с ним отношения как бы наладились, через какое-то время мы уже знали, что его зовут Абу Джафир». Но «Абу Джафира застрелили, а с новеньким мы еще не познакомились».

Когда умер первый обитатель дома престарелых, Йоханнес и Йозеф уложили тело на хозяйственную тележку и перевезли его через все линии обороны в другой Алеппо, к родным, «но сегодня это уже невозможно». Когда кто-то из стариков умирает, его предают земле в садике внутреннего двора, для этого Йозеф вырубил пару кустов. «Места здесь хватит нам всем. Но мы надеемся на милость Божью, на то, что он даст нам еще сколько-то времени», — говорит Йозеф. Его сыновья, как и большинство христиан, живут в западной части, тоже недалеко от фронта. Фади, младший, погиб два месяца назад от мины, выпущенной из миномета — теми же повстанцами, которые периодически приносят в пансионат Святого Ильи хлеб и чай. «Что на это скажешь?» — взор Йозефа устремляется в небо.

Йоханнес встает, чтобы поднять с блестящего кафеля пару упавших веток. Поблизости раздается взрыв. Никто не поднимает взгляда. Йозеф отпирает зал, чтобы показать дыру в потолке, оставшуюся прошлой зимой от выстрела из гранатомета. «За полчаса до этого мы еще сами здесь сидели. Ведь зимой мы топим только зал и после обеда пьем там свой кофе».

То, что граната их не убила — знак свыше, считает он. Почти все в этом городе, кому чудом удалось избежать смерти, усматривают в спасительной «разминке» в минуты и метры — промысел Божий.

Йозеф, Йоханнес, Маги и те двое других, которые еще могут вставать с постели, каждый вечер сидят в тщательно выметенном дворике и слышат проклятия, которыми над их головами обмениваются враждующие стороны. «Аллаху акбар», — выкрикивают повстанцы. «Башар акбар» — парируют военные. Это вечный спор о том, кто больше: Аллах или Башар Асад?

Пятеро стариков научились различать диалекты боевиков и людей Асада. «Еще месяц назад постоянно были слышны голоса иракцев», — вспоминает Йоханнес. — «Да, но они ушли», — говорит Маги. — «Как и ливанцы», — добавляет Йозеф.

Сказать, что бои за Алеппо после двух лет немного утихли, было бы не совсем правильно. Но на этом фронте все меньше бойцов: если несколько месяцев назад на стороне Асада воевало больше тысячи иракских ополченцев, а также испытанные в боях люди «Хезболлы» из Ливана и наемники из Афганистана — шиитский Интернационал, — то сегодня почти все они уехали из страны. Иракцы вернулись домой, поскольку ИГ грозится пойти на Багдад. «Хезболла» отозвала своих людей в Дамаск. Противоположная сторона — повстанцы — в августе отправили сотни боевиков из Алеппо на север страны, чтобы там остановить наступление «Исламского государства». Линии фронта окаменели, ни одна из сторон не наступает и не отступает, это называют здесь «замерзшим фронтом».

В среду 3 сентября, в девять с небольшим утра, слышится рокот приближающихся вертолетов, затем раздается взрыв, от которого содрогаются стены домов даже в сотнях метров от места падения бомбы. Теплый ветер поднимает гигантское облако пыли. По пустой улице женщина с двумя пластиковыми пакетами в руках безучастно продолжает идти в направлении взрыва, даже не замедляя шаг.

Это недалеко — нужно немного пройти по широкой улице Акьюл и повернуть налево. Большинство фасадов испещрены следами от пуль, за разбитыми окнами развеваются занавески. Дома еще стоят, но в них почти никто не живет. На покосившемся балкончике мужчина с лейкой поливает цветы.

Светлая пыль улеглась в окрестных кварталах. Спустя пару минут после падения бомбы мужчина, с головы до ног усыпанный белой пудрой, что-то напевая, идет за водой, чтобы помыть свой чудом уцелевший мотоцикл.

«Я слышал нарастающий свист перед самым взрывом!» — рассказывает Мусин, электрик, примкнувший к повстанцам. В последний момент он успел спрятаться в подъезд бетонного здания. К тому же ему повезло: бомба упала в 20 метрах от подъезда в старую воронку, что лишило ее части разрушительной силы. Мусин идет к руинам домов, сворачивает вправо, что-то считает вслух в прилегающем дворике и с огорченным выражением лица говорит: «Трое убиты».

