Страна между полюсами

На одном из них оказывается Грузия. Единственная постсоветская республика, в которой прошел всенародный референдум о членстве в НАТО, и эта идея получила одобрение большинства. Первая из стран–членов СНГ, решившая покинуть это интеграционное объединение. Государство, разорвавшее дипотношения с Россией. Даже Украина после потери Крыма и четырех лет военного противостояния в Донбассе не решилась на такой резкий шаг.

На другом полюсе – Армения. Единственная закавказская республика, участвующая в евразийских интеграционных проектах ОДКБ и ЕАЭС. Только на ее территории (если не считать частично признанные Абхазию и Южную Осетию) располагаются российские военные и пограничники, а значительная часть инвестиций в экономику идет из РФ.

Впрочем, в каждом из этих случаев есть свои нюансы. Та же Грузия эффективно кооперирует с Китаем, Ираном и Белоруссией, странами, которые трудно заподозрить в пронатовских или проамериканских настроениях, а Армения не первый год принимает участие в операциях под эгидой Североатлантического альянса в Косово, Ираке и Афганистане. В прошлом году Ереван подписал Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве с ЕС. Однако, какие бы нюансы ни отличали внешнеполитический курс Тбилиси и Еревана, в нем есть определенные акценты, позволяющие схематизировать сложные закавказские хитросплетения.

Соблюдая дистанцию

Но среди стран региона есть одна, которую практически невозможно отнести к какому-нибудь геополитическому полюсу. Речь, конечно же, об Азербайджане.

С одной стороны, Баку не первый год активно сотрудничает с НАТО. В апреле 2017‑го обновленный Индивидуальный план партнерства Азербайджана и альянса был утвержден сторонами на срок до 2019 года. Баку принимает участие в различных операциях под эгидой альянса. С другой стороны, в отличие от Грузии, Азербайджан никогда не ставил своей целью членство в этом блоке. Более того, в 2011‑м прикаспийская республика вступила в Движение неприсоединившихся стран. В то же самое время, в отличие от Армении, Баку не является членом ОДКБ. В 1994 году Азербайджан присоединился к Договору о коллективной безопасности (тогда еще на его основе не была создана организация), но через пять лет вышел из нее. И в планах Баку нет задач по вступлению в «евразийский НАТО». Весьма скептически смотрит Азербайджан и на присоединение к ЕАЭС, хотя Москва не раз одобрительно высказывалась по поводу такой перспективы. Но, не вступая в Евразийский экономический союз, Баку не спешит идентифицировать свои интересы и с ЕС. В отличие от Грузии, Азербайджан не имеет Соглашения об Ассоциации с Брюсселем. Более того, он и не стремится достичь его, как и не имеет цели в обозримой перспективе присоединиться к этому интеграционному объединению. Отношения Баку с Евросоюзом строятся на основе двустороннего документа о партнерстве и сотрудничестве, подписанного еще в 1996 году, а вступившего в силу в 1999‑м. На будущий год планируется подписание всеобъемлющего соглашения, в чем-то похожего на то, что уже заключили Брюссель и Ереван. Таким образом, Азербайджан – это страна, предпочитающая свободу от интеграционных обязательств, которые могли бы связывать ему руки.

По многим параметрам Азербайджан выглядит, как прозападная страна. Еще в 1994 году в Баку был подписан так называемый «контракт века» между Государственной нефтяной компанией республики и 11 крупными нефтедобывающими группами из восьми стран. Эта сделка вошла в список самых масштабных соглашений по количеству углеводородных ресурсов, а также по объему инвестиций. «Контракт» открыл Каспий для западного экономического присутствия. Азербайджан – участник энергетических и транспортно-логистических проектов, реализуемых без российского участия и рассматривающихся как альтернатива «энергетическому империализму» Москвы. Речь прежде всего о трубопроводах Баку–Тбилиси–Джейхан и Баку–Тбилиси–Эрзерум, а также о железной дороге Баку–Ахалкалаки–Тбилиси–Карс. В свое время Джордж Буш-младший говорил об открытии маршрута Баку–Тбилиси–Джейхан как о важном шаге к «энергетической независимости» региона (читай – от России). По словам влиятельного эксперта вашингтонского Центра стратегических и международных исследований Джеффри Манкоффа, «в зависимости от развития мировых энергетических рынков в ближайшее десятилетие или около того значение поставок каспийских энергоресурсов для Европы может пойти на убыль. Но США все же будут поддерживать прокладывание трубопроводов через Южный Кавказ как средство для обеспечения геополитического плюрализма».

Азербайджан многие годы успешно кооперирует с такими стратегическими союзниками США, как Израиль и Турция. И прежде всего в военно-технической сфере. Турецкие советники и израильские вооружения сыграли значительную роль в модернизации азербайджанской армии и повышении ее качества, чему мы стали свидетелями во время «четырехдневной войны» в апреле 2016 года. Через азербайджанскую территорию проходил значительный объем грузов (порой этот уровень достигал одной трети) НАТО из Европы в Афганистан.

