Заложники совести

Четыре священных писания – Ганджур, Танах, Библия и Коран, их содержание, цитаты из них не будут признаваться экстремистскими материалами. Так пожелал президент Путин, внесший в конце минувшей недели на рассмотрение Госдумы соответствующие поправки в федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности». Среди множества законодательных запретов, введенных в последние годы на территории России, один постоянно воспроизводит сам себя и исчисляется уже тысячами. Речь о признании различных материалов – текстовых, визуальных, аудио – экстремистскими и включении их в соответствующий список. Федеральному списку экстремистских материалов 11 лет. Если в 2004 году в нем было всего четыре материала, в 2005-м добавилось еще семь, в 2006-м – два, то в 2015‑м он ежемесячно пополняется на несколько десятков новых. Всего запрещенных материалов на сегодняшний день 3107.

Участились и скандалы, связанные с признанием экстремистскими памятников истории и культуры человечества. Один из последних, вызванный судебным решением по запрету Корана, и привел к вмешательству главы государства. Президент ссылается на свободу совести, гарантируемую каждому Конституцией и федеральным законодательством. Но свобода эта, как записано в российском Основном законе, подразумевает не только право исповедовать любую религию, но и не исповедовать никакой. Президент же даровал свою милость лишь христианству, исламу, иудаизму и буддизму, которые, как сказано в пояснительной записке к законопроекту, «составляют неотъемлемую часть исторического наследия народов России». И то иммунитет получат лишь священные писания этих религий. Произведения многих авторитетных во всем мире богословов, книги известных политических деятелей останутся под запретом. И будут, по всей видимости, по-прежнему подвергаться преследованиям публикации религиозных меньшинств и атеистов.

Проблема заключается еще и в том, что решения о признании того или иного материала экстремистским принимается районными судами в различных, порой крайне отдаленных от столиц, уголках страны. При этом процедура принятия решения на основе обращений прокуроров проста и быстра. А страна наша не только самая большая в мире, но, как напоминает президент, многонациональная и многоконфессиональная. Авторы заподозренных в экстремизме объектов могут даже и не узнать о том, что своими произведениями или высказываниями что-то в ком-то возбудили или разожгли.

Как выяснил «Профиль», и в этом направлении есть кое-какие подвижки. Недавно несколько депутатов внесли на рассмотрение Госдумы законопроект о передаче дел о признании материалов экстремистскими от районных судов высшим судам субъектов Федерации. И хотя само по себе это не гарантирует, что судебные разбирательства будут более скрупулезными, зато второй инстанцией для таких дел станет уже Верховный суд РФ.

Путин поддержал депутатов

История президентского законопроекта о «помиловании» священных писаний сама по себе довольно эмоциональна. Началась она в августе, когда суд Южно-Сахалинска признал экстремистской книгу «Мольба (дуа) к Богу: ее значение и место в Исламе», а точнее, суры Корана, цитировавшиеся в этой книге. Президент Чечни Рамзан Кадыров назвал это оскорблением «миллионов россиян и полутора миллиардов мусульман мира». В адрес суда и прокуроров Кадыров высказался так, что официальному представителю Генпрокуратуры Марине Гридневой пришлось напомнить ему о недопустимости оскорбления слуг российской Фемиды. Совет муфтиев, в свою очередь, объявил о намерении обжаловать вынесенное судом решение.

В конце сентября депутат Госдумы от Чечни Шамсаил Саралиев внес на рассмотрение законопроект с поправками в федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», которые запрещают признавать экстремистскими «тексты Священных Писаний – религиозные книги мировых (в том числе авраамических) религий». Законопроект «взорвал» парламент. С момента его внесения 21 сентября и вплоть до 15 октября в качестве инициаторов к нему присоединились еще 40 депутатов Госдумы и 8 членов Совета Федерации.