Спустя несколько минут мотоцикл снова сияет чистотой. Мусин и другие повстанцы сидят в подвале и распределяют дежурства. Некоторым нужно будет занять позиции в прилегающих к фронту руинах, другие, несмотря на жару, надевают куртки с длинными рукавами и отправляются копать туннель. При помощью металлических ломов они сдвигают с места большие обломки породы. Стамесками, молотками и ложками копают ходы, медленно и, главное, тихо, чтобы не обнаружить себя. Цель туннелей — обойти и подорвать позиции армии Асада. И не дать противнику прокопать туннель в противоположном направлении.

Не то, чтобы повстанцы обращались с уникальным историко-архитектурным наследием Алеппо принципиально иначе, чем солдаты Асада. Но им требуется куда больше времени на то, с чем вооруженные силы Сирии справляются за минуты: «В последние четыре месяца мы взорвали и заняли одно здание и не потеряли ни одного. Вертолеты Асада контролируют воздух, мы — подземелье», — говорит командир Абу Араб, в прошлом владелец бутика, которого прозвали живым мучеником, после того как в его шее застряла пуля, а над глазом — осколок гранаты.

Войска и проасадовские ополченцы все более встревоженно прислушиваются к каждому шороху под землей. Обе стороны установили вдоль линии фронта камеры. «Но у людей Асада электричество есть только два-три часа в сутки, — рассказывает Абу Араб. — А у нас — 24 часа. Без него камеры не работают. Им приходится включать генераторы, но тогда они не слышат, что происходит у них под ногами».

Энергетическое неравенство объясняется тем, что в восточной половине города остается все меньше народу. Важнейшая ЛЭП, питающая весь город, идет из расположенной на юге Хамы и, прежде чем попасть в западную часть Алеппо, пересекает восточную. Повстанцы могли бы оставить западную часть вообще без электроэнергии. Но в таком случае режиму ничто уже не будет мешать обесточить весь город.

У каждой из сторон есть чем шантажировать другую. Поэтому переговорщики пришли к компромиссу: обе стороны получают примерно одинаковое количество электроэнергии. Но в западной части живет 2,2 млн. человек, а это в 10 раз больше, чем в восточной. Как следствие, восток и запад неодинаково обеспечены электричеством. В районах, контролируемых повстанцами, оно действительно есть круглосуточно — с тех пор как инженеры городского совета в начале сентября восстановили работу распределительной станции.

Старик все еще стоит на своем балконе. 77-летний Раму Хуссейн Абдулла, изготавливающий поделки из папье-маше — последний житель на этой улице. Что, возможно, его не особо смущает: «Оставьте меня наедине с книгами!» Его библиотека занимает целую комнату, он читает целый день и следит за домом. Не лучше ли подумать о себе и уехать, до того как на дом упадет бочка со взрывчаткой? — «Нет, зачем, одна уже взорвалась перед домом — три месяца назад».

У булочной десятки людей стояли за хлебом, когда в небе над ними показался вертолет. Возможно, они по глупости боялись потерять место в очереди, возможно, у них просто не было шанса на спасение. Раму Абдуллы среди них не было, он не чувствовал голода, погрузился в чтение. От взрыва покосился балкон, в стене гостиной появилась дыра, которую он позднее заделал обломками кирпичей. Везенье? — Нет, везеньем он это не назовет: «просто еще не пришел мой черед».

Когда никого из соседей не осталось в живых, он купил себе полосатого зяблика, чтобы скрасить свое одиночество. Теперь он учит его петь, проигрывая записи птиц на старом кассетном магнитофоне. Это одна из своеобразных особенностей восточной части Алеппо: большинство лавочек закрылись или погребены под руинами домов, но зоомагазины, достаточно многочисленные, продолжают работать.

