Побочные дети военпрома

Военно-промышленные комплексы (ВПК) ведущих держав часто выступали генераторами передовых технологий, ведь вопросы доступа к ресурсам и себестоимости разработок были для «оборонщиков» не так критичны, как для игроков гражданского сектора: стабильное финансирование, стабильный спрос, не зависящий от покупательной способности населения, колебаний рынков или валют.

Но, скажем, советская система не предполагала коммерциализации военных разработок и весьма сильно препятствовала перетоку оборонных технологий в «гражданку», а американская – наоборот. Для западных компаний такие трансферты были способом получения дополнительной прибыли, для государства – возможностью снизить стоимость НИОКР и уменьшить нагрузку на экономику. А военное прошлое той или иной разработки могло стать одним из инструментов маркетинга в продвижении нового продукта.

Огонь и сталь

Порой оборонные усилия государств приводили к созданию целых отраслей хозяйства, таких как литейная промышленность, тяжелое машиностроение. Правда, минимизация экономических рисков для военных проектов отчасти компенсировалась рисками, связанными с изменением политической конъюнктуры.

Можно сказать, что жертвой политики стал первый в истории человечества автомобиль (он же первый паровоз) – детище французского оборонпрома времен Людовика XV. В 1764 году инженер Николя Жозеф Кюньо получил от военного министра Этьена де Шуазеля заказ и деньги на создание артиллерийского тягача для буксировки тяжелых пушек и

боеприпасов. После пяти лет опытно-конструкторских работ Кюньо представил свой прототип – трехколесный экипаж на паровой тяге, сколоченный из массивных дубовых брусьев, тяжелый и неповоротливый. Сам автор называл его «огненной телегой». Над передним рулевым колесом помещалась двухцилиндровая паровая машина, способная разогнать всю конструкцию до 3–4 км в час. Правда, топки у парового автомобиля не было и воду в котле нагревали при помощи костра, который разводили прямо на земле. Одного разогрева телеге Кюньо хватало на 12–15 минут работы.

На первых же испытаниях тихоходный паромобиль угодил в ДТП – водитель не справился с управлением и врезался в стену арсенала (возможно, это только легенда). Но инженер продолжил работу над тягачом: к котлу в паровом двигателе добавилась топка, и кто знает, как далеко укатилась бы «огненная телега», не вмешайся в дело политика. Покровитель конструктора маркиз де Шуазель попал в опалу, и финансирование смелого проекта было прекращено, а приоритет в создании паровозов ушел к англичанам. Единственный же экземпляр «огненной телеги» Кюньо с 1794 года стоит в парижском Музее искусств и ремесел.

Этот случай, скорее, курьез, зато в российской истории примерно того же периода есть пример, когда оборонка действительно сформировала одну из системообразующих отраслей. Долгая и тяжелая Северная война со Швецией (1700–1721 гг.) дала старт развитию отечественной черной металлургии. Конечно, металл мы производили и раньше, но слишком мало, Москва даже закупала железо у Стокгольма.

С началом войны эти поставки были прекращены, и российским властям пришлось в спешном порядке налаживать импортозамещение, ведь боевые действия требовали много стали и чугуна. Тогда Петр I реализовал грандиозный проект частно-государственного партнерства с российской спецификой: царь принуждал частный бизнес вкладывать деньги в создание металлургических заводов на Урале, а в обмен гарантировал стабильный госзаказ и помогал решить кадровую проблему за счет армии каторжников и крепостных. Проект оказался настолько удачным, что уже к 1720 году суммарные мощности уральских предприятий в разы перекрывали внутренние потребности, даже с учетом войны.

Излишки металла было решено отправлять за рубеж. Еще грохотали пушки, когда британские корабли начали вывозить из России грузы железных полос. Вскоре западные партнеры поняли, что покупать металл, произведенный русскими невольниками, выгоднее, чем плавить самим, и география нашего экспорта расширилась, захватив Францию, Голландию, даже Северную Америку. Поставки на мировой рынок железа и чугуна стали важной статьей экономики Российской империи. Сегодня продукция металлургов остается одной из основных экспортных позиций Российской Федерации.

Микроволновка в стиле «милитари»

Вторая мировая, а затем холодная война были мощнейшими катализаторами для военных разработок. Именно в тот период появилась большая часть технологий и гаджетов, перекочевавших затем в мирную жизнь, а главное, оформился вектор взаимодействия ВПК с гражданским сектором. Оборонка играла роль донора технологий, расплачиваясь таким образом за ресурсы – финансовые, инфраструктурные, интеллектуальные, которые она «вытягивала» из экономики. В США эта схема действовала вполне эффективно, в СССР ее пытались внедрить, но институциональные ограничения и противостояние ключевых ведомств девальвировали эти усилия.