О свободе совести депутаты вспомнили именно из-за решения южносахалинского суда, о чем и сказано в пояснительной записке. Более того, под подозрение в экстремизме попал и сам суд: «Подобные необоснованные, незаконные решения судов некорректны и недопустимы. Они направлены на возбуждение ненависти к Исламу – одной из ведущих мировых религий, на разжигание межнациональной и межконфессиональной розни и в результате на подрыв стабильности в России».

Однако перспектив у этого законопроекта эксперты не видели, ибо инициаторы не вышли статусом. «Мы годами занимаемся этим законодательством, и обычно это упирается в то, что такие поправки должны проводиться через Правовое управление администрации президента», – сказал «Профилю» член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при президенте РФ Александр Верховский. – Но ведь им не до этого». И буквально в тот же день вечером администрация президента продемонстрировала обратное, выдав новость о законопроекте Путина, исключающем вышеназванные четыре писания из разряда тех, которые могут признаваться экстремистскими. Но подтвердилось и то, откуда именно должна исходить подобная инициатива.

Президентский законопроект адресован судебной системе, объяснила «Профилю» кандидат юридических наук, научный сотрудник сектора теории права и государства Института государства и права РАН Елена Доровских. «Когда в суде какие-нибудь суры Корана признаются экстремистским материалом и судье потом приходится объяснять, что это таковым не может являться просто по определению, это и называется «телефонным правом» и «ручным управлением», – считает эксперт. – Если суды своим умом этого не понимают, то им в законе написали, что священные книги монотеистических религий никоим образом не могут быть притянуты для вынесения решения. Таким образом и государственные руки освобождаются, и суд получает свободу. Законопроект направлен на автономность судебной системы, а не на то, чтобы что-то делать с очередными диссидентами».

Tempora & Mores

Выражаясь языком Ленина, Кадыров «разбудил» депутатов, а те – Путина. Видимо, у остальных «будильники» слабоваты, хотя трезвонить о необъективных решениях включения в запрещенный список тех или иных произведений не переставали с момента его появления. «Запретов сугубо религиозной литературы было уже много, и не только мусульманской, – говорит Верховский. – Каждый раз в узких кругах начиналась дискуссия, но только сейчас она выплеснулась в широкое публичное пространство». Уже после депутатской инициативы о священных писаниях в конце сентября Роскомнадзор потребовал убрать с сайта российских буддистов некоторые сутты Палийского Канона (собрание слов Будды), которые сочли пропагандой самоубийства. В списке экстремистских уже значатся некоторые издания Свидетелей Иеговы, Церкви саентологии и религиозного движения Фалуньгун. Пожалуй, ислам пострадал больше всех. Так, экстремистскими были признаны «Смысловой перевод священного Корана на русский язык», «Книга единобожия» известного арабского теолога XVIII века Мухаммада ибн Сулеймана ат-Тамими, собрание сочинений турецкого исламского богослова Бадиуззамана Саида Нурси «Рисале-и Нур».

На формирование списка повлияла и Вторая мировая война. Среди запрещенных оказались не только книги Гитлера, Муссолини, Геббельса, Гиммлера, Рихарда Вагнера, пропагандистские фильмы Третьего рейха. Экстремистской признали также, например, книгу специализировавшегося на истории нацистской Германии британского ученого Хью Тревор-Ропера «Застольные беседы с Гитлером». «У нас существует какая-то странная мифология. Вот говорят, что «Майн кампф» в Германии запрещена. Это неправда, – рассуждает Верховский. – В Германии эта книга не запрещена и после войны уже несколько раз благополучно издавалась. Там просто есть ограничения по копирайту, которые не позволяют всем ее издавать». Российский историк, религиовед и политолог, доктор исторических наук, профессор Андрей Зубов обратил внимание на то, что хотя у нас запрещена «Майн кампф», но в то же время разрешен Ленин. «А Ленин в некотором роде не меньший экстремист, чем Гитлер, и по своим призывам, когда, например, в 1921 году призывал повесить «кулаков», и по своим делам, когда каждый год в период его правления от красного террора, голода, Гражданской войны погибало 1,5–1,6 миллиона человек в России. Это вполне сравнимо с самыми ужасными преступлениями гитлеризма», – говорит Зубов.

