Попытка реализовать боливарианский проект в Венесуэле привела к экономическому краху государства с самыми большими в мире запасами нефти

При этом за бортом экономического благополучия оставались миллионы венесуэльцев. Жители беднейших кварталов, городских трущоб были обделены социальными благами. Многие из них не знали грамоты, перебивались случайными заработками. Очевидная неспособность элит интегрировать этих людей в выстроенную государством систему порождала общественное расслоение и социальную рознь.

Их положение ухудшилось после начала системного экономического кризиса и методов «шоковой терапии», примененных президентом Карлосом Андресом Пересом в 1989 году для вывода государства из затянувшегося пике. Болезненные неолиберальные реформы и вызванное ими сокращение социальных расходов затронули в первую очередь бедных граждан, а к таковым в тот момент относилось более половины населения Венесуэлы.

Тяжелое экономическое положение, социальная незащищенность и усталость от коррупции в государственном аппарате побудили малообеспеченные слои к политической активности. Это явление, названное российским латиноамериканистом Кивой Майдаником «бунтом исключенных», во многом предопределило приход к власти Уго Чавеса в 1999 году. Неудавшийся путчист (проведший в заключении два года за попытку военного переворота в 1992‑м и вышедший по амнистии) почувствовал запрос большой части общества на патернализм. На решение проблем этих людей была направлена вся энергия его правительства.

Отрицать успехи социальной политики Чавеса невозможно. Благодаря помощи кубинских специалистов (врачей, учителей и спортивных инструкторов, услуги которых оплачивались нефтью) здравоохранение и образование стали доступнее. В Венесуэле была ликвидирована неграмотность. Вчерашние маргиналы вовлекались в общественную жизнь. Открывались школы и университеты, в которые молодые люди принимались без экзаменов. Для их трудоустройства создавались фабрики и небольшие предприятия. Почти все они были убыточными – обученные на скорую руку рабочие не могли конкурировать с профессиональными компаниями. Но люди, впервые почувствовав, что государство заботится о них, стали главной опорой новой власти.

На пути к социализму

Воззрения чавистов сформировались не сразу, они постоянно эволюционировали, представляя собой путаницу идей. Лишь к 2005 году был взят курс на строительство «социализма XXI века». Вероятно, на идеологические установки президента большое влияние оказали доверительные отношения, установившиеся между ним и Фиделем Кастро, а также сильные левые традиции, существующие в регионе со времен Коминтерна. И речь шла не о символических переменах и смене риторики (все это тоже было – так, в 2007‑м лошадь на гербе Венесуэлы в соответствии с курсом президента побежала налево). Серьезные изменения претерпела экономическая политика государства.

Стремясь поправить бедственное положение малообеспеченных слоев, государство активно использовало свое главное богатство – черное золото. Значительные дотации способствовали снижению бедности, которая в период 2002–2011 годов сократилась с 49% до 30%. Заметно уменьшилось социальное неравенство, однако это обстоятельство произошло во многом за счет вытеснения предпринимателей из народного хозяйства и огосударствления собственности. Правительство установило полный контроль над нефтяной промышленностью, была проведена крупномасштабная национализация в сферах энергетики, телекоммуникаций, металлургии. Сложные условия ведения бизнеса приводили к разорению частных компаний – только за время правления Чавеса из 617 тысяч таких предприятий закрылось 170 тысяч. Следствием этих процессов стала пробуксовка венесуэльской экономики – еще при высоких ценах на нефть в 2013 году инфляция в стране перевалила за отметку 50%.
Экономическое положение серьезно усугубили введенные в 2003 году фиксированные цены на социально значимые товары, перечень которых постоянно расширялся. Вкупе с установившимся контролем над валютным обменом эта мера лишала предпринимателей стимула к производству и делала импорт потребительских товаров невыгодным, приводила к дефициту. При этом хроническими болезнями, унаследованными чавистами от пре-дыдущих правительств, стали коррупция и казнокрадство. По оценкам бывших венесуэльских министров Эктора Наварро и Хорхе Джиордани, из $1 трлн, полученного за последние 10 лет от продажи углеводородов, около трети было разворовано. Партийные функционеры все больше походили на политиков прежних лет.