И в то же самое время Азербайджан нельзя мерить по грузинской мерке. Как уже было сказано, Баку не стремится в НАТО и в ЕС. Более того, прикаспийская республика всегда старалась уйти от конфронтации с Москвой, будь то события 2008 года на Кавказе или 2014 года на Украине. Азербайджан не присоединился к антироссийским санкциям. Несмотря на определенную озабоченность стратегическим союзничеством Еревана и Москвы, Баку, по крайней мере на официальном уровне, традиционно подчеркивал конструктивную посредническую роль России в деле карабахского урегулирования. Две страны осуществляют военно-техническую кооперацию, которая вызывает недовольство уже у Армении. Москва также важна для Баку как источник внешней легитимности внутриполитических процессов в Азербайджане. Референдумы о продлении полномочий президента, снятие ограничения на число легислатур для одного человека, назначение первым вице-президентом супруги главы государства – все эти шаги время от времени вызывают критику Запада. Если не официальных кругов, настроенных на прагматическое сближение с Баку, то общественности, влиятельных экспертов, депутатов, оппозиционных политиков. Не раз «особые политические стандарты» Азербайджана критиковались в Европарламенте и конгрессе США. В этом плане Москва «толерантна». Для нее на первом плане стабильность и предсказуемость. И Ильхам Алиев видится ей именно таким надежным и понятным партнером, к тому же имеющим свой интерес к поддержанию прагматических отношений.

Несмотря на многолетний опыт успешной кооперации с Израилем, Азербайджан не отнесешь к противникам Ирана. Да, за годы постсоветской независимости с этой страной у Баку были разные отношения. В период президентства Махмуда Ахмадинежада (2005–2013 годы) они упали до самой низкой отметки, но затем, после прихода к власти Хасана Роухани, заметно улучшились. В 2014–2017 годах Алиев трижды посетил Тегеран. На сегодняшний день можно говорить и о складывании трехстороннего формата Иран–Россия–Азербайджан, который в силу многочисленных разночтений между всеми его участниками не назовешь стратегическим, но в тактическом плане он крайне важен. Заметим также, что в ООН Баку последовательно поддерживает Палестинскую администрацию в контексте ее стремлений обрести полноценную государственность.

Об азербайджано-турецкой стратегической связке написаны, без преувеличения, тома литературы. Однако стопроцентно отождествлять позиции двух стран также не представляется возможным. Баку скептически (хотя обычно и не показывая этого публично) относится к ближневосточным амбициям турецкого лидера Реджепа Эрдогана, особенно в Сирии, ибо экспорт дополнительной турбулентности оттуда не в азербайджанских интересах. Во время конфликта между Анкарой и Москвой Баку не занял однозначно сторону кого-либо из его участников, стремясь держать баланс и даже пытаясь выступать в роли медиатора. Можно также вспомнить разночтения между Турцией и Азербайджаном по поводу турецко-армянской нормализации 2008–2009 годов. В Баку не готовы разделить антиизраильский пафос Эрдогана и активно поддержать его подходы, нацеленные на ревизию светской государственности, созданной еще Кемалем Ататюрком. Скорее, кемализм (светскость, модернизация плюс режим личной власти), обращенный в азербайджанских условиях в некую его разновидность – алиевизм, близок нынешней элите прикаспийской республики.

Советско-антисоветский микс

Впрочем, удаленность от крайних полюсов Азербайджан демонстрирует не только во внешней политике, но и в национально-государственном строительстве. Как и Грузия, Азербайджан позиционирует себя как страна – правопреемник первой республики, созданной в мае 1918‑го, а не союзного образования в составе СССР. В отличие от Армении, вышедшей из состава Советского Союза на основе его же законодательства, Азербайджан не создавал свою независимость с нуля, а восстанавливал ее. Декларация о восстановлении государственности и Конституционный акт 1991 года провозглашали правопреемственность от АДР (Азербайджанской Демократической Республики), заявляли о российской аннексии, колониальной политике Москвы и «беспощадной эксплуатации природных ресурсов Азербайджана». Таким образом, советская государственность Азербайджанской ССР как бы выводилась за скобки и рассматривалась как девиация.

При этом Грузия и Азербайджан очень по-разному относятся к советскому наследию. Грузинский календарь праздничных и памятных дат вообще не содержит отсылок к временам советской Грузии, рассматриваемым лишь как период вызревания предпосылок для постсоветского самоопределения. Иной подход практикуют в Азербайджане. Почему?