Путь инновации, рожденной в военной лаборатории, до прилавка магазина порой растягивался на десятилетия. Иногда требовалось выждать какое-то время, чтобы распространение новой технологии не нанесло ущерба обороноспособности страны. Иногда годы уходили на то, чтобы сделать разработку коммерчески выгодной и доступной. Так было, например, с микроволновой печью.

Появление и распространение в середине ХХ века реактивных самолетов требовало новых, более совершенных средств их обнаружения. В СССР и США шли работы по созданию радиолокационных станций на основе магнетронов – генераторов электромагнитных волн сверхвысоких частот. По легенде, в 1945 году инженер корпорации Raytheon (выпускает средства наведения, РЛС, ракеты «Пэтриот», «Томагавк», ПЗРК «Стингер», и т. д.) Перси Спенсер, проводя очередной эксперимент с магнетроном, заметил, как расплавилась оказавшаяся рядом с прибором шоколадка. Якобы это и навело его на мысль переработать аппарат для использования в мирных целях.

В 1946 году Спенсер получил патент на микроволновую печь, а год спустя компания Raytheon выпустила на рынок первую микроволновку. Правда, устройство весило больше 300 килограммов и стоило около $3 тыс. – фантастическая сумма по тем временам. Сначала предполагалось, что покупать печь будут структуры Пентагона, позже изобретением удалось заинтересовать рестораторов. Но настоящий коммерческий успех пришел где-то лет через 40, когда развитие технологий позволило существенно уменьшить габариты конструкции, а перенос производств в Юго-Восточную Азию сделал микроволновку доступной широкому потребителю.

Кстати, в Советском Союзе тоже работали над магнетронами, аж с 20 х годов, но, увы… Хотя, по сообщениям российских СМИ, еще в 1941 м, перед самой войной, была описана установка для обработки мясных продуктов при помощи токов ультравысокой частоты.

Еще один пример случайного «изобретения»: шел 1942 год, инженеры американской Eastman Kodak трудились над прозрачными пластиками для оптических прицелов. В ходе одного из экспериментов химик Гарри Кувер получил цианоакрилат (эфир цианоакриловой кислоты) – клейкое прозрачное вещество, которое сочли непригодным для основной продукции как раз из-за его клейкости. Но через девять лет изобретение Кувера «выстрелило» под коммерческим названием Super Glue («Суперклей»). Примечательно, что в СССР тоже выпускали клей на основе цианоакрилата, он назывался «Циакрин». Правда, коммерческие успехи обеих марок были несопоставимы.

А вот военные разработки в химии оргсинтеза, получившие применение в быту, велись целенаправленно. Американская компания DuPont делала основные обороты на военных заказах, выпуская порох, взрывчатку, боевые отравляющие вещества и напалм. Также она работала над компонентами ядерного оружия и в рамках госзаказа вела НИОКР по созданию синтетических материалов для средств индивидуальной защиты и амуниции. Эти усилия увенчались созданием тканей, известных под торговыми марками «Кевлар», «Нейлон», «Лайкра» (они стали нарицательными), и также покрытия под названием «Тефлон».

Как увидеть спутник

Считается, что появлением технологии GPS мы обязаны космической гонке. Вернее, первому искусственному спутнику ПС 1, запущенному СССР в 1957 году. Группа американских инженеров во главе с Ричардом Киршнером отслеживала его сигнал и обнаружила, что частота сигнала усиливается при приближении объекта и уменьшается при удалении (эффект Доплера). Получалось, что, зная свои координаты на Земле, можно рассчитать скорость и местоположение спутника.

Верно и обратное – зная точное положение спутника, можно вычислить собственные координаты и скорость. Так возникла идея создать систему спутникового позиционирования. В середине 60 х Центральная военно-морская лаборатория США инициировала запуски специальных спутников на низкую околоземную орбиту (программа Timation). В 1973 м стартовала новая программа по созданию спутниковой группировки уже на средней орбите, которая в итоге и получила название GPS. Первые десять лет технология была доступна только военным, но после инцидента с корейским «Боингом» в 1983 году власти Соединенных Штатов приняли решение предоставить системы GPS гражданским службам.

Едва ли не самой критической технологией, появление которой изменило практически все аспекты современной жизни, стал интернет. Изначально проект задумывался американскими военными как средство коммуникации на случай ограниченной атомной войны. Генералы хотели получить технологию, которая обеспечила бы связь между военными объектами, после того как СССР и США обменяются ядерными ударами.

К концу 60 х стало ясно, что единственно верное решение – создание компьютерной сети. К работам привлекли четыре ведущих университета: Лос-Анджелесский, Калифорнийский, университет Юты и Стэнфорд. В 1969 м они создали сеть, объединившую эти учреждения, – ARPANET – и с помощью двух компьютеров и телефона передали сигнал – слог «lo» из слова «login». Это и считается днем рождения интернета. Хотя настоящим прародителем Всемирной паутины все-таки стал другой проект, под названием NSFNET (1984 год). Он изначально замышлялся как гражданский и создавался Научным фондом Соединенных Штатов, чтобы объединить компьютеры в университетах и библиотеках страны.