Все явственнее стал прослеживаться единоличный стиль правления президента. Частые ротации в его кабинете и отставки политических тяжеловесов, способных возражать главе государства, существенно снизили качество принимаемых решений. Лишь тяжелая болезнь (в 2011‑м у Чавеса диагностировали рак) и потребность в верном преемнике позволили Николасу Мадуро остаться в большой политике – ранее предполагалось, что он станет кандидатом в губернаторы штата Карабобо. Учитывая лояльность правительству судебной и законодательной (до 2016 года) ветвей власти, в руках главы государства концентрировались обширные, почти неограниченные полномочия, в том числе и во внешнеполитической сфере.

Санта из тропиков

Отличительной чертой «боливарианского проекта» стала активная внешняя политика. Исповедуемая Чавесом идея регионального единства и стремление играть ведущую роль в Латинской Америке требовали значительных вложений. При этом готовность президента финансировать близкие политические режимы зачастую в ущерб нуждам собственной страны обеспечила его метким и популярным у западных журналистов прозвищем Санта из тропиков.

Экономическая помощь Венесуэлы оказала серьезное влияние на сдвиг латиноамериканского политического маятника влево в начале 2000‑х. В частности, высокопоставленные американские чиновники обвиняли Каракас в помощи бастующим в Боливии, лидером которых был будущий президент этой страны Эво Моралес. Чависты поддержали идеологически близкий режим Нестора и Кристины Киршнер в Аргентине, выкупив львиную часть долга Буэнос-Айреса на сумму $5,77 млрд. Подобная услуга в $300 млн была оказана и правительству Эквадора.

Венесуэльская нефть стала скрепляющим материалом основного интеграционного проекта Каракаса – «Боливарианского альянса для народов нашей Америки», в который вошел ряд левоориентированных стран. При этом только за первые четыре года его существования на развитие экономик участниц блока было потрачено 23,5% доходной части бюджета республики. Кроме того, топливом обеспечивались социальные учреждения слаборазвитых районов США и общественный транспорт Лондона, льготные поставки черного золота поступали в большинство государств Карибского бассейна.

Сверхприбыли от нефтяных поступлений ушли на внешнеполитические проекты, эффективность которых оказалась крайне низка. Латиноамериканские страны были готовы поддерживать чавистские лозунги и риторику, но не жертвовать своими национальными интересами. Так, руководство государства–участника Боливарианского альянса – Никарагуа подписало соглашение о свободной торговле с США, против чего последовательно выступала Венесуэла.

При этом важным фактором дипломатии Каракаса стал антагонизм с Вашингтоном. Пересмотр условий работы американских компаний в стране и критика внешней политики Белого дома обострили двусторонние отношения. Точкой невозврата в них стала поддержка администрацией Джорджа Буша действий мятежников, на несколько дней отстранивших Чавеса от власти в апреле 2002 года. Можно спорить о степени участия американцев в перевороте (хотя основную роль в нем сыграли внутренние противоречия), но нельзя не понять резкую реакцию венесуэльского президента на политическое признание оппозиционного правительства.

И пусть его антиамериканизм во многом был показной – поставки нефти в США шли бесперебойно, а конфронтационная риторика использовалась для повышения общественной поддержки внутри страны, образ «команданте Ча» стал восприниматься североамериканским истеблишментом как фактор риска. Это обстоятельство во многом предопределило наблюдаемое сегодня политическое и экономическое давление, оказываемое Вашингтоном на Венесуэлу.