Этой весной Конституционный суд РФ подтвердил правомерность запрета на демонстрацию в публичном пространстве нацистской свастики, так как она «безотносительно к ее генезису может причинить страдания людям, чьи родственники погибли во время Великой Отечественной войны». А в сентябре Советский райсуд Краснодара оштрафовал жительницу города за репост в социальной сети «ВКонтакте» карикатуры Кукрыниксов, на которой изображен Гитлер в нарукавной повязке со свастикой. Штраф в 1,5 тыс. рублей был присужден на основании ст. 20.3 КоАП «Пропаганда либо публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики или символики экстремистских организаций». То есть экстремистской была признана карикатура, высмеивающая фашизм. «Это идиотизм в чистом виде, – говорит Верховский. – Хуже всего то, что это не идиотизм отдельно взятого прокурора. Он дважды был поддержан Конституционным судом. Он подтвердил, что никакое изображение свастики, вне зависимости от контекста, не является допустимым в публичном пространстве, потому что это оскорбляет ветеранов. Очевидно, что это неправда, ведь фильмы о войне, где каждый раз мы видим свастику, их не оскорбляют?» В свою очередь, Андрей Зубов замечает, что экстремистским по такой логике можно было бы признать и двухтомник «История России. XX век», ответственным редактором которого он является. «В книге есть фотографии и Гитлера, и Геббельса, и какие-то объясняющие цитаты из «Майн кампф», и какие-то другие нацистские документы, часто очень гадкие, например, обсуждения холокоста. И что же, мою книгу следует называть экстремистской?» – говорит он.

Государственная политика последнего времени, культивирующая традиционные ценности и духовные скрепы, наложила на список запрещенных материалов свой отпечаток. Так, запретили картину российского художника Александра Савко из серии «Путешествия Микки Мауса по истории искусства» с евангельским сюжетом «Нагорная проповедь». Экстремистскими были признаны в свое время песни скандально прославившейся выступлением в храме Христа Спасителя панк-группы Pussy Riot, сейчас в Ярославле за свои песни судится рэп-группа «Кровосток». А по постановлению Ленинского райсуда города Грозного – столицы республики, где на днях так ретиво напоминали о свободе совести, – заблокировали страничку атеистов социальной сети «ВКонтакте» «Бога нет» и антиклерикальную группу той же сети «Невидимый розовый единорог». Запрещены также произведения, довольно резко критиковавшие власть. Среди них книга Фельштинского и Литвиненко «ФСБ взрывает Россию».

Запрет не районного масштаба

Список экстремистских материалов изобилует различными листовками, изъятыми в ходе обысков и просто невесть откуда взявшимися, брошюрами, указаниями на страницы в интернете без всякого описания их содержания. Экстремистскими материалами признают даже «изображения стены зданий» с граффити определенного толка. «Там есть вообще неидентифицируемые объекты. Например, файл такой-то, изъятый с компьютера гражданина Пупкина. Что в этом файле было, никому неизвестно вообще. То есть неизвестно, что именно там запрещено», – рассказывает Верховский.

С юридической точки зрения в механизме признания тех или иных материалов экстремистскими есть несколько проблем. Одна из них – подсудность таких дел районным судам. «Вопрос о признании литературы экстремистской, конечно, приобретает большие масштабы, – сказала «Профилю» судья Конституционного суда в отставке Тамара Морщакова. – Я бы сказала, что суды уже выносят решения в пользу признания и устранения такой литературы просто на всякий случай: никто не хочет брать на себя ответственность за действительно объективную оценку оснований для такого признания». В пользу этого аргумента говорит, например, и невероятная скорость, с которой проходят подобные судебные процессы. Вот как описывают один из таких процессов, проходивший в сентябре 2013 года в Октябрьском суде Новороссийска, когда был признан экстремистским «Смысловой перевод священного Корана на русский язык». «Из карточки дела на сайте суда следует, что подготовка дела (собеседование) было проведено 17 сентября 2013 г. в 10.00. Через 5 минут – в 10.05 – вынесено определение о назначении дела к судебному разбирательству, а еще через 5 минут – в 10.10 – судебное заседание окончено удовлетворением требований прокурора», – пишет юрист из Татарстана Айдар Султанов.