Гражданская допнагрузка

Как отмечали экономисты, изучавшие проблемы советского ВПК, военная компания, живущая в рыночной среде, почти неизбежно приходит к необходимости осваивать смежные рынки, а предприятие, замкнутое внутри ресурсных потоков государства, концентрируется на главной теме, той, по которой идет финансирование.

При этом почти на каждом военном заводе «висели» нормы по выпуску гражданской продукции. Что, к слову, вызывало немалое раздражение у оборонных директоров, поскольку такая допнагрузка оттягивала ресурсы от основного производства и порождала внутренние конфликты. Дело в том, что расценки на гражданскую продукцию были значительно ниже, чем на военную, а трудности, связанные с «выбиванием» необходимых материалов и мотивацией персонала, – больше. Скажем, рабочий за выполнение нормы по военному заказу получал больше, чем за норму по гражданской продукции. Поэтому в одном случае он трудился как проклятый, а в другом – устраивал «итальянскую забастовку».

Наконец, выпуск «гражданки» не давал предприятию никаких бонусов, ведь спрашивали с руководства завода прежде всего за основную продукцию.

И все-таки трансферт технологий в СССР был, но касался он, скорее, не отдельных разработок или гаджетов, а целых отраслей. Почти вся советская радиоэлектроника так или иначе вышла из военных КБ. Не говоря об атомной энергетике, которая, что называется, «балансирует на грани». Отработка уранграфитовых реакторов АМ 1, которые использовались на первой в мире АЭС, велась на т. н. двухцелевых реакторах. Часть современных реакторов типа РБМК, используемых на атомных станциях, тоже относится специалистами к технологиям двойного назначения.

Слияние и поглощение

На рубеже ХХ и XXI веков парадигма взаимоотношений между ВПК и гражданским сектором стала меняться. Сокращение финансирования после окончания холодной войны (с 1985 по 2003 год расходы на закупку вооружений снизились более чем на 50%), а также глобализация финансовых рынков привели к консолидации американской оборонки. Основные подрядчики военного ведомства объединялись – так, в 1995 м после серии слияний и поглощений образовался конгломерат Lockheed Martin, военный гигант General Dynamics «втянул» в себя несколько технологических корпораций и игроков с рынка авиации, в том числе гражданской. Этот перечень можно продолжить. В свою очередь, крупные гражданские машиностроительные и электронные концерны – Ford, Chrysler, General Motors, Texas Instruments и другие – продавали свои военные подразделения, сосредоточиваясь на основном бизнесе.

Одновременно стартовали процессы по технологическому обмену между военными и гражданскими отраслями, а также между частными и государственными структурами. То есть уже гражданские компании стали снабжать военных новыми технологиями. Дело в том, что в наиболее передовых и наукоемких секторах – космос, ИТ – подчас очень трудно провести четкий раздел между тем, что связано с обороной и безопасностью, и тем, что с ними не связано. Скажем, в космической отрасли есть дорогостоящая инфраструктура, которая огосударствлена, в ее развитии политическая целесообразность превалирует над коммерческой. При этом значительная часть инновационных разработок передается частным и гражданским компаниям. Те получают доступ к упомянутой инфраструктуре, решениям NASA и каналам субсидирования. У военных есть возможность использовать наиболее удачные разработки и снимать с себя ответственность за провальные проекты. Схожим образом обстоят дела в сфере ИТ.

В современной России система взаимодействия ВПК и гражданской индустрии институционально приблизилась к западной. С точки зрения установок, стратегий, руководящих документов и среды это рыночная парадигма, которая, правда, ближе не к американской, а к европейской модели. Вернее, к французской – в этой стране вся крупная промышленность, не только военная, довольно сильно огосударствлена.

Как заявлял еще в 2010 году бывший министр обороны Анатолий Сердюков, порядка 75% военных технологий «могут использоваться и уже применяются» в гражданской сфере – авиации, судостроении, горнодобывающей отрасли и т. д. В нашем случае речь, скорее, идет не о коммерциализации конкретных разработок, а об использовании промышленных мощностей.

В первой половине 2010 х в рамках госпрограммы вооружений впервые за несколько десятилетий обновились основные фонды военных заводов, закупалось оборудование, в том числе западное. Формально деньги шли «на оружие», но де-факто это было техническое переоснащение предприятий широкого профиля. Новые технологии, новая модель подготовки кадров – в конечном итоге это влияет (вернее, может повлиять) на структуру машиностроения и экономики. И все-таки надо помнить: ВПК – это не ускоритель и не тормоз экономического развития, а «обеспечивающее производство» крупной державы, своеобразный налог на геополитические размеры.