Конец прекрасной эпохи

Уход из жизни Уго Чавеса в 2013 году ознаменовал собой новый этап развития страны. Сменивший его на президентском посту Николас Мадуро не обладал авторитетом и способностями предшественника. Он не смог консолидировать боливарианскую верхушку, в которой началась борьба за политическое влияние. Произошли значительные кадровые перестановки. Своего поста лишился многолетний министр планирования Хорхе Джиордани, попал в опалу влиятельный государственный деятель, руководивший всем экономическим блоком, Рафаэль Рамирес. Есть сведения о сложных отношениях главы государства с «чавистом № 2» Диосдадо Кабельо.

Вызванные сменой власти противоречия серьезно ослабили позиции правительства. Опасаясь растратить социальную базу, оно потеряло время для проведения давно назревших реформ по реанимации национальной экономики. Кризисные явления в ней сопровождались падением нефтедобычи, обусловленным непривлекательным инвестиционным климатом в стране, технологическим отставанием венесуэльских нефтяников, коррупцией в государственной нефтегазовой компании PDVSA.

Сокрушительным ударом по экономике Венесуэлы стало падение мировых цен на нефть, на которую приходилось около 95% экспорта страны. Обвалились все социально-экономические показатели. На фоне обнищания населения усилилась преступность. Правительство стремительно теряло общественную поддержку, чем не преминули воспользоваться ее противники. И если на президентских выборах 2013 года Мадуро все же смог обойти на 1,5% единого кандидата от оппозиции – губернатора штата Миранда Энрике Каприлеса, то поражение на парламентских выборах 2015‑го стало объективным следствием глубокого экономического кризиса, в котором пребывала Боливарианская Республика. Коалиция «Круглый стол демократического единства» (MUD) получила 109 из 167 мест в парламенте.

Развязка близко?

Последние три года Венесуэла живет в ситуации двоевластия. Чависты сохраняют контроль над исполнительной и судебной властями, силовыми структурами, доминируют в Центральном избирательном совете. При этом Национальная ассамблея остается оппозиционной. Обе конфликтующие стороны не признают друг друга и не склонны к конструктивным переговорам. Избранный правительством курс на вытеснение политических противников из процесса принятия решений (парламент лишился контроля над Центральным банком, перестал участвовать в принятии бюджета и государственном управлении) радикализовал даже тех противников режима, которые ранее придерживались умеренных позиций. В свою очередь, взятая MUD линия на досрочное прекращение полномочий Николаса Мадуро, рейтинг которого в самые тяжелые времена падал ниже 20%, также обострила отношения между лагерями.

Жертвами конфронтации остаются венесуэльцы. В условиях политической борьбы власти опасаются идти на серьезные реформы – их преобразования в области экономической политики носят половинчатый характер и не улучшают ситуацию. Продолжается стремительное падение социальных показателей (этот процесс усиливается санкционным давлением), инфляция перевалила за отметку 1,5 млн процентов, а бедность превысила уровень времен, предшествовавших приходу Чавеса к власти. Люди вынуждены покидать страну, чтобы получить элементарную медицинскую помощь. Миграция из Боливарианской Республики (ее уже покинуло три миллиона человек) превратилась в серьезную региональную проблему.

Но и оппозиция вряд ли способна предложить по-настоящему внятный рецепт экономического спасения государства. Противники правительства Мадуро (к ним относятся и чависты, разочаровавшиеся в президенте, но не в самом боливарианском проекте) представляют разные сегменты политики: и левых, и правых, умеренных и радикалов. В таких условиях договориться о конкретных действиях по восстановлению расстроенной хозяйственной деятельности крайне сложно.

В этом смысле многолюдные оппозиционные демонстрации, состоявшиеся 23 января, а затем повторившиеся в разных городах страны, вряд ли можно причислить к заслугам венесуэльской оппозиции, ее лидера – председателя Национальной ассамблеи Хуана Гуайдо или Вашингтона (или всех трех факторов – консультации между главой парламента и администрацией Трампа очевидны). Уставшие от политической неопределенности и экономических неурядиц люди ждут какой-либо развязки. И, возможно, она уже близко.