Не исключено, что вскоре такие дела будут рассматривать не районный, а высшие суды субъектов Федерации. Соответствующий законопроект со ссылкой на конституционное право граждан на свободу совести буквально вслед за инициативой депутата Саралиева на рассмотрение парламента был внесен председателем думского комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Ярославом Ниловым и еще несколькими его коллегами. «Подали его депутаты сразу от всех фракций, поэтому, похоже, это пройдет», – надеется Верховский.

Впрочем, и это вряд ли сильно отразится на объективности судебных решений, считает Морщакова. «Подсудность в сфере рассмотрения такого рода дел – проблема на самом деле вторичная, – объясняет она. – Потому что признаки того, что признается или должно признаваться по закону экстремистской литературой, законодатель не сформулировал. И, таким образом, остается очень широкая сфера усмотрения для любого суда. Если бы это делал Верховный суд, то понятно, что его решения, наверное, учитывали бы определенную обстановку на всей территории страны, но никаких точных критериев он тоже бы не получил. Проблему давно пора решать, но решать ее нужно системно, в том числе на уровне законодателя, рассматривать целый комплекс вопросов». С тем, что одной только «реабилитацией» священных писаний ограничиваться нельзя, согласна и Доровских. «Надо посмотреть, как будет дальше развиваться практика, как нужно уточнять законодательство, – говорит она. – По этому пути можно идти дальше, делать в этой сфере определенные законодательные шаги, оградить и атеистов, и верующих, чтобы все притерлись, никто никому бы не мешал и все бы мирно сосуществовали».

Свободу идеям

Но насколько вообще востребован в обществе этот запретительный список? «Ни насколько, – отвечает Верховский. – Но это мое мнение, к сожалению, ни правоохранительные органы, ни законодатель не разделяют. Россия – единственная страна, где такое существует. Ну еще несколько постсоветских стран, которые у нас это скопировали». В формировании списка запрещенных материалов нет никакого смысла, считает эксперт. «Когда расследуется уголовное дело, например, о призывах к погромам, расследуют в том числе и листовку, которая была расклеена на заборах. Или выступление какого-то оратора, или еще что-то, – говорит Верховский. – Все это рассматривается в контексте определенной ситуации. А если эту листовку из ситуации выдрать, то это теряет смысл. Потому что, когда будет следующий погром, будет уже другая листовка. Для призыва к погрому можно использовать все, что угодно: и цитату из Библии, и стихи собственного сочинения».

С одной стороны, экстремистскими могут считаться тексты или видеоряды, которые сознательно призывают к причинению явного вреда или смерти людям по принципу расы, класса и так далее, но никакие другие, считает Зубов. «Но, с другой стороны, почему нужно запрещать даже такие тексты? Они, безусловно, плохие. Но ведь это элемент культуры, и люди могут сами их читать и думать над ними, – говорит он. – Мы не должны считать, что какие-то люди умнее других, что, например, депутаты умнее среднего человека. Надо, чтобы все люди были равны. Взрослый человек способен сам сделать вывод, что к чему». Не стоит запрещать ни Гитлера, ни Ленина, какими бы они ни были. «Цензура у нас запрещена Конституцией, – подчеркивает Зубов. – Закрывать людям доступ к информации – это и есть экстремизм. Когда взрослым гражданам другие взрослые граждане не разрешают читать книги, слушать музыку, смотреть фильмы, это, безусловно, нарушение Конституции, и это экстремистское, нравственное преступление. Можно запрещать экстремистские организации, но нельзя запрещать книги. Идеи должны быть свободны».