Прежде всего потому, что в системе государственных и идеологических символов прикаспийской республики особое место занимает фигура Гейдара Алиева. Даже наиболее радикальные его оппоненты и критики отдают должное этому гроссмейстеру политической игры, заложившему основы азербайджанской внутренней и внешней политики, которые воплощаются официальным Баку и сегодня. Третий президент республики (Гейдар Алиев занял этот пост в 1993 году) в течение тринадцати лет возглавлял ЦК КП Азербайджана, получив до этого звание генерала КГБ СССР, а затем в течение шести лет был первым заместителем председателя общесоюзного Совета министров. Тем не менее сегодня в информационном пространстве республики бывший первый секретарь азербайджанских коммунистов занимает несопоставимо большее место по сравнению с фигурами лидеров Азербайджанской Демократической Республики 1918–1920 годов. Портреты председателя Национального совета Азербайджана Мамед-Эмина Расулзаде, первого премьера АДР Фатали Хан Хойского в Баку начала XXI века скорее редкость. Но портреты отца и сына Алиевых глядят на вас практически с каждого проспекта и здания. Достаточно сказать, что 14 июля в Азербайджане, отмежевавшемся от наследия «колониализма и аннексии», отмечают начало карьеры Гейдара Алиева. Именно в этот день в 1969 году пленум ЦК КП Азербайджана избрал его первым секретарем. В учебниках же по истории само его секретарство подается как период интенсивной модернизации и фактической подготовки национальной независимости.

Как видим, и коммунистические символы при рачительном подходе могут работать на дело постсоветской государственности, отрицающей свою преемственность от СССР. Не помешала репутация «человека Брежнева» и «ставленника Андропова» Алиеву, когда он стал президентом Азербайджана, инициировать подписание «контракта века» с крупнейшими иностранными нефтедобывающими компаниями и выстроить стратегическое взаимодействие в военно-политической сфере с таким важным членом НАТО, как Турция, не говоря уже о прагматическом сближении с США.

Азербайджанская «скрепа»

В постсоветском Азербайджане, не вписывающемся ни в один жесткий стандарт, существует одна железная определенность. Речь идет, конечно же, о Нагорном Карабахе. Это тот вопрос, по которому сходятся представители действующей власти и оппозиции (как системной, так и той, что бойкотирует избирательные процедуры), диссиденты и даже правозащитники. Утрата Карабаха и семи районов вокруг него – мощная национальная травма, сплачивающая людей, по другим вопросам не готовых даже разговаривать друг с другом.

Весьма показательны апрельские события 2016 года. Они продемонстрировали высокую степень патриотической мобилизации конфликтующего общества. Даже деятели, настроенные по отношению к власти критически, де-факто солидаризировались с политикой официального Баку. В этом плане интересны заметки политического обозревателя Рауфа Миркадырова, которого МНБ прикаспийской республики подвергало преследованиям и обвиняло в связях с армянскими спецслужбами. В первой своей статье, написанной после освобождения из заключения, он заявил, что «применение силы для освобождения семи прилегающих к Нагорному Карабаху оккупированных районов является не просто международно признанным законным правом, но конституционной обязанностью азербайджанского правительства перед населением этих территорий, если, конечно, не удастся решить проблему мирным путем. А проблему не удается решить мирным путем в течение 22 лет». Авторы доклада Международной кризисной группы цитируют «молодежного либерального активиста», который следующим образом описывает свои впечатления от событий апреля 2016 года: «Все выражали свою солидарность, даже те, кто критиковал коррупцию, нарушения прав человека, были едины во мнении о необходимости вернуть Карабах». Конечно, здесь также есть свои нюансы. Например, известный конфликтолог Ариф Юнусов, вынужденный после пребывания в тюрьме покинуть Азербайджан, выступал за мирное решение конфликта и отказ от ставки исключительно на силовые методы. Но даже он не ставил под вопрос статус Карабаха как земли, которая должна находиться под азербайджанской юрисдикцией.

И это, пожалуй, важнейший урок современной истории Азербайджана: «карабахская идея» остается главной «скрепой» этой страны. Во многом его десоветизация (здесь крайней точкой являются события января 1990 года) была связана с Карабахом, точнее, с неготовностью советского руководства занять определенную позицию по данному вопросу (конечно, выгодную Баку). Заметим, что, в отличие от Армении, Азербайджан принял участие в мартовском референдуме 1991‑го о сохранении «обновленного СССР». Но, не получив за это полагающийся политический «приз», взял курс на окончательный развод с единым союзным государством. С тех пор карабахская тема определяет практически все ключевые шаги Баку на внутренней и международной арене. Выбирая между Россией, США, ЕС, Ираном, другими игроками, интеграционными проектами и объединениями, азербайджанские лидеры в первую очередь задаются вопросом, принесет ли это пользу в деле «собирания земель». И, не получая удовлетворительного ответа (а сегодня его не дает в том виде, в каком это нужно Баку, ни Запад, ни Восток), Азербайджан идет своим собственным путем. Не примыкая ни к одному из центров силы и не растворяясь в чужих интересах. Даже если это интересы такого союзника, как Турция.