Поблизости слышатся выстрелы. Раму Абдулла даже не и бровью не ведет. Он рассказывает истории из своих книг — о Соломоне и царе Нимроде, об Исааке и Иосифе. Он рассказывает о самонадеянности людей, желавших распоряжаться собственной жизнью и смертью, и о наказаньях свыше. И о комаре, которого Бог послал, чтобы покарать Нимрода за его дерзость: «Не пытайся убежать от смерти!»

Сегодня не Бог насылает на Алеппо комаров, а войска Асада — тонны взрывчатки в бочках. «Но это не важно», ведь не в бомбе «проблема, а во времени моей смерти. А оно в любом случае предопределено». Такой подход — это безумие? Или, напротив, попытка придать черты нормальности безумию, царящему вокруг?

Вот стоические строители туннелей, вот уставшие от жизни пенсионеры. В восточном Алеппо есть те, кто верит в возможность повлиять на собственную судьбу, и те, кто больше не верит ни в какие решения. Их сблизила преисподняя. Они могут по-разному отвечать на вопрос, что их здесь держит. Но они еще не уехали. И это объединяет.

Мало кто здесь пылает ненавистью к другой части города. Борьба ведется против режима, говорил Абу Араб, командир повстанцев, «а не против живущих там людей». Впрочем, это не мешает повстанцам стрелять по западному Алеппо гранатами и газовыми баллонами, заполненным взрывчаткой. Такие снаряды имеют небольшую дальность, зато убивают всех без разбору.

Почти у всех есть знакомые по ту сторону линии фронта, у многих там живут родственники. В Салахуддине, у самого фронта, есть турбюро, которое предлагает автобусные туры «из Алеппо в Алеппо». 600 метров по прямой, или 12 часов поездки через полсевера страны. Отважиться на такое путешествие может лишь тот, кто не входит в список разыскиваемых всемогущими спецслужбами Асада. Но спрос, похоже, остается высоким.

Один из туристов, отправившийся в такую поездку несколько недель назад, насчитал 46 блок-постов: «Повстанцам было неважно, как мы сидели в автобусе, но потом нужно было проехать через халифат ИГ. Все женщины полностью закутались и сели назад, а мужчины вперед. У каждой женщины в автобусе должен быть сопровождающий — муж, отец или брат. В противном случае ей путь закрыт!» Поэтому водитель «распределил» всех по супружеским парам: «вы двое, вы двое, вы двое!» Наконец, автобус доехал до территории, контролируемой режимом Асада. Всем снова пришлось пересесть. Мужчины и женщины перемешались, хиджабы сняли, и лучше всего было бы взять в руки бутылку с водкой».

Уму непостижимо: люди живут в одной части города, которую другая обрекла на истребление — и едут в эту другую часть на экскурсию, чтобы затем вернуться в кромешный ад. Но такова реальность.

В пятницу 5 сентября поденщики из практически опустевшей Хайдарьи, как всегда, толпятся у единственного в районе кругового перекрестка. Все, кто ищет ремесленников или рабочих в Алеппо на пару часов, приходит сюда. Это единственное место в Хайдарье, где еще собираются люди; на улицах обычно ни души, мечеть пустует даже по пятницам. Этим утром в 8 часов с полтора десятка мужчин ждут работодателей, несколько малолитражных грузовичков стоят у тротуара с включенными двигателями.

Один из тех, кто останется в живых, будет рассказывать, что ничего не слышал. Потрясенный до глубины души повстанец, живущий в этом районе, станет сетовать, что не раз предупреждал: каждый день собираться здесь в одно и то же время небезопасно. Один из раненых признается, что всегда боялся, «но нужно было как-то кормить семью».

В 8 часов 3 минуты начиненная взрывчаткой бочка сравняла с землей три дома, уничтожила малолитражные грузовички и унесла 11 жизней. Спасатели-волонтеры нашли части трупов на крышах разрушенных домов. Двенадцатый пострадавший умер в больнице.

Из тех 16 человек, которые были живы в понедельник, к пятнице, смерти удалось избежать только электрику Мусину. Трое из получивших ранения на круговом перекрестке остаются в больнице. Одному ампутировали левую ногу. Другой все время чуть слышно стонет. У третьего безжизненная рука закована в гипс, он то и дело кричит: «Где я?! Где я?!», — не приходя в сознание и даже не рассчитывая на ответ.

Перевод: Владимир Широков